Рыцари веры.
Часть третья. Диана де-Сент-Ирем.
I. Неприятный завтрак

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ 

ДИАНА ДЕ-СЕНТИРЕМ 

I
НЕПРИЯТНЫЙ ЗАВТРАК

15 мая 1621 года, пять месяцев спустя после событий, описанных нами во второй части этого романа, когда часы на колодце Самаритянки с обычным шумом пробили половину пятого утра, какой-то человек в надвинутой на глаза шляпе, закутанный в толстый плащ, пробирался с Дофииовой улицы на площадь перед училищем Сен-Дени. Остановившись на минуту на углу улицы и внимательно осмотревшись вокруг, он пошел дальше быстрыми шагами по направлению к Новому Мосту, где в то время не было ни души.

- Черт бы побрал человека, который не умеет быть аккуратным! - пробормотал он сквозь зубы. - Долго ли еще мне дожидаться?

Говоря так, незнакомец остановился у бронзового коня, постоял несколько минут неподвижно и затем опять стал оглядываться.

Это был тот удивительный час, проходящий с быстротой молнии, во время которого все спит в Париже, действительно или только притворно.

Глубокая тишина царила над этим спящим Вавилоном, прерываемая время от времени какими-то странными, глухими, неизвестно откуда доносившимися звуками.

С того места, где стоял незнакомец, открывалась прелестная панорама.

Сумерки постепенно исчезали при появлении белеющей зари, чтобы уступить место наступающему утру. Величественное, блестящее солнце, окруженное волнами пурпурного и золотого света, медленно выплывало из-за зеленеющих холмов Медона и Сюрена, бросая во все стороны золотые лучи. Небо было голубое и безоблачное. Легкий туман спустился над рекой, словно набросил сырое покрывало на стоящие на берегу статуи.

Незнакомец, не будучи, по-видимому, в душе поэтом, вместо того, чтобы наслаждаться природой и поддаться очарованию величественной картины, топал от нетерпения ногой, продолжая ворчать сквозь зубы, и теребил резную рукоятку длинной рапиры, которая щегольски приподнимала край его плаща.

Бронзовый колокол на колодце пробил три раза.

- Провались он к черту! - вскричал незнакомец. - Уже без четверти пять. Еще, пожалуй, этот достопочтенный человек был так глуп и неловок, что попался стражникам Дефонкти. Это становится невыносимо. Я подожду до пяти часов, но если он и к этому времени не придет, так мы увидим...

С отчаяния он принялся рассматривать окружавшие его предметы.

Новый Мост не был больше так пуст, как некоторое время назад. По направлению к нему со стороны Pont-aux-foins и Дофиновой улицы стекалось множество народу всякого звания и состояния: были тут и всадники, и пешеходы, и купцы, и мелкие чиновники, и солдаты, отправлявшиеся на ученье; можно было даже встретить несколько тщательно закрытых носилок, на которых, вероятно, сидели какие-нибудь красавицы, возвращавшиеся домой.

Словом, Новый Мост принял обычный оживленный вид.

При первом ударе пяти часов человек пожилых лет, одетый в черное и весьма почтенной наружности, остановился перед незнакомцем, который только что соби* рался снова произнести какое-то ужасное проклятие. Обтерев платком вспотевший лоб, вновь пришедший сказал ему приятным, ласковым голосом:

- Я думаю, что опоздал немного, не правда ли, господин сержант Ла Прери?

- Немного опоздали! - вскричал сержант, потому что этот незнакомец был не кто иной, как наш старый знакомый. - Tipes et boyaux, метр Грендорж! Вот уж около часа, как я переминаюсь здесь с ноги на ногу в ожидании вас.

- Corneboeuf! Вы, на мой взгляд, имеете еще довольно бодрый вид, ваше преподобие, - возразил сержант, еще более рассердившись. - Что вы толкуете мне об улице Серизэ? - мне, который протрясся верхом больше чемырехсот миль!..

- Полноте, сержант, не сердитесь; я вполне признаю себя виноватым перед вами, потому прошу вас принять мои извинения и закончить этот разговор.

- В самом деле! Легко сказать: прошу вас принять мои извинения и закончить этот разговор! И сказать такое человеку, который за пять дней ни разу не сомкнул глаз и несся во весь опор через холмы и рытвины, словно кабан, преследуемый охотниками. Pardieu! Славную же песенку вы поете мне, ваше преподобие!

- Ну, так говорите об этом, если хотите, - возразил священник еще более ласковым голосом.

- Черт побери! Вы скоро заставите меня сойти с ума.

- Подождите, мой друг, успокойтесь немного, а главное, советую вам для вашей же пользы отучиться от скверной привычки чертыхаться на каждом шагу; эти клятвы не прибавляют ни на волос веса тому, что вы говорите, и только отнимают половину удовольствий от беседы с вами.

- Вот как! Вы, кажется, собираетесь прочесть мне нотацию?

- Боже меня сохрани! - возразил, улыбаясь, священник. - Но сознайтесь, что я имею на это некоторое право.

- Гм, гм, - пробормотал недовольным голосом сержант, - теперь, кажется, не об этом идет речь.

- Совершенно справедливо, что я и стараюсь доказать вам уже четверть часа.

- Хорошо, согласен; поговорим же теперь о нашем деле, мы и без того потеряли много времени.

- Говорить здесь! Возможно ли это, сержант?

- Куда же вы хотите идти? Ведь я совсем не знаю Парижа.

- Я знаю его не больше вашего.

- Вот уж скоро две недели, как вы уведомлены о моем приезде, и до сих пор не нашли удобного места для нашего свидания.

- Милейший мой, вы, кажется, забываете, что я духовное лицо, и мне приходится скрываться.

- Это правда; черт бы побрал всю эту историю! Но что же в таком случае нам остается делать?

- Вот что, вы давно не были в Париже?

- Со времени процесса Point du four, вы понимаете, я боялся здесь показаться. Там, где сильные ходят, высоко подняв голову, слабым приходится низко опускать ее. Признаюсь вам, я очень странным образом попал в эту историю. Оскорбление его величества! Знаете ли, мой друг, ведь я рисковал быть повешенным! Но поищем возможность поговорить наедине. Нашел, - вскричал он вдруг, ударив себя по лбу. - Следуйте за мной.

- Что вы хотите делать? - спросил Грендорж с некоторым беспокойством.

- Пожалуй, пойдемте, если вы этого хотите, - нехотя согласился священник, не вполне доверяя выдумке сержанта.

Они обошли бронзового коня и по ступеням, спускавшимся с моста, сошли на какую-то маленькую, почти микроскопическую набережную; она примыкала к самой Сене, и к ней рыбаки часто привязывали свои легонькие лодочки.

- Уф! Вот мы, слава Богу, и пришли! - сказал сержант. - Теперь, надеюсь, вы понимаете мой план?

- Я? Нисколько.

- О, простодушный и наивный священник! Выслушайте же меня. Мы войдем в одну из этих очаровательных лодочек и, совершив в ней утреннюю прогулку по волнам Сены, вместе с тем спокойно переговорим о наших делах, не боясь быть подслушанными.

- Примите мои искренние поздравления, сержант! Вот славная идея! - с жаром воскликнул священник.

- Да, но она дурно придумана, - сказал кто-то громким голосом позади них.

- Кто вы и ком вы это говорите? - спросил сержант, вынув саблю из ножен и быстро обернувшись.

- Конечно, вам, сержант Ла Прери; я вижу, вы собираетесь сделать ужасную глупость, вот и позволил себе вмешаться в ваш разговор.

Сержант кашлянул несколько раз и с насмешливой улыбкой подошел к человеку, который так бесцеремонно вмешивался в его дела.

- Извините, милостивый государь, - сказал он, покручивая усы, - не будете ли вы так добры сделать выбор: быть сброшенным мною в воду или проколотым насквозь моей рапирой?

- Вы, конечно, желаете откровенного ответа? - возразил тот, нисколько не смутясь от угрозы.

- Попятно, я буду этому очень рад.

В таком случае, сержант, я признаюсь откровенно, как бы странно это вам ни показалось, что не согласен ни на одно из ваших любезных предложений.

- Вот как! Это совершенно противоречит моим намерениям.

- Почему же?

- Ventre Saint Quesnet! Потому что я не люблю людей, вмешивающихся в мои дела,

- Послушайте, милейший, пусть лучше между нами будет мир, - перебил его незнакомец, - Разве вы забыли Клер-де-Люня? - прибавил он шепотом, наклоняясь к его уху.

Эти слова привели сержанта в недоумение.

- Клер-де-Люня? - переспросил он.

- О, если это так, я, конечно, согласен с вами помириться!

- Не слишком ли поздно, сержант? - недовольно пробормотал начальник бездельников Нового Моста.

- Что делать, милейший! Осторожность никогда не помешает.

- Хороша же ваша осторожность! Если бы не я, вы, наверное, совершили бы ужасную глупость: возможно ли говорить о делах при лодочнике, которого вы совсем не знаете и который, услышав ваш разговор, мог бы извлечь себе из него пользу.

- Monsieur прав, - сказал священник со своей сладкой улыбкой. - Сознайтесь, что вы готовы были сделать огромную неосторожность.

- Да, неосторожность, которую вы вполне одобряли, - пробормотал сквозь зубы сержант.

- С вами невозможно спорить, вот почему я взял себе за правило во всем и всегда с вами соглашаться.

- Вы, должно быть, очень устали, сержант, так как приехали из Кастра в половине четвертого утра, - прервал их разговор Клер-де-Люнь.

- Откуда вы знаете, что я приехал в половине четвертого? - воскликнул сержант недовольным тоном.

- Какое вам дело?

- Очень большое; я не терплю, когда вмешиваются в мои дела; но продолжайте же, всезнающий человек!

- Хорошо, я согласен продолжать; впрочем, вместо того чтобы совершать такую длинную прогулку на голодный желудок, не лучше ли нам зайти в домик в нескольких шагах отсюда; хозяин его мне вполне предан, - Клер-де-Люнь указал на дом.

- Да ведь он мне отлично знаком; этот дом принадлежит Дубль-Эпе! - обрадовался сержант. - Я даже помню, как...

- Довольно, довольно, болтун, вас об этом никто не спрашивает; оставьте лучше при себе ваши сведения и отвечайте мне только, угодно вам идти туда или нет?

- Идем, идем, - отвечал сержант, с воинственным видом крутя усы. - Я готов следовать за вами повсюду, хоть в ад - единственное место, которого я еще до сих пор не посетил.

Пять минут спустя все трое сидели в знакомом зале в доме Дубль-Эпе.

По просьбе Клер-де-Люня был подан аппетитный завтрак, которому они воздали должное.

Дурное расположение духа сержанта исчезло точно по волшебству; он то и дело благодарил Клер-де-Люня в самых жарких выражениях. Ведь он и почтенный священник были выведены из затруднения только благодаря внезапному вмешательству начальника бездельников Нового Моста.

Но Клер-де-Люнь вовсе не так случайно подоспел им на помощь, как предполагал сержант. Последний не подозревал, что с самого его отъезда из Кастра в Париж, куда он совершенно неожиданно получил приказание отправиться, за его каждым шагом следили подчиненные Клер-де-Люня; эти же люди, ни на секунду не теряя его из вида, приехав в Париж пятью минутами позже него, сейчас же уведомили своего начальника.

Но к чему было Клер-де-Люню принимать столько предосторожностей, и какую цель имел король парижских бандитов, следя за поступками такого вполне безобидного человека, каким был сержант Ла Прери?

Как ни велик был аппетит сержанта Ла Прери, тем не менее в конце концов он почувствовал необходимость остановиться, не будучи более в состоянии проглотить ни одного куска.

К счастью, как сказал один знаменитый пьяница, "если нельзя много съесть, то можно много выпить". Сержант Ла Прери прихлебывал вино огромными глотками.

- Дорогой сержант, - сказал ему Клер-де-Люнь, увидев, что тому уже положительно невозможно проглотить ни одного куска, - вы, кажется, себя теперь лучше чувствуете, не правда ли?

- Совершенно верно, - отвечал сержант, - я более не голоден, но зато чувствую сильную жажду.

- О, если дело только за тем, - заметил Клер-де-Люнь, смеясь, - то мы с небольшим запасом терпения успеем преодолеть и этого врага, как преодолели другого. - Говоря так, он снова наполнил вином стакан сержанта. Последний, по-видимому, не собирался отказываться.

- Я говорил и готов повторить еще раз, - сказал он, чокаясь с начальником бездельников Нового Моста, - что вы славный малый и что с вами всегда приято иметь дело.

- Что ж, отлично! Друзья должны оказывать друг другу внимание. А вот вы мне скажите, сержант: говорят, в вашей стороне дела становятся с каждым днем все запутаннее?

- О, - возразил сержант, покручивая усы, - дела идут отлично, нельзя на это жаловаться. Одни наносят удары, другие их получают; иногда жгут города и деревин, грабят... словом, одно лучше другого.

- Какой вы счастливый человек, сержант Ла Прери; вы все это видели и не гордитесь?

- Dame! Что вы хотите, a la guerre comme a la guerre {На войне как на войне.}, каждый за себя, а черт за всех!

- Сержант, - вскричал священник, - вы, кажется, опять принимаетесь за старое?

- Простите, ваше преподобие, это невольно сорвалось у меня с языка. Пусть поберут меня пятьсот тысяч чертей, если я еще раз повторю что-нибудь подобное.

- Нет, сержант, я скорее согласен предоставить вам выражаться по-прежнему, чем выслушивать подобные извинения.

- Я думаю, так будет лучше, - согласился Клер-де-Люнь, - но все это не объясняет, почему вы поспешно уехали из Кастра и явились к нам, как снег на голову; впрочем, если это секрет, я не настаиваю...

- Секрет! Разве я могу иметь секреты от друзей? Вы, кажется, смеетесь надо мной, друг? Да я даже не знаю содержания порученных мне писем.

- Хорошо, но кому же они были адресованы?

- Как видно, товарищ, - заметил сержант, бывший немного навеселе, - вам очень хочется это узнать?

- Мне? Да я отлично знаю, судите сами: одно из писем было адресовано его преподобию, отцу Грендоржу, другое предназначалось графу дю Люку де Моверу от герцога де Рогана, а третье - графине дю Люк от ее друга - герцогини де Роган.

- К чему спрашивать о том, что вы и без меня знаете?

При этих словах Клер-де-Люнь внезапно стал серьезен.

- Как нельзя лучше, говорите; я готов на все отвечать вам как честный человек.

- Если это так, слушайте меня внимательно: все три порученных вам письма были очень важного содержания; как ни велика ваша преданность и верность человеку, которому вы служите, ему пришлось раскаяться в своем доверии к вам, как только вы уехали из Кастра.

- Каким это образом?

- Не прерывайте меня, пожалуйста, дело серьезнее, чем вы думаете. У вас два больших порока, сержант: первый - пьянство, а второй...

- Гм, какой же второй?

- Это, - продолжал беспощадный Клер-де-Люнь, - привычка болтать, как сорока, на все стороны о том, что следует хранить про себя.

Сержант нахмурил брови.

- Что это, урок? - спросил он, грозно выпрямляясь.

- Принимайте как хотите, - равнодушно отвечал Клер-де-Люнь, - меня это нисколько не беспокоит. Число глупостей, совершенных вами со времени отъезда из Кастра, бесконечно. Вы позволяли себя ловить во все расставленные вам западни; словом, при всем желании оказать услугу вашему господину, вы предали его, как Иуда Спасителя.

- Знает ли, товарищ, - возмутился сержант, - я не привык, чтобы со мной разговаривали подобным образом. Пусть через пять минут мы перережем друг другу горло, но теперь я желаю слышать от вас хоть одно доказательство тому, что вы сказали.

Клер-де-Люнь пожал плечами.

- Ваше желание очень легко исполнить. Слушайте: в двадцати милях отсюда, в деревне, где вы остановились, при входе в гостиницу "Серебряный Лев" вы встретили трех путешественников; это были два щегольски одетых молодых человека и красавица брюнетка, которую они называли Дианой.

- Верно, но что же дальше?

- Эти люди завязали с вами разговор и пригласили вас вместе отобедать: за обедом пили так много, что по окончании его вы очутились под столом. Путешественники уехали, оставив вас храпеть вволю.

- Ну, так что же тут дурного?

- Дурного? Вот что: дав вам снотворного на целых двенадцать часов, они украли порученные вам бумаги.

- О, этого не может быть! - вскричал сержант, быстро поднося руку к куртке.

- Я говорю не только о трех письмах, хотя и они тоже исчезли, но и о секретной шифрованной бумаге, которую герцог де Лафорс посылал графу дю Люку и которая была пришита к вашей одежде. Хотите, я скажу вам теперь, кто были эти три путешественника?

- Говорите, - отвечал сержант дрожащим голосом.

- Первый из них был граф Жак де Сент-Ирем, второй граф де Ланжак; что касается дамы, это была Диана де Сент-Ирем, сестра первого из них и любовница второго.

Недобрая улыбка прибежала по губам Клер-де-Люня.

- Да, вы погибли, - повторил он.

Несчастный сержант продолжал рыться в карманах куртки с лихорадочной поспешностью и вынул оттуда три письма, которые бросил на стол.

- О, это правда! - подтвердил он с отчаянием. Это были три чистых листка бумаги: их ему подложили вместо украденных писем.

- Ну, что? - спросил Клер-де-Люнь ледяным тоном.

Сержант поднял голову; его лицо было бледно, но спокойно.

Он встал, оттолкнул стул и, опустившись на колени перед пастором, сказал:

- Благословите меня, отец мой, я умираю.

- Аминь! - произнес Клер-де-Люнь.

Сказав это, он придавил каблуком сапога едва заметный на паркете гвоздик; в ту же минуту под ногами сержанта, тщетно старавшегося приподняться, опустился пол, и несчастный провалился туда, испустив отчаянный крик.

- Правосудие свершилось! - сказал Клер-де-Люнь.

- Что же сталось с бумагами? - спросил пастор, не высказавший при этой сцене ни малейшего удивления.

- Но, - осмелился возразить пастор, - зачем же в таком случае вы поступили так беспощадно с этим несчастным? Ведь сделанная им беда исправлена?

- Я имел на то приказание, - сухо ответил Клер-де-Люнь.

Пастор поклонился, ничего не говоря.

- Вы сами, ваше преподобие, очень опоздали на свидание, - возразил начальник бездельников Нового Моста, - это весьма легко могло возбудить подозрение у сержанта Ла Прери.

Клер-де-Люнь пожал плечами.

Пастор заглушил вздох.

- Несчастный человек! - пробормотал он.

- Но к чему было доводить жестокость до такой степени?

- Вы в этом ничего не смыслите; я имел самое доброе намерение, - иронично сказал Клер-де-Люнь. - Когда человек умирает, он не знает, куда отправляется; путешествие может быть продолжительным.

- Ну, так что же? - спросил с удивлением пастор.

- Ну, так лучше отправиться, хорошенько пообедав, - отвечал он небрежно. - Никто не знает, что будет за гробом.

Бедный сержант, которого постигла такая трагическая судьба, был найден в фантастических сетях Сен-Клу, если предположить, что подобные сети существовали уже в ту эпоху.