Арканзасские трапперы.
Эпилог

ЭПИЛОГ

Это было несколько месяцев спустя после экспедиция графа Рауссета Бульбона.

В то время французы пользовались большим уважением в Соноре. Все наши путешественники, случайно попадавшие туда, могли рассчитывать на самый дружеский, радушный прием.

Поддаваясь своей страсти к путешествиям, я выехал из Мексики с единственною целью - осмотреть страну.

Один из моих друзей-охотников подарил мне великолепного мустанга, и я проехал верхом несколько сотен миль вдоль американского континента.

Я путешествовал, как всегда, один, делал очень небольшие переходы, пробирался через покрытые снегом горы и обширные пустыни, переплывал через быстрые реки и стремительные потоки только для того, чтобы посетить и осмотреть испанские города, расположенные по берегам Тихого океана.

Я путешествовал уже около двух месяцев и был в нескольких милях от Эрмосильо. Меня интересовал этот город, сдавшийся через два часа после атаки графу Рауссету, отряд которого состоял всего только из двухсот пятидесяти человек. А между тем Эрмосильо - большой город с пятнадцатитысячным населением. Он окружен стенами и мог выставить против французов тысячу сто солдат под начальством генерала Браво, одного из самых храбрых мексиканских генералов!

Солнце зашло, и сразу стемнело. Моя бедная лошадь проехала уже пятнадцать миль. За последние дни я чересчур напрягал ее силы, спеша поскорее доехать до Гуаймаса, и потому она с трудом продвигалась вперед и чуть ли не на каждом шагу спотыкалась на острые камни.

Я сам страшно устал и проголодался. Мысль провести ночь на открытом воздухе нисколько не улыбалась мне.

Я знал, что в окрестностях Эрмосильо есть много ферм, но нигде не виднелось ни огонька, и я боялся заблудиться в темноте.

Впрочем, как и все люди, ведущие скитальческую жизнь, полную лишений и всевозможных случайностей, я привык к ним и довольно философски отнесся к постигшей меня неудаче. Путешественнику, в особенности в Америке, приходится полагаться во всем только на себя и не рассчитывать ни на какую постороннюю помощь.

Итак, потеряв всякую надежду на приют и ужин, я вздохнул и подчинился своей участи. Ехать дальше было невозможно: в темноте я рисковал сбиться с дороги. Мне оставалось только отыскать подходящее место для ночлега, где нашлось бы немножко травы для моей лошади, такой же голодной, как и я сам.

Но даже и это скромное желание не легко было исполнить. Кругом меня расстилалась сожженная солнцем пустыня, покрытая мелким, как пыль, песком. Наконец я увидел какое-то жалкое деревцо, под которым росла тощая трава.

Я собирался уже сойти с лошади, как вдруг до меня донесся стук копыт.

Я замер на месте.

Встретить всадника в этих пустынях, да еще ночью, не особенно приятно.

Конечно, он может оказаться и честным человеком, но, по большей части, оказывается негодяем.

Я зарядил револьвер и ждал.

Мне пришлось ждать недолго.

-- Добрый вечер, кабальеро! - сказал он.

Голос и манера его были так дружелюбны, что мои подозрения тотчас же рассеялись.

Я отвечал на его приветствие.

-- Куда едете вы так поздно? - спросил он.

-- Мне и самому очень интересно было бы узнать это, - ответил я. - Теперь так темно, что я, кажется, заблудился и решил остановиться на ночлег под этим деревом.

-- Не особенно удобный ночлег, - отвечал, покачав головой, незнакомец.

-- Да, не удобный, - отвечал я. - Но, за неимением лучшего, приходится удовольствоваться им. Я умираю от голода, лошадь моя страшно устала, и мы оба предпочитаем лучше отдохнуть здесь, чем ночью, в темноте, разыскивать приют, которого нам, по всей вероятности, и не удастся найти.

-- Гм! - сказал незнакомец, взглянув на моего мустанга, который опустив голову, старался поймать кончиками губ несколько сухих травинок. - У вас, как кажется, очень породистая лошадь. Может она, несмотря на усталость, проехать еще мили две?

-- Она в состоянии проехать и два часа, если нужно, - улыбаясь, ответил я.

-- В таком случае, следуйте за мной, - весело проговорил незнакомец. - Обещаю вам обоим приют и сытный ужин.

-- Очень рад и благодарю вас, - отвечал я, пришпоривая лошадь.

Она, казалось, поняла, в чем дело, и пошла довольно крупной рысью.

Мой спутник был человеком лет сорока, с умным открытым лицом. На нем был костюм землевладельца. Широкополая фетровая шляпа его была украшена широким золотым галуном; плащ спускался с плеч и закрывал круп лошади; на ногах были ботфорты с толстыми серебряными шпорами, а на левом боку, как и у всякого мексиканца, висел кинжал.

Между нами завязался живой разговор. Не прошло и получаса, как на некотором расстоянии от нас выплыло из темноты большое, величественное здание. Это была асиенда, в которой, по словам моего проводника, я мог рассчитывать на радушный прием и хороший ужин.

Моя лошадь заржала и прибавила шагу, а я мысленно возблагодарил свою счастливую звезду.

При нашем приближении какой-то всадник, стоявший на карауле, окликнул нас, а семь или восемь чистокровных ищеек бросились к моему спутнику и с громким лаем и радостным визгом запрыгали около него.

-- Это я! - крикнул он караульному.

-- А, Весельчак! Наконец-то! - отвечал тот. - Вот уже больше часа, как вас ждут.

-- Скажите хозяевам, Черный Лось, что со мной приехал путешественник. - Да не забудьте прибавить, что он француз.

-- Черт возьми! - воскликнул мой спутник. - Да ведь мы почти соотечественники.

-- Каким же это образом?

-- Я канадец. Как же мне было не узнать вашего акцента?

Разговаривая, мы подъехали к асиенде, около дверей которой толпились люди.

Как кажется, известие о том, что я француз, произвело некоторое впечатление.

Двенадцать слуг стояли с факелами, при свете которых я увидел человек семь или восемь мужчин и женщин, спешивших к нам навстречу.

Хозяин асиенды, высокий мужественный человек лет пятидесяти, со смелым энергичным лицом, подошел ко мне. На его руку опиралась дама, которая в молодости была, наверное, замечательной красавицей; даже и теперь, несмотря на то, что ей было около сорока лет, она поражала своей красотой. Около них, с любопытством разглядывая меня, остановилось несколько прелестных детей.

Немного позади стояла дама лет семидесяти и почтенный, уже совсем седой старик.

Я одним взглядом окинул эту семью; в ней было что-то патриархальное, возбуждающее невольное сочувствие и уважение.

-- Я очень счастлив, сеньор, - сказал хозяин, беря мою лошадь под уздцы и помогая мне сойти с нее, - что мой друг Весельчак убедил вас приехать ко мне.

-- Должен сознаться, сеньор, - улыбаясь, отвечал я, - что это удалось ему без большого труда. Я не отговаривался и с глубокой признательностью принял его предложение.

-- Теперь уже поздно, и вы утомлены, - продолжал хозяин. - Если вы позволите, я проведу вас в столовую. Мы собирались ужинать, когда нам сказали о вашем приезде.

-- Благодарю вас, сеньор, - отвечал я, наклонив голову. - При таком радушном приеме я совсем забыл о своей усталости.

-- Сразу видна французская вежливость! - сказала, улыбаясь, хозяйка.

Я предложил ей руку, и мы вошли в столовую, где на огромном столе стоял обильный ужин, аппетитный запах которого напомнил мне, что я постился в продолжение двенадцати часов.

Все уселись вокруг стола; нас было, по меньшей мере, человек сорок.

Вместе с хозяевами ели и слуги. На асиенде еще соблюдался этот старинный, уже выходящий из употребления обычай.

Когда все немного подкрепили свои силы, разговор, вначале довольно вялый, заметно оживился.

-- Ну что же, Весельчак? - спросил седой патриарх моего спутника, который сидел рядом со мной и энергично работал ножом и вилкой. - Выследили вы ягуара?

-- Ого! И вы вполне уверены, что их два?

-- Не думаю, чтобы я ошибался. Спросите хоть у Чистого Сердца. Он знает, что я пользовался довольно большой известностью в западных прериях.

-- Весельчак не мог ошибиться, - сказал хозяин дома. - Он для этого слишком опытный охотник.

-- В таком случае, нужно собрать загонщиков и поскорее избавиться от этих опасных соседей. Как ты думаешь, Рафаэль?

-- Я уже позаботился об этом, отец, и очень рад, что вы согласны со мною. Черный Лось, должно быть, успел все подготовить.

-- Да, все готово, - отвечал Черный Лось. - Можно отправиться на охоту когда угодно.

Дверь отворилась, и в комнату вошел новый посетитель. Рафаэль и его жена встали и пошли к нему навстречу.

Меня несколько удивила такая предупредительность, тем более, что гость был индеец. Я хорошо знаю краснокожих, не раз живал вместе с ними, и мне стоило только взглянуть на костюм посетителя, чтобы узнать, что он принадлежит к племени команчей.

-- О! Орлиная Голова! Орлиная Голова! - радостно кричали дети, окружив его.

Он поочередно перецеловал их всех и дал им какие-то игрушки, которые так искусно умеют делать индейцы. Потом он, улыбаясь, подошел к столу, очень любезно раскланялся и сел между хозяином и хозяйкой.

-- А мы рассчитывали, вождь, что вы придете до захода солнца, - дружески сказала хозяйка. - Нехорошо с вашей стороны заставлять себя ждать.

-- Орлиная Голова ходил по следу ягуаров, - ответил индеец. - Теперь моей дочери нечего бояться. Они убиты.

-- Как! Вы уже убили ягуаров? - воскликнул Рафаэль.

-- Да, мой брат может взглянуть на них. Шкуры очень хороши, они лежат во дворе.

-- Вы, должно быть, всегда будете нашим Провидением, вождь! - сказал дон Рамон, протягивая ему руку.

-- Мой отец говорит хорошо, - отвечал Орлиная Голова. - Владыка жизни вложил в его уста эти слова. Семья моего отца - моя семья.

После ужина Рафаэль проводил меня в прекрасную комфортабельную спальню. Я лег в постель и тотчас же заснул.

На другой день хозяева стали уговаривать меня отложить на время мое путешествие и погостить у них. Нужно сознаться, что я очень охотно согласился исполнить их просьбу. Уже не говоря о том, что мне жаль было расстаться с людьми, так радушно принявшими меня, мое любопытство было возбуждено всем виденным накануне, и мне очень хотелось пробыть на асиенде еще несколько дней.

Прошла целая неделя.

Мне почему-то казалось, что окружавшие меня люди были далеко не всегда так счастливы, как теперь, что каждому из них пришлось многое пережить и перестрадать.

Почему на их лицах появляется иногда такое скорбное выражение? Откуда взялись эти глубокие морщины? Наверное, их провело не время, а какое-нибудь тяжелое горе.

Эта мысль преследовала меня и, несмотря на все усилия, я никак не мог отделаться от нее.

Прошло еще некоторое время, и я стал близким человеком в этой милой семье. Все полюбили меня, горячо принимали к сердцу мои дела и откровенно говорили со мною о своих. Но интересовавший меня вопрос до сих пор остался неразрешенным. Несколько раз собирался я задать его и - не смел. Я боялся быть нескромным, боялся разбередить еще незажившие раны.

Раз вечером я и Рафаэль возвращались с охоты. Мы были уже недалеко от дома, когда он вдруг остановился и положил руку мне на плечо.

-- Что с вами, дон Густавио? - спросил он. - Вы выглядите таким мрачным и озабоченным. Может быть, вы скучаете в нашем обществе?

-- Вы, конечно, и сами не верите тому, что говорите, - отвечал я. - Напротив, никогда в жизни не был я так счастлив, как теперь!

-- Так оставайтесь с нами! - воскликнул он. - У нашего очага всегда найдется место для друга.

-- Благодарю! - отвечал я, крепко пожимая ему руку. - Очень бы желал остаться, но не могу. Я похож на Вечного Жида. Какой-то голос постоянно твердит мне: "Иди! Иди!" И я покоряюсь своей участи.

мне, в чем дело.

-- Извольте, я исполню ваше желание, - ответил я. - Верьте только, что не пустое любопытство, а глубокое участие к вам руководит мною.

-- Смелее, смелее, - улыбаясь, сказал он. - Исповедуйтесь мне, и я заранее обещаю вам полное отпущение грехов.

-- Мне и самому гораздо приятнее высказать вам все.

-- Говорите. Я слушаю.

Печальная улыбка показалась у него на губах.

-- Простите меня! - воскликнул я. - Вот этого-то я и боялся! Ради Бога, прекратим этот разговор и забудьте о моей нескромности!

Я был страшно недоволен собою.

-- Нет, - отвечал Рафаэль, - ваш вопрос не кажется мне нескромным. Вы сделали его из участия к нам, и ваша проницательность доказывает, что вы любите нас. Вы не ошиблись, мой друг: мы все перенесли много горя. Если желаете, я расскажу вам все, и вы убедитесь, что счастье досталось нам очень дорого. А теперь пойдемте домой; нас, наверное, уже ждут.

-- Ну, мой друг, - сказал он, - вы сейчас узнаете все. Мой отец, мать, моя дорогая жена, Весельчак, Черный Лось и Орлиная Голова участвовали в той ужасной драме, которую я расскажу вам. Если я что-нибудь забуду, они помогут мне.

И Рафаэль рассказал мне все, что вы прочитали в этой книге.

Страшные, потрясающие события, которые передавал мне человек, сам игравший в них такую выдающуюся роль, в высшей степени заинтересовали меня. На вас, читатель, они, конечно, не могли произвести такого сильного впечатления. Они много потеряли в моем изложении: в них нет той живости, которая составляла их главное достоинство.

Через неделю после этого я распрощался с моими радушными хозяевами. Но вместо того, чтобы отправиться в Гуаймас, как и предполагал раньше, я принял участие в экскурсии, которую задумал Орлиная Голова, и уехал вместе с ним. Много интересного видел я во время пути и, если вы не очень скучали, читая мою книгу, я, может быть, когда-нибудь расскажу вам и об этой поездке.