Золотая Кастилия.
Глава XI. Прибытие

ГЛАВА XI. Прибытие

Пока Марсиаль, Франкер или дон Гусман де Тудела, как читателю угодно его называть, спешил на свидание, назначенное ему доном Санчо Пеньяфлором, в Пор-де-Пе царило необыкновенное волнение. Среди местных жителей с быстротой молнии распространилось крайне важное известие, и все население, побросав свои дома, с радостными криками хлынуло к гавани, стараясь как можно быстрее добежать до берега.

Действительно, для Береговых братьев событие было чрезвычайно важным. Часовой, выставленный на мысе Мариго, дал знать о приближении шхуны, на которой находились знаменитые флибустьеры, - шхуны, отплывшей уже так давно, что ее считали погибшей или захваченной испанцами в плен и уже не надеялись на ее возвращение; поэтому, повторяем, радость была велика и восторг дошел до крайней степени.

Шхуна при свежем утреннем ветре вошла в гавань с распущенными парусами, и уже легко было узнать Береговых братьев, собравшихся на палубе и весело махавших шляпами в знак благополучного возвращения.

Наконец бросили якорь, подобрали паруса, и граф д'Ожерон, стоявший с своими офицерами на конце пристани и нетерпеливо ожидавший этой минуты, чувствуя, что не в силах сдержать нетерпение, сел в лодку и направился к шхуне.

Его встретил Монбар и протянул ему руку, чтобы помочь взойти на шхуну. Губернатор ухватился за фалрепы и, несмотря на свою тучность, проворно взобрался на палубу.

-- Добро пожаловать, господин д'Ожерон, - сказал ему Монбар с дружелюбным поклоном.

-- Вам добро пожаловать, - весело ответил губернатор. - Черт побери, если я и считал вас всех на дне моря, то только потому, что ни на минуту не мог предположить, будто вы находились в плену у испанцев; поэтому признаюсь вам, любезный Монбар, вы освобождаете меня от жестокого беспокойства.

-- Искренне благодарю вас, милостивый государь. Я вдвойне счастлив видеть вас, так как мне крайне необходимо поговорить с вами, и если бы вы не пожаловали ко мне на шхуну, мой первый визит был бы к вам.

-- Гм! гм! - весело заметил д'Ожерон. - Кажется, есть какие-то новости?

-- Да.

-- Стало быть, ваше путешествие прошло благополучно?

-- Превосходно.

-- Что же вы привезли?

-- Ничего.

-- И это вы называете благополучным путешествием?

-- Да.

-- Коли так, я ничего не понимаю. Надеюсь, вы мне все: объясните.

-- И даже сейчас, если вы хотите.

-- Еще бы не хотеть! Я приехал именно за тем, чтобы услышать от вас рассказ о вашей экспедиции.

-- Стало быть, все к лучшему. Угодно вам спуститься в мою каюту?

-- Да, для того чтобы разговаривать о посторонних предметах, но для того, что я хочу вам сказать, лучше нам быть одним.

-- Черт побери! - воскликнул д'Ожерон, потирая руки. - Вы выражаетесь слишком таинственно; стоит ли дело того, по крайней мере?

-- Можете судить сами, если согласитесь сойти в каюту.

-- Ничего другого я не желаю, но скажите, пожалуйста, каким образом, отправившись на бриге, вы возвращаетесь на шхуне?

-- А! Вы заметили, - засмеялся Монбар.

-- Кажется, это не трудно.

-- Мой бриг был стар, открылась течь, он пошел ко дну, и я был вынужден с некоторыми товарищами искать убежища на Материковой земле.

-- Как! На Материковой земле, среди испанцев? Да вы просто бросились в волчью пасть!

-- Это правда, но, как вы можете заметить, я оттуда выбрался.

-- Трудно было бы представить себе иначе.

-- Хорошо, - ответил Монбар с оттенком меланхолии, - но когда-нибудь я останусь там.

-- Полноте, вы этого не думаете.

-- Кто знает... Но пока что я вернулся цел и невредим. Теперь, если вы изволите, я отведу вас в мою каюту.

-- Сделайте одолжение, если вы находите это необходимым.

Губернатор пошел за Монбаром, который отвел его в свою каюту, где посадил за стол, на котором находились ром, лимоны, вода, сахар и мускатные орехи.

Привыкнув к гостеприимству флибустьеров, д'Ожерон без всяких церемоний приготовил себе грог по-буканьерски, между тем как Монбар отвел Филиппа в сторону и коротко приказал ему никого не подпускать к каюте. Молодой человек поклонился дяде, обменялся с ним приветствиями и поспешил на палубу, где первой его заботой было выставить часового у спуска в каюту со строгим приказанием никого не пропускать.

Д'Ожерон и Монбар были уверены, что им никто не помешает и что их никто не подслушает, поэтому они могли говорить о своих делах без опаски.

Монбар первым начал разговор, слегка пригубив из стакана.

-- Любезный граф, - сказал он, - вы по-прежнему питаете ко мне доверие?

-- Самое неограниченное доверие, друг мой, - не колеблясь ответил губернатор. - Но для чего, позвольте спросить, вы задаете мне этот странный вопрос?

-- Потому что, хотя я и был уверен в вашем ответе, но все же чувствовал необходимость услышать его лично от вас.

-- Совершенно.

-- Ваше здоровье!

-- Ваше здоровье!

Они чокнулись стаканами.

-- У меня была еще одна причина, - продолжал Монбар.

-- Неужели вы думаете, что я об этом не догадался? Какая же это причина?

-- Я хочу предложить вам невозможное дело.

-- Для вас нет ничего невозможного, Монбар.

-- Вы думаете?

-- Это мое убеждение.

-- Благодарю. Тогда дело устроится само собою.

-- Однако вы считаете его невозможным?

-- Позвольте мне прежде напомнить вам о разговоре, состоявшемся у нас до взятия Тортуги.

-- Напомните, время у нас есть.

-- Я сказал вам тогда, если вы помните, что наше общество, основанное на прочном основании, могло заставить дрожать испанское правительство и что, если мы захотим, мы будем так сильны, что уменьшим, если не уничтожим совершенно испанскую торговлю в американских колониях.

-- Вы действительно говорили это, и я так хорошо понял важность ваших слов, что настаивал как можно скорее овладеть Тортугой, превосходным стратегическим пунктом, чтобы держать неприятеля в страхе.

-- Именно. Мы и взяли Тортугу.

-- Да, и, клянусь вам, испанцы не отнимут ее у нас - по крайней мере пока я буду иметь честь быть вашим губернатором.

-- Я в этом убежден. Но теперь, кажется, настала минута нанести сильный удар.

-- Посмотрим, - сказал д'Ожерон, попивая грог. - Судя по вашим намекам, дело обещает быть серьезным.

Монбар расхохотался.

-- Говорите же и не тревожьтесь.

-- Говорить все откровенно?

-- Разумеется!

-- И вы не обвините меня в сумасшествии или в грезах наяву?

-- Ни в том, ни в другом. Напротив, я считаю вас человеком очень серьезным, который, прежде чем решится на какую бы то ни было экспедицию, старательно рассчитает все последствия.

-- Хорошо. Если так, слушайте меня.

-- Я весь превратился в слух.

-- Как я уже говорил вам, лишившись своего брига, я укрылся на Материковой земле. Знаете, в каком месте случай заставил меня высадиться?

-- Нет, не знаю.

-- В двух лье от Маракайбо.

-- Я знаю эти берега; кроме испанцев, их посещают дикари. Вам, верно, пришлось преодолеть немало затруднений, любезный Монбар!

-- Нет; как только я высадился на землю, я встретился с вашим племянником Филиппом, который спрятал свою шхуну где-то на берегу.

-- Что он мог там делать?

-- Не знаю, и, признаюсь, я даже не спрашивал его об этом.

-- А я его спрошу.

--Это ваше дело... Тогда мне пришла в голову одна мысль.

-- Не могу сказать, что это удивляет меня, - заметил губернатор, весело кланяясь Монбару. - Но что же это за мысль? Она должна быть крайне решительной - или я сильно ошибаюсь.

Монбар ответил поклоном на его поклон.

-- О, Бог мой, - небрежно произнес он, - мысль очень простая: надо просто овладеть Маракайбо.

-- Что?! - закричал д'Ожерон, вскочив с места. - Овладеть Маракайбо?

-- Что вы думаете по этому поводу?

-- Вас это удивляет?

-- Мне нравится ваше хладнокровие! Стало быть, вы говорите серьезно?

-- Еще бы! Вот уже целый месяц как я обдумываю этот план.

-- Да вы просто сошли с ума! Овладеть Маракайбо!

-- Почему бы и нет?

-- Что за человек! Ни в чем не сомневается!

-- Это великолепный способ преуспеть. Кроме того, дело зашло несколько дальше, чем вы можете предположить.

И Монбар подробно поведал обо всем, что ему удалось сделать за время своего пребывания на материке: как он проник в город, как его приняли и прочее и прочес.

Губернатор слушал его, разинув рот; он не мог поверить своим ушам. Однако д'Ожерон был человек смелый. Он сам был флибустьером в течение нескольких лет, и не раз приходилось ему давать доказательства своей храбрости - и какие доказательства! Но в его время никогда не предпринималось такой страшной экспедиции; по своей отважности она превосходила все самое невероятное, что могло нарисовать самое смелое воображение. Поэтому, как он признался Монбару, д'Ожерон был просто поставлен в тупик и готов был думать, что все происходит в каком-то страшном кошмаре.

Монбар улыбался и, прихлебывая грог маленькими глотками, невозмутимо продолжал объяснять ему свой план, а также какими средствами намерен он добиваться успешного осуществления этого плана.

Как это часто случается, когда два энергичных человека, давно знакомых и по достоинству ценящих друг друга, расходятся во взглядах на какую-либо важную проблему, более твердый в конце концов убеждает другого, и тот принимает предложенный ему план, с тем чтобы позднее внести в него необходимые поправки. Д'Ожерон мало-помалу проникся идеей Монбара и в целом одобрил ее.

-- Идея грандиозна и достойна вас, - сказал он, - но исполнение ее крайне трудно.

-- Меньше чем вы предполагаете. В сущности, о чем идет речь? О неожиданном нападении, и ни о чем больше, - ответил Монбар с жаром. - Заметьте, что этот край удален от всякой помощи и практически предоставлен самому себе. Жителей здесь немного, и они рассыпаны по деревням, гарнизоны слабы, укрепления ничтожны. Мы с быстротой молнии нападем на колонию, прежде чем испанцы узнают, кто мы, и прежде чем, опомнившись от ужаса, который внушит им наше присутствие, успеют собраться, так что мы успеем сделать свое дело и уехать, а они не будут знать, кто на них напал.

-- Но что, если вы встретите испанскую эскадру?

-- Мы с ней сразимся, черт побери! И потом, кто ничем не рискует, тот ничего не добьется, гласит пословица. Мы сумеем захватить богатую добычу; вы просто не можете себе представить, какие сокровища заключаются в том краю.

-- Подозреваю, - сказал, смеясь, д'Ожерон. - Кажется, мы никогда там не бывали?

-- Никогда. Поэтому Маракайбо служит, так сказать, кладовой других колоний. Жители считают себя в безопасности от нападения.

-- Бедные испанцы, они даже не подозревают, что готовит им будущее!

-- Ну вот, теперь вас беспокоит участь испанцев.

-- Увы! Я предчувствую, что вы замышляете страшную резню.

-- Никогда я не убью достаточно этих проклятых испанцев, - с плохо скрываемым гневом воскликнул Монбар.

-- Мне хотелось бы иметь возможность, как Нерон, изобретать пытки для того, чтобы заставлять их страдать как можно сильнее!.. Но вернемся к нашему делу. Сколько у вас здесь кораблей?

-- В Пор-де-Пе?

-- В Пор-де-Пе, Пор-Марго, Леогане, на Тортуге - повсюду.

-- Не очень много: кораблей тридцать, из которых не более двенадцати или четырнадцати в состоянии выйти в море.

-- Больше нам и не надо, лишь бы они были скоры на ходу. Я покупаю их.

-- Стало быть, вы богаты?

-- Я владею казной Двенадцати, - ответил Монбар, улыбаясь.

-- Вот уже несколько раз я слышу об обществе Двенадцати, - заметил д'Ожерон, нахмурив брови.

-- Не тревожьтесь, я предводитель этого общества. Его единственная цель - слава и богатство флибустьерства.

-- Хорошо, теперь я не беспокоюсь, но все же, если вы согласны, позже мы еще вернемся к этому предмету.

-- Когда вам будет угодно. Итак, вы согласны продать корабли, которые мне нужны?

-- С этой минуты они ваши.

-- Благодарю. Теперь надо найти людей.

-- О! В людях недостатка не будет.

-- Простите, я знаю, о чем говорю; мне нужны люди решительные, которые без колебаний последуют за мной в ад, если я потребую.

-- Думаю, что вы легко найдете таких людей.

-- Браво! Остается только просить вас об одном.

-- О чем же?

-- Хранить тайну! Вы же знаете, что испанские шпионы так и кишат вокруг. Одно неосторожное слово погубит все.

-- К несчастью, вы правы, любезный Монбар. Я хочу сказать вам кое о чем, а вы должны быть осторожны: с некоторых пор точно какой-то злой гений преследует нас. Ни одно наше решение не остается в тайне, испанцы тотчас о нем узнают, принимают необходимые меры предосторожности, и наши планы не удаются.

-- Это крайне важно. Должно быть, среди нас изменник!

-- Что же вы сделали?

-- То, что вы, без сомнения, сделали бы сами: я созвал самых знаменитых Береговых братьев - де Граммона, Дрейка, Франкера и еще нескольких других, сообщил им о своих подозрениях и попросил понаблюдать за их товарищами, обывателями и вербованными.

-- И что же?

-- Ничего не удалось узнать.

-- Ей-Богу, я найду изменника, клянусь вам! - промолвил Монбар мрачным голосом. - И тогда горе ему, кто бы он ни был!

-- Вот, например: вы ведь недавно приехали в Пор-де-Пе?

-- Всего час тому назад, как вам известно.

-- Конечно, это очень странно... крайне странно, тем более что только три человека осведомлены о моих планах; остальная команда шхуны, должно быть, кое о чем подозревает, но смутно, едва ли веря в то, что все это правда.

-- Кто же эти трое?

-- Ваш племянник Филипп, за скромность которого я ручаюсь головой, вы и я... Но будьте спокойны, я обязуюсь повести дело так, чтобы изменник, кто бы он ни был, не мог ничего узнать.

-- Дай Бог! - сказал д'Ожерон, вставая. - Вы остаетесь на шхуне?

-- Буду очень рад. Есть у вас дом, где вы намерены остановиться?

-- Почему вы об этом спрашиваете?

-- Потому что на случай, если вы не выбрали, где вам остановиться, я мог бы предложить комнату у меня.

-- Благодарю, но не могу принять этого любезного предложения; я сегодня же хочу заняться делами, и мне нужна полная свобода действий. Кроме того, мне нужно переговорить с моими товарищами.

-- С удовольствием, если только вы не будете обедать слишком поздно, так как мне нужно освободиться достаточно рано.

-- В пять часов, если это вам удобно.

-- Прекрасно.

Перед отъездом губернатор пожелал осмотреть судно, чем чрезвычайно польстил экипажу, после чего, пригласив на торжественный обед своего племянника и главных офицеров на шхуне, сел в сопровождении Монбара в шлюпку, приготовленную для него по приказанию Филиппа.

Сойдя на берег, д'Ожерон напомнил Монбару о своем приглашении, попросив не опаздывать, потом оба дружески Распрощались и разошлись в разные стороны. Монбару с большим трудом удалось уклонился от пышной встречи и оваций, приготовленных ему Береговыми братьями, которые непременно хотели с триумфом нести его на руках. Наконец ему удалось зайти в гостиницу, случайно попавшуюся по дороге, и толпа, прождав его довольно продолжительное время перед дверью и видя, что он не выходит, наконец разошлась.