Золотая Кастилия.
Глава XVIII. Агуир

ГЛАВА XVIII. Агуир

В то время как флибустьеры приближались к острову Аруба и останавливались там, чтобы оттуда, по их выражению, налететь, как коршуны, на Маракайбо, этот несчастный город, не зная ужасной опасности, нависшей над его головой, смеялся, плясал - словом, пировал напропалую.

В сезон прибытия судов из Европы испанский флот вошел в бухту и бросил якорь перед городом.

Колонисты, остающиеся одни восемь месяцев в году, слишком удаленные от таких больших центров, как Веракрус, с трудом могли доставать вещи первой необходимости, которых у них совершенно не было, и потому с живейшим нетерпением ждали появления кораблей, чтобы обменять табак, какао, строевой лес, золото, серебро, жемчуг на различные европейские товары: инструменты, муку, материи и многое другое.

На этот раз корабли прибыли прямо из Кадиса, не останавливаясь ни в какой гавани, так что они доверху были наполнены грузом.

В город беспрестанно входили мулы, тяжело навьюченные тюками из асиенд [поместье, ферма в Латинской Америке]; они проходили по улицам, весело бренча бубенчиками.

По приказанию губернатора на Пласа-Майор, Главной площади, были раскинуты шатры, выстроены навесы для временных магазинов. Одним словом, это была ярмарка, которая должна была продлиться месяц и во время которой, по милости прибытия чужестранцев, население города увеличилось почти вдвое.

По вечерам улицы освещались как бы по волшебству и на всех площадях танцевали с тем увлечением и с теми веселыми криками, которые составляют самую привлекательную сторону характера южных народов, столь веселых и беззаботных.

У дона Фернандо д'Авила было много дел. Он должен был поддерживать порядок в этой толпе и наблюдать, чтобы торги шли честно с обеих сторон, потому что европейские купцы, зная, как нужны их товары, и будучи очень жадны, без всякого зазрения совести запрашивали сто пиастров за вещь, стоившую десять. Из-за этого вспыхивали споры и ссоры, которые губернатор улаживал с большим трудом, так как и колонистов, и испанцев очень трудно было урезонить.

Поэтому дон Фернандо против своей воли вынужден был уделять очень мало времени своей питомице, которая почти всегда оставалась одна взаперти в своих комнатах. Но девушка не жаловалась на одиночество, напротив, она была ему очень рада, ведь таким образом она могла без всяких помех думать о том, кого любила. Большую часть дня девушка проводила, сидя на балконе, спрятавшись за шторой, пристально устремив глаза на озеро, погруженная в бесконечные мечтания. Иногда она приподнимала голову и, обращаясь к нье Чиале, сидящей возле нее и перебирающей четки, говорила своим нежным голоском:

-- Не правда ли, кормилица, мой возлюбленный скоро вернется?

Старуха с досадой качала головой; она не отвечала или бормотала какие-то слова, которые девушка не могла расслышать. Правда, она вовсе и не слушала, что говорила кормилица, а предпочитала улыбаться своим мыслям и вновь возвращаться к своим сладостным грезам.

Два или три раза нья Чиала старалась дать ей понять, что гораздо лучше было бы, вместо того чтобы вести затворническую жизнь, выходить вместе с ней из дома, осмотреть город, посетить европейские лавки, наполненные восхитительными безделушками, которые так нравятся женщинам - и знатным дамам, и горничным - и за которые столь многие из них отдают свою душу в когти дьяволу.

Донья Хуана на каждую подобную просьбу своей кормилицы отвечала сухим "нет" или возражала, что ей не нужны ни кружева, ни вещицы, что ей хорошо дома, и тотчас погружалась в свои прерванные размышления.

Однажды утром при возобновлении настойчивых просьб ньи Чиалы девушка, печальная в этот день, сама не понимая отчего, так как вроде бы ничто не оправдывало такого расположения ее духа, с досадой оставила свое место на балконе и направилась к двери, без сомнения с намерением отвязаться от настойчивых просьб старухи, запершись в своей спальне или в будуаре, когда вдруг дверь отворилась и на пороге показался дон Фернандо д'Авила.

-- Милая Хуана, - сказал он без всяких предисловий, - я пришел просить вас поехать со мной в гавань. Говорят, что у капитана корабля "Тринидад" есть чудесные кружева и великолепные материи. Он хочет показать их вам, поскольку уверен, что ваш вкус будет определять здешнюю моду и что товары, выбранные вами, будут иметь огромный сбыт. Он пригласил нас также позавтракать на его корабле. Я принял приглашение за себя и за вас. Этот капитан - прекраснейший человек, и мне не хотелось бы рассердить его. Приготовьтесь же, но поскорее, потому что капитан ждет нас на пристани и сам доставит на свой корабль.

Молодая девушка закусила губу, состроила гримаску и, поздоровавшись с своим опекуном, которого она еще не видала в это утро, медленно ответила:

-- Я нездорова и не могу выезжать, сеньор, я буду очень вам благодарна, если вы избавите меня от этой поездки.

-- Ну, ну! - ответил он с улыбкой. - Напротив, вы никогда не были так здоровы! Вы свежи и румяны, как роза. Будьте добры, Хуана, не отказывайте мне. Вы заставите меня не сдержать свое слово, что будет очень неприятно для меня и очень огорчит доброго капитана. Кроме того, я убежден, что свежий воздух пойдет вам на пользу.

-- Я постоянно повторяю ей это, а она не желает меня слушать, - заметила старуха, обрадовавшись подоспевшей помощи.

-- Как дети неблагодарны, Господи Боже мой! - прошептала старуха, сложив руки и устремив взор к небу.

-- Могу я надеяться, что вы поедете со мной, Хуана? - вновь спросил дон Фернандо.

-- Если вы требуете, сеньор...

-- Давайте же договоримся, милое дитя: я ничего не требую, я прошу. Если вам это неприятно, я беру назад свою просьбу, не будем больше говорить об этом; я извинюсь перед капитаном. Как вы сами понимаете, если вы останетесь дома, то и мне незачем отправляться к нему на корабль.

Он поклонился своей питомице и сделал несколько шагов по направлению к двери.

-- О! Простите меня, сеньор, - воскликнула донья Хуана, поспешно подходя к нему и взяв его за руку, - простите, если я рассердила вас. Я сама не знаю, что со мной происходит. Это независимо от моей воли. Я никогда не чувствовала себя подобным образом.

-- Неужели вы действительно больны? - спросил губернатор с отеческой заботливостью.

-- Не могу вам сказать; мне хочется плакать, сердце мое стучит так, словно мне угрожает большое несчастье.

-- Вы немножко сумасбродны, - заметил дон Фернандо, смеясь. - Ваше упорное уединение с некоторого времени - единственная причина всего этого.

-- О! Не смейтесь, сеньор, умоляю вас! Смею вас уверить, что я очень страдаю, - сказала она со слезами на глазах.

-- Если так, милое дитя, вам надо лечь в постель и позвать доктора.

-- Нет, нет, я поеду с вами; кажется, вы правы и свежий воздух рассеет эту непонятную тоску.

-- Вы действительно согласны ехать со мной, Хуана? Хочу заметить, что не намерен навязывать вам своей воли.

-- Благодарю вас, сеньор, но я сама предпочитаю выехать. Я прошу у вас только несколько минут, чтобы взять шарф и накинуть мантилью на плечи.

-- Я подожду сколько вам угодно.

-- Только две минуты. Пойдемте, кормилица.

И донья Хуана, легкая, как птичка, бросилась из комнаты.

-- Увы, почему она не моя дочь! - прошептал старый офицер, подавляя вздох.

Молодая девушка появилась почти тотчас.

-- Не долго ли я отсутствовала? - спросила она, улыбаясь.

-- Вы просто очаровательны, моя обожаемая дочь.

-- Пойдемте, пойдемте, - ответила она с лукавым видом, - теперь, когда я исполнила вашу просьбу, вы опять сделались любезны.

"Тринидад", который, потеряв терпение дожидаться их на пристани, решил идти к ним навстречу.

Капитан был еще молод, с умным и решительным лицом. Прежде он служил офицером на военном испанском флоте и слыл моряком образованным и опытным.

Шлюпка для гостей была готова. По знаку капитана она подплыла к пристани.

За несколько минут они добрались до "Тринидада", великолепного трехмачтового судна с десятью бронзовыми пушками, похожего скорее на военный корабль, чем на мирное торговое судно.

На судне царил полный порядок. Губернатор и его питомица были приняты с должными почестями. Под навесом был приготовлен стол с пышным завтраком для четырех персон.

Представив губернатору своих офицеров, капитан пригласил лейтенанта, старого моряка, с которым плавал уже давно, сесть за стол вместе с ним, предварительно испросив позволения у дона Фернандо д'Авила, которое тот поспешил дать. После этого капитан велел подавать завтрак.

Кушанья были превосходные, вина - отборные. Донья Хуана, как бы желая забыть свое дурное расположение духа, а также невольно увлеченная новизной впечатлений, оживленным видом рейда и красотой пейзажа, как будто совершенно забыла о своей тоске, была очаровательна, весела, смеялась и поддразнивала старого лейтенанта, который не понимал ее шалостей и представлял из себя пресмешную фигуру, что еще больше веселило сумасбродную девушку.

-- Ну, Хуана, - спросил ее опекун, - жалеете вы теперь, что поехали со мной?

-- Не напоминайте мне об этом, дон Фернандо, я была глупа, теперь я поумнела. Сеньор капитан, покажите мне ваши прекрасные вещи.

-- Об этих вещах судить вам, сеньорита, их никто еще не видел; прежде чем их распаковать, я ждал вас, зная ваш несравненный вкус, чтобы посоветоваться.

-- Предупреждаю вас, что я буду очень строга.

-- Я этого желаю, сеньорита, ведь вещи, которые понравятся вам, непременно произведут фурор среди других дам.

-- Смотрите, не ошибитесь, сеньор капитан, наши дамы кичатся своим вкусом.

-- Иначе и быть не может, сеньорита, только я убежден, что ваш вкус превосходит их.

-- А вы льстец, сеньор капитан, - заметила донья Хуана, смеясь. - Когда же вы намерены разложить передо мной эти ослепительные вещи?

-- Тотчас после завтрака.

-- А вы, сеньор лейтенант, - обратилась она к старому морскому волку, который, чтобы не конфузиться, ел и пил без меры, - вы ничего не привезли?

-- Я, сеньорита? - переспросил он, чуть не подавившись, так торопился ответить, и бросая вокруг себя испуганные взгляды. - Что я мог привезти, сеньорита?

-- Ну, я не знаю; вещицы какие-нибудь, кружева или, может быть, золотые гребни, которые носят знатные севильянки.

-- Нет... Кажется, нет.

-- Как, кажется? Разве вы этого не знаете наверняка?

-- Извините, сеньорита, я знаю наверняка, что у меня есть только кисея для пологов.

-- О-о, это очень хорошо! - вскричала донья Хуана, всплеснув руками. - А ничего другого у вас нет?

-- Для дам?

-- О нет! Для мужчин. Однако если вы соблаговолите их принять, сеньорита, я буду очень рад вам предложить.

-- Шпоры или кисею?

-- И то и другое, сеньорита, - ответил он, почтительно поклонившись ей.

Молодая девушка рассмеялась так громко и заливисто, что старый офицер был буквально поражен. В эту минуту к капитану подошел юнга и, поклонившись ему, шепнул на ухо несколько слов.

-- Сеньор губернатор, - сказал капитан, поворачиваясь к дону Фернандо, - с вами желает говорить какой-то человек.

-- Пусть подождет, - ответил дон Фернандо, - у меня не так часто выпадает свободная минута, чтобы половину этого драгоценного времени тратить на дела.

-- Извините, сеньор, но этот человек сказал, что он пришел по очень важному делу и что когда вы узнаете его имя, вы тотчас примите его.

-- А-а! Какое странное требование у этого человека! Кто это такой?

-- Кажется, моряк, - почтительно ответил юнга.

-- И он сказал вам свое имя, которое должно так безотказно подействовать на меня?

-- Сказал, сеньор губернатор.

-- Что же это за имя?

-- Агуир.

-- Как! - вскричал губернатор, вскочив и побледнев как смерть. - Вы говорите, Агуир?!

-- Да, Агуир, сеньор губернатор.

-- Как странно! Есть у вас, любезный капитан, какое-нибудь место, где я мог бы без свидетелей поговорить с этим человеком несколько минут?

-- В моей каюте, сеньор губернатор.

-- Хорошо. Покажите мне, как туда пройти, и проводите туда этого человека. Любезная Хуана, во время моего отсутствия, которое не может быть продолжительным, эти господа покажут вам все свои чудеса.

-- Ступайте, ступайте, - ответила донья Хуана, - надеюсь, что эти известия не надолго лишат нас вашего общества.

минуту на лестнице раздались тяжелые шаги и в каюту в сопровождении юнги вошел Агуир. Дон Фернандо движением руки отпустил мальчика и обратился к шпиону, который почтительно остановился возле двери:

-- Какими судьбами попали вы в эти края, Агуир? Какой добрый ветер занес вас сюда?

-- Но вот уже целый месяц как погода великолепна.

-- Страшные бури не всегда приходят с небес.

-- Откуда вы?

-- Прямо из Веракруса, на бригантине самого вице-короля.

-- Герцога Пеньяфлора?

-- Да, сеньор.

-- Мало того, дело крайне важное, сеньор.

-- Хорошо, я слушаю вас.

-- Я привез с собой письмо от вице-короля, которое уведомит вас обо всем лучше, чем я, сеньор, - сказал Агуир, вынимая большой запечатанный конверт из своей шляпы и подавая его губернатору.

Дон Фернандо живо схватил его и распечатал дрожащей рукой. В нем заключалось всего несколько строк, но известия были так важны, что, несмотря на свое мужество, губернатор побледнел.

-- Самые верные, сеньор, я сообщил их вице-королю.

-- От кого вы их узнали?

-- Я сам все видел и слышал.

-- Флибустьеры готовят экспедицию?

-- Но, может быть, эта экспедиция направлена не против нас?

Шпион улыбнулся с иронией.

-- Проезжая сюда, я прошел мимо двенадцати кораблей, направлявшихся к Арубе.

-- Кто командует флотом?

Дон Фернандо задрожал при этом страшном имени.

-- Вам известно, присоединился ли уже Монбар к своему дьявольскому флоту?

-- Нет еще, так как он ненадолго свернул с дороги, чтобы захватить фрегат "Жемчужина" и четыре бригантины, что были снаряжены губернатором для уничтожения флибустьерских поселений на Тортуге.

-- И что же? - с беспокойством спросил дон Фернандо.

будет на Арубе, где флот только и ждет его, чтобы начать свои действия.

-- Да сжалится над нами Всемогущий Господь! - вскричал дон Фернандо, падая на стул. - Если не свершится чудо, мы погибли!..