Аттила России.
Часть третья. "Papillon, joli papillon".
Глава I

Часть третья.
"Papillon, joli papillon"

I

"... Помнишь ли ты, как мы, бывало, распевали хором: "papillon, joli papillon"? ["Бабочка, хорошенькая бабочка" - детская песенка о мотыльке, перепархивающем с цветка на цветок] Эта детская песенка приходит мне на ум каждый раз, когда я смотрю на императрицу величественно восседающую в своей ложе Несмотря на свои сорок семь лет она держит себя настоящей бабочкой, весело и беззаботно перепархивающей с цветка на цветок. Что касается последних, то их у нее целая оранжерея: в качестве кряжистого дуба - одноглазый Потемкин в качестве постоянного утешителя - несравненный Завадовский; кроме того, называют имена бесчисленного количества "фаворитов момента", время от времени привлекающих мимолетное внимание нашего августейшего мотылька. Но только вот прилагательное "joli"[ Хорошенький] к этому мотыльку мало подходит. Нечего сказать, Екатерина отличается истинным царским величием, ее голубые глаза блещут проникновенным умом, она обаятельна в обхождении. Но назвать ее хорошенькой, женски-привлекателъной - этого не мог бы и слепец. Она очень толста, и около нее неприятно стоять: от болезни ли, или от каких-либо других причин, но от нее очень тяжело пахнет. Бедный Завадовский! Не желала бы я быть на его месте! Между прочим никто не мог предположить, что он сможет продержаться в милости так долго. Это приписывают его необыкновенной, трогательной верности - его нельзя упрекнуть ни в одной даже самой легкой интрижке. Верный Пьер только и смотрит на свою государыню. Говорят, что это очень не по вкусу одноглазому Купидону - Потемкину. Кряжистый дуб начинает потрескивать, его влияние падает. Достаточно будет единственной царственной молнии, и от светлейшего останутся одни щепки. Говорят, что вся Россия вздохнет тогда с облегчением. До этого мне мало дела, но если состоится его падение, то и мы все можем выиграть: каждая перемена такого рода сопровождается блестящими празднествами, от которых перепадает и нам, бедным корифейкам".

Потемкин, читавший это перехваченное его агентами письмо, с досадой бросил его на стол и недовольно забарабанил пальцами по ручке кресла.

-- Вот гнус! - сердито буркнул он. - Посмотришь на нее и не подумаешь!.. Такая тихая да скромная, воды не замутит. Подлянки все эти француженки! Приезжают сюда, получают большие оклады, наживаются, а сами все норовят какую-нибудь пакость сосплетничать. Ну, погоди!.. Проучу!

-- Кого это вы, ваша светлость? - спросил Бауэрхан.

-- А вот, прочти! - сказал Потемкин, кинув ему через стол письмо.

Бауэрхан поймал его на лету и стал читать.

-- Мари Мильдье, - сказал он, прочитав. - Кто это?

-- Корифейка, девица совершенно ничем не замечательная...

-- Но ей нельзя отказать ни в уме, ни в наблюдательности!

-- Вот я ей покажу наблюдательность!

-- Ваша светлость, а ведь если подумать хорошенько, так эта маленькая злодейка не так уж неправа!

-- Что ты хочешь этим сказать?

-- Что если вы, ваша светлость, не примете мер, то в самом скором времени при дворе может состояться новое празднество по случаю назначения светлейшего князя Потемкина губернатором в Архангельск или Иркутск, и притом без права возвращения в столицу!

-- Действовать, ваша светлость! Завадовского надо устранить, он опасен!

-- Легко сказать - "устранить"! Это какая-то белая ворона, раритет, уродец! Никаких страстей, никаких пороков!

-- Таких людей, ваша светлость, не существует! У каждого человека имеется какой-нибудь скрытый порок. Может быть, Завадовский просто осторожен?

-- Да ты подумай, Кукареку: он стоит во главе финансовой комиссии, через его руки проходят чуть не все государственные оборотные суммы, и, как мне достоверно известно, ни одного рубля до сих пор не прилипало к его пальцам!

тут вопрос не в добродетели. Сытый человек красть хлеба не будет. Так давайте поищем, чем может быть голоден Завадовский. Денег ему не надо, власти тоже. Остаются два великих рычага человеческого существования - любовь и тщеславие. Использовать первое легче и проще, поэтому начнем с любви. Ведь не может быть никаких сомнений, что он не любит нашего "царственного мотылька" как женщину. Он ей благодарен, признателен, все, что хотите, но ведь между ними добрых два десятка лет разницы. Наверное, Завадовский втайне думает, что хорошо было бы отвести душу с молодой, красивой женщиной, но сам предпринимать шаги в этом направлении не решается. Поэтому пойдем ему навстречу! Отчего не помочь бедному молодому человеку?

-- Кукареку, ты гений!.. Но как же это сделать?

-- Очень просто. В гареме светлейшего князя Потемкина найдется не одна жемчужина. Всем известно, что этот гарем содержится больше из причуды, чем из непомерного сластолюбия, а следовательно, ваши одалиски должны вздыхать и тосковать от скуки. Так вот, допустим, что одной из них - ну, хоть Ольге, "жемчужине Кавказа", - придется раза два-три встретиться с Завадовским...

-- Ольге? Грузинке? Отлично! Она может соблазнить и святого!

-- Да, встретится и обратит на себя его внимание. Затем она напишет ему письмо: "Ты несчастен, и я тоже. Оба мы прикованы к особам, которые не могут дать нам счастья. Я тебя люблю, ты меня легко полюбишь. Давай обманем наших стариков".

императрицы может косвенно обрушиться и на меня! Ну, а не пойдет он в ловушку, так покажет письмо Екатерине - и опять-таки выйдет для меня скверная штука!

-- Ничуть не бывало. Если Завадовский прельстится чарами красавицы-грузинки, то, как только вожделенное свидание состоится, вы, ваша светлость, прикажете запороть Ольгу до смерти. О наказании узнает государыня и гневно призовет к ответу вас; вы нерешительно и неохотно выдадите причину наказания и одним ударом убьете двух зайцев, то есть докажете собственную верность и измену соперника...

-- Ты гениальный мерзавец, Кукареку!

-- К услугам вашей светлости!

-- Ну, а если ловушка не подействует?

-- Великолепно! Но допустим, что наш замысел не удастся - всегда надо предполагать худшее. Тогда мало снять с себя подозрение, надо придумать что-либо другое!

-- Это другое мы найдем во втором рычаге: тщеславии. Надо окружить Завадовского шпионами...

-- Ах, чего они стоят! Глупые, жадные, продажные...

-- Я не говорю о профессиональных шпионах; я имею в виду лиц, имеющих известное значение и положение при дворе, но заинтересованных в сохранении за вами теперешнего состояния. Такие лица, посвященные в положение вещей, будут стеречь каждое слово Завадовского. А я не допускаю мысли, чтобы в дружеской беседе, после изрядного возлияния в честь Бахуса, наш дружок не вздумал похвастаться милостью государыни. Например, беседе придают шутливый, интимный характер. Кто-нибудь очень тонко и осторожно, но язвительно подтрунит над фаворитом, что ему приходится быть "утешителем старости". Завадовский неминуемо вспыхивает и принимается доказывать, что его высокая покровительница отлично сохранилась, что она... словом, выдает несколько невинных интимностей. На другой день слова Завадовского осторожно приукрашиваются, передаются какой-нибудь фрейлине, имеющей доступ к государыне. Ручаюсь вам, что не пройдет и суток, как Завадовский стремительно полетит вниз...

-- Согласен. Но для него придется ждать случая, тогда как в первом мы сами создаем этот случай!

-- Ты прав. Тогда вот что: мы примемся за них сразу. Сорвется один - удастся другой... Нет, ты положительно незаменимый человек, Кукареку! Ну, а если ни то ни другое не подействует?

-- Тогда... Тогда вспомним, что наука дана человеку для того, чтобы помогать ему в его желаниях. Два-три порошка, два-три корешка, две-три жидкости, перегнанные вместе по всем правилам науки, и... ведь человек - яко трава, дни его - яко цвет сильный, тако отцветает, яко дух пройдет в нем...

-- И не будет, и не познает к тому места своего. Аминь!