| Автор: | Эттингер Э. М., год: 1872 |
| Категории: | Роман, Историческое произведение |
Часть пятая.
В вихре придворных интриг
I
Императрица Екатерина сыграла над Потемкиным действительно злую шутку. Выбрав удобный момент, она приняла его в присутствии всего двора и сначала милостиво расспрашивала о здоровье, а потом, словно случайно вспомнив, сказала:
-- Да, совсем забыла тебе представить мою новую любимицу. Маша, поди-ка сюда!
Из двойного ряда придворных дам выступила Бодена, которая присела перед светлейшим в церемонном, уставном реверансе.
-- Вот, прошу любить и жаловать! - продолжала государыня. - Ты и представить себе не можешь, Григорий Александрович, сколько перестрадала эта бедняжка. Злые люди возвели на нее грязную клевету, оболгали предо мной, и я согласилась посадить ее в крепость, пока разберут ее дело. Вздумалось мне самой порасспросить ее кое о чем. Приезжаю туда... И что бы вы думали, господа? - обратилась она уже ко всем остальным. - Бедняжку держали не в камере, а в каком-то ужасающем, зловонном подземелье. Ни слов, ни красок не хватит описать эту ужасную картину - ее надо было видеть!
Будь она злейшей преступницей - все равно нет такого преступления, за которое можно было бы так наказывать. У нас с графом Александром Дмитриевичем, - она кинула ласковый взгляд на Ланского, - просто сердца кровью изошли. Конечно, чем могла, я постаралась вознаградить мою мученицу, да разве уничтожишь те страдания, которые она испытала! Кстати, я все еще не сделала того, что хотела. Ты захватил, Александр Дмитриевич? Да? Ну, так давай сюда! - императрица взяла из рук Ланского маленький футляр, достала из него орден Екатерины Великомученицы и обратилась к Бодене, вставшей на колени: - Вот, милочка, орден, который как нельзя больше подходит тебе, ведь и ты, почитай, великомученица! - Императрица приколола Бодене орден, поцеловала ее в лоб и продолжала, обращаясь к Потемкину: - Ты только подумай, Григорий Александрович, как люди злы! Слабой женщины и то не щадят! Как ты думаешь, чем бы мне ее еще вознаградить за перенесенное?
Несмотря на то, что все так и бушевало в душе Потемкина, внешне он оставался невозмутимым и спокойным. В первый момент, когда он увидал Бодену, когда вдумался в смысл слов императрицы и всей этой подстроенной ею сцены, все закружилось у него перед глазами, он чуть-чуть не упал, но постарался это скрыть. И теперь, отвечая на предложенный монархиней вопрос, он не позволил голосу дрогнуть ни единой ноткой, а спокойно сказал:
-- Если бы, ваше величество, люди не были злы, тогда нечего было бы делать ни Богу, ни царям. Впрочем, у нас в России люди кажутся особенно злыми потому, что их монархиня чересчур добра. Так в сравнении с яркими лучами солнца и белое кажется серым. Что же касается того, как можно еще наградить потерпевшую от людской неправды, то, откровенно сказать, - не придумаю я награды больше той, какой вы, ваше величество, уже осчастливили ее! Разве может быть на земле большая награда, высшее счастье, сладостнее блаженство, чем быть приближенным к особе вашего величества?
Даже императрица смутилась от этого удивительного самообладания, от этой спокойной, наглой лести.
"Ну и натура! - подумала она. - Ничем его не собьешь! Кремень!"
И она даже досадовала, что ей не удалось полюбоваться растерянностью и злобой Потемкина.
Но она чувствовала бы себя совершенно удовлетворенной, если бы могла видеть Потемкина в тот момент, когда он вернулся к себе домой. Его до того душила злоба, что он не мог выговорить ни слова. Он первым делом прошел к себе в кабинет и стал методически бить о пол ценную коллекцию расписных мейсенских тарелок. Перебив их две дюжины, он почувствовал такое облегчение, что оказался в состоянии излить свое бешенство словами.
-- Змея! - кричал он, хлопая о пол фарфоровый поднос с таким же кофейным прибором - подарок саксонского короля, не имевший цены по тонкости и художественности работы. - Змея! Ты забыла, чем обязана мне? Что было бы с тобой, если бы не я! Змея! Змея! - Он смел одним взмахом руки шесть севрских чашек, стоявших на полке. - А ты, подлый пролаза, забыл, что мне обязан своим положением? Интриговать против меня? Подкопы подводить? Ну, смотри! - он схватил тяжелое резное дубовое кресло, словно перышко, взметнул его кверху и разбил одним ударом.
Шум, грохот, звон разбиваемой посуды, треск ломаемой и опрокидываемой мебели, неистовые проклятия, топание ногами слышались по всему дому. Все притихли по своим уголкам, так как попасться на глаза светлейшему в такой момент было бы более чем опасным. Один только Бауэрхан, не смущаясь ничем, отправился прямо в кабинет.
-- Ваша светлость, вы, кажется, немножко чем-то недовольны? - спокойно спросил он, останавливаясь на пороге.
Вся злоба светлейшего обрушилась на несчастного врача. Он подбежал к нему со сжатыми кулаками и принялся неистово вопить, топая ногами:
-- Ты чего, клистирная трубка, сюда приплелся? Кто тебя звал? Зачем пришел?
-- Чтобы предложить вам, ваша светлость, стакан слабительного; это оттягивает вредные соки от головы!
Он хмуро и устало окинул взором кабинет, еще раз махнул рукой и лениво прошел в соседнюю комнату, где повалился на диван.
Бауэрхан сел около него в кресло и ждал, чтобы князь обратился к нему с вопросом. Он не заставил себя ждать.
-- Ты все знаешь, Кукареку, - сказал Потемкин. - Объясни мне, чем отличается человек от животного?
Бауэрхан достал из жилетного кармана золотую табакерку, сосредоточенно втянул в нос изрядную понюшку табака и начал тоном профессора, провозглашающего с кафедры великие истины:
-- Прежде всего я должен заметить, что эта разница вовсе не так велика, как думают многие, а если она имеется, то говорит не в пользу "венца творения".
Он остановился, видя, что Потемкин отвернулся к стене.
-- Продолжай, я слушаю! - нетерпеливо крикнул тот.
-- По моему мнению, утверждения теологов, будто человек является Божьим подобием, представляет собой самое злостное богохульство. Бог - это понятие всяческого совершенства, а человек - ошибок, пороков и преступлений.
-- Однако ты знаешь самого себя лучше, чем я думал!
всякий человек представляет собой при рождении просто бестию, а путем тщательного воспитания из него вырабатывается страшная каналья.
-- Вполне согласен с тобой, страшная каналья!
-- Если подвергнуть духовную сторону человека тщательному анализу, то оказывается, что из десяти людей - девять ужасно, безбожно, возмутительно глупы, а десятый - просто глуп.
-- О, конечно! Например, для обоих присутствующих...
-- Ну зачем такая чрезмерная вежливость, довольно было бы и одного меня! - заметил Потемкин.
-- Ваша светлость, вы так добры, что мне совестно пользоваться этой добротой! Продолжаю: по утверждению одного их новейших философов, человек отличается от животного тем, что обладает свободной волей. В таком случае в России людей нет вообще, ибо прилагательное "свободный" высочайшим указом выведено из употребления. Кроме того, у нас все решительно действуют не по своей воле, а по чужой. Следовательно, для русских и это различие отпадает.
-- Но ты все вертишься вокруг да около, а самая суть-то где же?
и многие другие. Они только не умеют приготовлять ее. Но ведь и среди людей тоже не каждый собой представляет винокура. Далее, англичанин Берк видит отличие людей от животных в том, что первые подвергают мясо действию огня, а вторые потребляют его в сыром виде! Но если вспомнить, сколько у нас в России охотников до сырого мясца...
-- Согласен! Продолжай!
-- Кто-то из французов утверждает, что разница заключается в том, что звери добывают себе пропитание, а люди, обыкновенно, покупают. Действительно, существование денежных знаков является существенной разницей между человеком и животным, но не в пользу первого: ведь звери не делают долгов, не проигрывают в пять минут больше, чем могут заработать в целый год, не имеют дела с ростовщиками...
-- Ты прав, мой мудрый Даниил!
-- Некий турок утверждал, что разница в следующем: животные лишены благодатного дара нюхать и курить табак. Но мало ли, особенно при дворе ее величества, нюхающих и курящих... ослов?
-- Благодарю за комплимент, ваша светлость. Далее, французы видят превосходство человека над животным в пользовании для сообщения между собой письменными и печатными знаками - то есть письмами, книгами и газетами. Но в таком случае, где же в России люди?
-- Ого! Ну а теперь, когда ты передал мне чужие взгляды, изложи, наконец, свой собственный!
-- Вот он: человек отличается от животного двумя большими преимуществами, а именно: он может смеяться и кончать жизнь самоубийством. Во всем остальном разница или очень невелика, или ее нет совсем!
-- Хорошо-с! Теперь определи мне, что такое женщина?
-- Очень мало.
-- Но, может быть, вы знаете, что испорченные при печати листы называются макулатурой? Так вот, женщина - это макулатура человечества, переплетенная в красивый и дорогой переплет. Когда переплет портится, книгу надо забросить. Но горе тому, кто вздумает копаться и разбираться в ее сущности: он найдет там одни только опечатки!
-- Третий вопрос: что такое неблагодарность?
-- Да простит меня ваша светлость, это - забытое мной отличие людей от животных. Животные редко бывают неблагодарными, человек же редко бывает благодарным.
-- По существу это свойство низких сердец - оставлять место для зла. В большинстве случаев человек не верит в существование добра, его проявление считает случайностью, а потому и не может по своей природе быть благодарным. Но я считаю неблагодарность самым черным пороком.
-- Так-с! А теперь подумай, поскольку все сказанное тобой приложимо к нашей премудрой государыне. Это неблагодарнейшее существо! Смотри сам: несмотря на все мои услуги, она хронически предпочитает мне то ту, то другую смазливую обезьяну - то Завадовского, то Зорича, то Корсакова, а теперь этого подлеца Ланского...
-- Но, помилуйте, ваша светлость, ведь вы же сами...
-- Что я сам? Ты хочешь сказать, что я сам содействовал их сближению? Так пойми же всю разницу: ведь я имею в виду не интимную сторону их отношений, а то, что государыня позволяет этим господам идти мне наперекор, позволяет им разрушать мои планы, вечно становится на их сторону!.. Ну, с этим я примирился, я простил ей такую неблагодарность. Но представь себе, какую штуку она выкинула со мной сегодня! Оказывается, что подлец Ланской свез ее в Ораниенбаум к Бодене. И цыганку не только выпустили на свободу, но государыня приняла ее в число своих придворных дам, а сегодня при мне рассказывала ее печальную судьбу, как ее оклеветали злые люди... и - представь себе! - этой развратной цыганке она при мне приколола высший женский орден - Екатерины Великомученицы!
-- Ну, нет, тут от меня философией не отделаешься! Я отомщу за это...
В этот момент взволнованный камер-лакей доложил, что к главному подъезду мчится карета великого князя.
-- Его-то зачем нелегкая принесла? - недовольно буркнул светлейший, однако оправил на себе поскорее платье и с самой радостной физиономией поспешил к лестнице, чтобы встретить высокого гостя внизу.