Духовное господство (Рим в XIX веке). Часть первая.
IV. 300.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Духовное господство (Рим в XIX веке). Часть первая. IV. 300. (старая орфография)

IV.
300.

Первый голос, раздавшийся с галлереи, был голос одного из наших знакомцев - голос Аттилио. Двадцатилетний Аттилио, за смелость, и отвагу, был избран товарищами единогласно в капитаны: таково обаяние мужества и добродетели - и скажем еще - красоты и крепости тела! И Аттилио заслуживал доверие товарищей: телесная красота его соединялась с подобием и сердцем льва.

Оглянув все собрание и уверившись, что все имели чорные ленты на левой руке (знак борьбы против угнетения, знак не снимающийся до окончательного избавления Рима, - отличительный знак "трехсот"), Аттилио заговорил так:

"Братья! Уже минул срок, к которому пришлая солдатчина, последняя поддержка папства, должна была, в силу конвенции, очистить нашу землю. Давно прошел срок этот... Теперь очередь за нами. Восемьнадцать лет мы терпели двойное иго, равно ненавистное, иго чужеземцов и патеров, и в эти последние годы, готовые поднять знамя возстания, мы были постоянно удерживаемы тою сектой гермафродитов, которая зовется умеренными, и умеренность которой не что иное, как противодействие делу, делу добра. Это секта алчная и прожорливая - прожорливая, как патеры - готовая вечно пресмыкаться перед иностранцем, торгашествовать национальною честью, обогащаться на счет государственной казны и влечь нас к неминуемой гибели... Извне друзья наши готовы: они упрекают нас за бездействие; войско за нас; оружие, для раздачи народу, уже подвезено и припрятано в надежном месте; припасов у нас больше, чем нужно... Для чего же откладывать еще? какого еще нового случая ждать? Да будет же нашим криком: all'armi!

"All'armi! all'armi!" было откликом трехсот голосов.

Жилище безмолвия, где, может статься, бродит еще по ночам дух исчезнувших героев, раздумывая о рабстве наций, огласилось криком, и эхо подхватило и разнесло его между вековыми стенами необъятной развалины.

Их было 300! Триста, как товарищей Леонида, как спутников древних Фабиев, и были они молоды, и не уступили бы своего назначения - назначения освободителей, назначения мучеников - за всю вселенную.

"Да благословит нас Бог, начал снова Аттилио: - да благословит нас на святое дело. Счастливы мы, которых судьба связана с возрождением античной столицы мира, после стольких веков рабства и поповских злодейств... Борьба, которую мы начинаем, - святая борьба, и не одна Италия, но целый мир будет признателен нам за избавление от владычества этой ползающей расы гадин - пены ада - проповедующей смирение, самоуничижение и лицемерие. Знайте, что братство только там возможно, где не владычествует патер..."

удар потряс до основания всю руину.

Не побледнели перед ним заговорщики, готовые встретить смерть, где бы она ни случилась; замолк удар - и каждый протянул руку, чтоб ощупать лезвие за пазухой: почти вслед за ним, послышался внизу отчаянный крик - и через минуту растерзанная женщина, вне себя, вбежала в кружок заговорщиков.

Сильвио первой узнал ее.

Вслед за молодой женщиной, подошли к кружку и некоторые из караульщиков, стоявших-снаружи, и рассказали, как эта женщина, благодаря блеску молнии, их заметила, как бросилась к галлерее, и не было никакой возможности ее удержать.

"При виде женщины - доложили караульщики - мы полагали поступить согласно вашему желанию, не употребляя против нея оружия; иначе-же, не было силы не допустить ее".

Камилла между тем, успокоенная Сильвием, подняла машинально на него глаза; но, оглянув его, издала крик ужаса, упала ничком на-земь и так скорбно зарыдала, что растрогались бы камни.