Интерлакенский праздник

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Интерлакенский праздник (старая орфография)

Интерлакенский праздник.

Швейцары не пиитический народ, и живописные виды их земли не довольно воспалили их воображение; однакож приверженный к вере и свободе народ всегда склонен к некоторому роду энтузиазма, которого не могут совершенно заглушить механические труды жизни. Естьли бы кто нибудь мог в том усомниться, то верным убеждением был бы для него пастушеский праздник, данный за два, или три года перед сим среди озер, в память основателя Берна.

Город Берн достоин почтения и внимания путешественников. Кажется, что со времени последних его бедствий он возвратился к добродетелям с новою пылкою ревностию, и что потеря собственных сокровищ удвоила его щедрость к бедным. Заведения в пользу страждущого человечества находятся в самом лучшем состоянии: гошпиталь Бернский есть прекрасное и великолепнейшее здание в городе; на воротах надпись: Christo in pauperibus, Христу в неимущих. Ничего нет прекраснее сей надписи. Не говорит ли Христианская Религия, что Христос сошел на землю для страждущих? И кто из нас, в течении жизни, не был сам неимущим в надежде, или в щастии и не стоял на ряду с теми страдальцами, которых должно призрить именем Бога?

В городе и кантоне Бернском все имеет образ порядка, тишины, важности и правления отеческого. В каждом предмет видна необманчивая честность, живешь, как в семейств, среди двух cот тысячь людей благородных, мещан и поселян, но всех равно преданных отечеству!

Чтобы видеть праздник, надлежало переехать, одно из тех озер, в которых отражаются красоты природы, и которые лежат у подошвы Альпийских гор для того, кажется чтобы размножать их пленительные виды. Мрачная гроза сокрывала от нас точное положение Гор, но мешаясь вдали с тучами; горы казались еще грознее. Буря усиливалась; и не смотря на ужас, возбужденный в душе моей, я любовалась тем небесным громом, который смиряет гордость человеческую. Мы отдыхали в одной пещере перед тем временем, когда надлежало нам смело пустыря по Тунскому озеру, окруженному неприступными скалами. В подобном мест умел Вильгельм Тель сражаться с морскою пучиною, и на острых подводных камнях укрываться от своих тиранов Тогда увидели мы в некоторой отдаленности Девственную гору (Jungfrau), так названную по тому, что ни один путешественник не восходил на её вершину. Она не так высока, как Монблан, но её неприступность вселяет к ней почтение.

Мы доехали до Унтерьзеена, и шумное падение Аарской каскады, вокруг сего городка располагало душу к мечтательным впечатлениям. Иностранные гости занимали сельския хижины, простые, но опрятные. Любопытно было видеть, как Парижские молодые люди вдруг перенесясь в Швейцарския долины, гуляли по улицам города; они слышали только один шум быстрых потоков, видели только горы; и желали испытать, могут ли, наскучить пустыни до того, чтобы свет показался им по возвращении еще веселее.

Известно, что на Альпийских горах наигрывают один голос, который производит в Швейцарах такое сильное впечатление, что, услыша его, они бегут из полков на свою родину. Можно себе представить, какое действие имеет сей голос; когда эха повторяет его на горах; но он трогает особенно разносясь в отдаленности; вблизи впечатление его не так приятно. Естьли бы Италианские голоса пели его, то совершенное упоение овладело бы воображением, но может быть из того удовольствия родились бы другия мысли, несвойственные простоте сего уединения, родилось бы желание иметь искусства, поэзию, любовь, тогда, как должно здесь довольствоваться спокойствием и сельской жизнию.

В вечеру, на кануне праздника, развели огни на горах: так некогда освободители Швейцарии подали сигнал к святой брани за отечество. Пылающие на вершинах огни уподоблялись месяцу, когда он восходит из за горы, являясь в полном сиянии и в мирном своем течении. Казалось, что новые светила загорелись в небесах, чтобы только быть свидетелями трогательнейшого зрелища в мире. Один из сих пламенных сигналов, возносясь к небесной высоте, с нее освещал, казалось, развалины Уиспуненского замка, бывшого некогда во владении Бертольда, основателя Берна, которому в память давали сей праздник. Глубокой мрак окружал огненную точку; и горы, в ночное время подобные грозным привидениям, стояли как исполинския тени мертвецов, для которых готовилось торжество.

Назначенное для игр место окружено холмами, усеянными деревами, а за холмами простираются горы до неизмеримой отдаленности. Все зрители, около шести тысячь, сели на покатостях холмов, и разноцветные одежды уподоблялись издали разсыпанным по долине цветам. Никогда приятнейший вид не возвещал праздника. Но когда взоры устремлялись выше, казалось, что навислые скалы, подобно року, грозили смертным среди их веселий. Естьли не бывают в душе столь чистые радости, что оне не раздражают гневной судьбы, то теперешняя радость была того достойна.

Когда все зрители сошлися, вдали показался торжественный ход, достойный сего имени; ибо он имел в виду посвящение народной свободы и поклонение минувшим векам. Приятная музыка играла, чиновники шли перед поселянами и молодыми крестьянками, одетыми по древнему живописному костюму каждого кантона; аллебарды и прапоры несли впереди люди, сединами покрытые и одетые, как во время заговора, за пять столетий перед тем. Сердце трогалось при вид сих мирных знамен, которых стражами были старцы. Древность изображалась в лице сих мужей, для нас старых, но столь молодых перед лицем веков! Какая-то доверенность, написанная в очах сих слабых существ, приводила в умиление; ибо истинное прямодушие поселяло в них сию доверенность. Глаза наполнялись слезами среди народного праздника, как в те приятные и меланхолические дни, когда мы торжествуем выздоровление милого для сердца человека.

Наконец игры начинаются; и жители долин и жители гор, поднимая великия тяжести, борясь одни с другими, обнаруживают приметную силу и гибкость тела. Эта сила в древния времена воспаляла в народах более воинского духа; ныне, когда тактика и артиллерия располагают жребием воинства, мы видим в сих упражнениях одне сельския игры. Сильные люди лучше обработывают землю; но война ведется с помощию числа и подчиненности; и самые движения души имеют уже меньшее влияние на судьбу человеческую с того времени, как особенные существа сокрылись в общих массах, и когда род человеческий, подобно бездушной природе, управляется механическими законами.

Вильгельма Теля и трех основателей Гельветической свободы, ходили из рук в руки вокруг пирующих. С восторгом пили за спокойствие, за порядок, за свободу, и патриотическое щастие выражалось с откровенностию, которая трогала все души.

"Цветут долины, как цвели и прежде; зеленеют луга, как зеленели до ныне: когда вся природа улыбается, не уже ли только сердце человека будет пустынею {Эти слова были припевом прекрасного гимна, сочиненного для сего праздника Госпожею Гармес, известною в Германии по её сочинениям под именем Гжи. Берленс.}?"

без роскоши, блеска и могущества, всегда любима жителями, как истинный друг, сокрывающий в безвестности свои добродетели и посвящающий их благополучно, любезных ему людей. В течении пяти столетий видим в Швейцарии более мудрых поколений, нежели великих мужей. Нет места для изключения, когда все вообще щастливы. Кажется, будто предки сего народа еще царствуют в их отечестве: всегда он уважает их, подражает им, возобновляет их в мире. Простота нравов и приверженность к древним обычаям, благоразумие и постоянство в образ жизни, сближают с яами минувшее и приводят нас в присущствие будущого. Всегда одинакая история кажется одним мгнавением, котарого течение простирается на многие веки,

Дни человеческие протекают в сих долинах, подобно как их реки; новые волны нынесутся, последуют тому же движению; да не перервется их мирное течение! да торжествуещ чаще подобные праздники у подошвы Алпийских гор! Иностранец удивляется им, как диву природы; а Швейцарец любит их, как убежище, где старшины и отцы пекутся вместе о благе граждан и детей.