Враги Джобсона.
Часть вторая. Первое десятилетие.
I. Новые сцены и знакомые лица.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Враги Джобсона. Часть вторая. Первое десятилетие. I. Новые сцены и знакомые лица. (старая орфография)

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. 

Первое десятилетие. 

I.
Новые сцены и знакомые лица.

Тихо шли годы и маленький Тадеус Джобсон рос под прежним попечением преданной Батшебы, благополучно минуя агонию первых зубов, припадки кашля и насморка, мучительную корь, едва не смертельную горячку. Наконец, он является перед нами семилетним мальчиком, в куртке и панталонах из серого канадского домотканного сукна, с розовыми щеками, большими глазами, кудрявой головой, с энергичным, но вместе с тем нежным и мечтательным выражением лица. На шее у него шерстяной шарф, а на руках теплые рукавицы; за собою он тащит на веревке маленькия салазки, которые легко скользят по блестящему, твердому снегу, из его рта и носа вылетают облака сероватого пара, и клубятся в чистом, светлом, холодном воздухе. На ногах у него пестрая индейская обувь, в которой он не слышно подвигается по тонко хрустящему снегу.

Рядом с ним идет женщина лет двадцати-пяти в толстом шерстяном платье, с меховой пелеринкой на плечах и маленькой меховой же шапочке, из под которой развиваются каштановые волоса; щеки её сияют и легкая решительная походка доказывает физическую свежесть и привычку к постоянному движению. По временам, она с веселым смехом кричит маленькому Тадди, так прозванному неизвестно кем и когда, и, быстро отбежав от него, останавливается, чтобы взглянуть, как мальчуган мужественно следует за нею. Если же вдруг салазки, раскатившись сзади, сшибают его с ног, то она поднимает ребенка, осыпает его холодное лицо поцелуями и, посадив на санки, везет его далее, смеясь во все горло.

Игра с Тадди единственное проявление в Берте какого-нибудь интереса к жизни. Со всеми, кроме него, она молчалива и сдержанна. Она любит когда доктор подходит к ней, берет ее за руку, прижимает к своей груди и целует её белый, точно из слоновой кости лоб. В эти минуты её черные глаза, которые увы! сохранили странный, дикий взгляд, смотрят как-то мягче и иногда слеза катится по её щеке. Но когда Джобсон спросит: "Что с тобой, милая?" она ничего не ответит, а устремляет свои взоры в пространство.

Повернув налево, Тадди и Берта направляются по дороге к широкой, покрытой ледяными глыбами реке. Громадные льдины, устремляясь из верхних озер и безчисленных рукавов великой реки, несутся быстрым течением и, напирая друг на друга, составляют, наконец, сплошную белую изрытую буграми равнину от одного берега до другого, так что могучий поток несется под этой ледяной оболочкой. Чу! вдали слышится глухой, перекатывающийся в безмятежном воздухе шум. В нескольких милях выше по реке, одной из величайших в свете, громадная водяная масса низвергается с высоких утесов дико ревущим, шипящим и бурным водопадом. Но Тадди и Берта так привыкли к этим грозным звукам природы, что едва обращали на них внимание. Лучезарное солнце блестит и сверкает на девственном белом снегу, превращая обнаженные деревья в прихотливые коралы, а покрытые инеем конусобразные сосны, с их отвислыми ветвями, походят издали на воздушные пагоды, зеленые снизу и белые сверху. Это удивительное солнце ослепляет глаза, но живит ум, а сухой, холодный воздух разжигает чувства и воспламеняет кровь. Ни одного облака не видно на чистом голубом небе, где отдыхает глаз, в безграничной лазури. Часто устремляются туда глаза Берты с каким-то изумленным вопросительным взглядом, а потом она опускает голову и грустная улыбка играет на её лице. Она снова смеется с Тадди, но почти не произносит ни слова. Тадди к этому совершенно привык. Строптивый до неприличия с Батшебой и матерью, у которой теперь было уже пятеро детей, деливших между собою материнскую любовь, он поддается всецело душой и телом чарующему влиянию своей прелестной тетки. Она не походит на всех остальных женщин и смиряет его своей красотой и странными, задумчивыми манерами. Их соединяет такая симпатия, что ни ему, ни ей не надо терять времени на слова. Её улыбка для него красноречивее дюжины фраз другого человека. Её настроение странно отражается на нем. Если она задумчива и молчалива, то он идет рядом с нею, посматривая по сторонам, спокойный, счастливый, но также серьёзный, сосредоточенный. Если же, напротив, она весела, вся его маленькая фигурка дышет огнем. Они оба громко смеются, махают руками и болтают детский вздор между вспышками хохота. Умный доктор Джобсон, теперь один из первых медиков всей Канады, зорко следил за развитием этой привязанности. Сначала, она его очень безпокоила. Он боялся, чтобы взаимная симпатия не отразилась дурно на ребенке, окружив его чело облаком, отуманивавшем чело тетки. Но, присмотревшись ближе, он с удивлением заметил, что только чрез него можно было иметь на Берту хоть какое-нибудь влияние. Ум Тадди, хотя детский и еще не развившийся, был сильнее ума Берты и лишь он один мог развеселить ее. Убедившись в этом, доктор дозволил рости их дружбе и в продолжении нескольких лет они были неразлучны.

Между тем, они достигли высокого берега реки, который тихо спускается к дороге, проложенной через лед к противоположному берегу. Тадди с криком радости, бросает веревку на крашенные салазки и, положив левую руку на переднюю перекладину, соединяющую полозья, садится на заднюю, поджав левую ногу, а правую ногу оставляет на свободе для управления санями. Устроившись таким образом, он смело спускается под гору при веселом крике Берты: "Пошел, Тадди!", сопровождаемый громким хлопанием в ладоши. Легкия санки, каждую минуту приобретая большую скорость, несутся вниз с неимоверной быстротою и маленькая нога Тадди искусно маневрирует, словно руль, то избегая преграды, то поворачивая, согласно изгибам берега. За ним поднимаются легкия облака пушистого снега. Во всей природе царит безмятежная тишина, прерываемая только легким скрипом полированного железа. Ребенок, стиснув зубы, смотрит в оба, а Берта с безпокойством следит за ним, за встречающимися на его быстром пути препятствиями. А их не мало. Вот виднеется бугорок; за ним лежит сваленное дерево. Трусливый, или неловкий мальчик заметался бы во все стороны и его санки, стукнувшись боком о могучую преграду, выбросили бы его в снег на глубину двадцати футов или умчали бы головой вперед по ледяной крутизне с великой опасностью размозжить его маленькое тело. Но наш Тадди, широко открыв глаза и крепко схватившись руками за переднюю перекладину, прямо направляет санки на дерево и ловким маневром своей левой ноги, поднимается с санями на воздух, футов на пять и, благополучно перепрыгнув через преграду, несется далее. В продолжении нескольких минут он скользит спокойно по белому, гладкому снегу, легко переводя дыхание. Но у подножия горы, где дорога спускается на реку, ждет его новая опасность. Сани фермеров, спускаясь по более отлогой тропе, тут всегда круто поворачивают на лед и мало-по-малу образовали глубокий и широкий ухаб, который ребенку невозможно объехать, потому что направо стоит громадное дерево, с давних времен указывающее переправу, а с другой - нагроможденная масса остроконечных льдин, столкновение с которыми легких санок привело бы к неминуемой гибели. Снова затаив дыхание, сжав зубы и крепко прильнув всем телом к своему страшному деревянному коню, Тадди отважно аттакует врага. Если ему суждено вернуться домой живым, то его утлый челн должен перелететь через зияющую пучину, и оба полозка разом врезаться в противоположную крутизну, причем малейшее уклонение в одну сторону седока может нарушить равновесие и погубить его на веки. Молодец Тадди! Крепко сжавшись, как одна масса, санки и ребенок перескакивают через эту последнюю преграду. Теперь они на гладком льду и Тадди, подавшись вперед всем телом, спокойно катится до крайняго предела движения, данного саням длинным разбегом.

- Ура! кричит он, махая рукой, и его тонкий, звучный голосок долетает до Берты, следившей с тревожно бившимся сердцем за этой бешенной скачкой с препятствиями.

- Ура! отвечает она и также, в знак победы, махает рукою маленькому триумфатору, едва виднеющемуся внизу.

Наконец, соскочив с саней и перекинув через плечо веревку, Тадди начинает взбираться на гору по извилистой тропинке, которую проложили ребятишки, чтоб облегчить себе путь. И, несмотря на только что испытанные треволнения, он твердо решился, достигнув вершины, снова попытать счастья.

Между тем, к Берте подходит какой-то человек и его вид, вероятно, ей очень знаком, потому что она не вздрагивает, но вместе с тем, не выражает ни удовольствия, ни отвращения. Этот человек небольшого роста, в синем индейском кафтане, доходящем до колен, с красными обшлагами и воротником; на спине у него висит капишон, также синий, с красной подкладкой; подпоясан он светлым кушаком, на голове виднеется тюленья шапка, а серые панталоны засунуты в индейские, пестрые сапоги. За собою он тащит на ремне большие индейския сани, состоящия из деревянных полозков, в семь или восемь футов длины, соединенных между собою толстой кожей. Коротенькая пенковая трубочка довершает картину. Нам надо посмотреть раза два на эту фигуру с пробивающейся проседью в бороде и волосах, прежде чем мы узнаем старого знакомого, майора Гренваля. Но это действительно он.

- Здравствуйте, мисс Джобсон, нежно говорит он, снимая шапку и вынимая изо рта трубку, которую прячет в карман.

Она смотрит ему прямо в лицо, но не признает его. Он не прибавляет ни слова и почтительно ждет, что она скажет или сделает.

- Тадди здесь, говорит она, наконец, указывая на мальчика, с трудом поднимающагося в гору.

Майор только кивает головой. Он изучил ее не менее основательно, чем доктор, знает её манеры и угадывает малейшия желания. Он оставляет на вершине свои сани, называющияся на местном наречии тобоггин, и бегом направляется к мальчику.

- Садись, Тадди, кричит он издали: - тетка тебя ждет. Я тебя повезу.

Тадди быстро исполняет это приказание, очень ему приятное, и майор поспешно вталкивает его наверх.

тобоггине.

- Хорошо, голубчик, отвечает мальчуган, сверкая глазами и весело смеясь.

Сам майор научил его обращаться с собою так фамильярно, к величайшему неудовольствию мистрис Джобсон.

- Ушибу! Я! воскликнет майор глубоко прочувствованным голосом: - что ты, дитя мое! Я ни за что на свете не причинил бы ей ни малейшого вреда.

- Даже еслиб вам дали много табаку, глубокомысленно замечает Тадди: - ведь вы любите более всего на свете табак?

Прежде чем майор успел ответить, он бросил взгляд вокруг себя и, громко вскрикнув, побежал вперед. Тадди, оставшись один, взлез на санки и посмотрел на вершину. Тетя Берта сидела на тобоггине она взмахивает руками, весело смеется и быстро спускается с горы. Тадди никогда в жизни не забудет этой минуты. С быстротою молнии соскакивает он с своих салазок и бежит на вершину, где стоит майор, разводя руками и с широко раскрытыми от страха глазами отчаянно следит за бешенной пляской индейских саней, уносящих Берту на верную погибель. Встретив сочувствие в смертельной агонии, выражающейся в каждой черте майора, Тадди начинает плакать. А тобоггин, благополучно перепрыгнув через первую преграду, быстро направляется к роковому ухабу. Вот сани взлетели на воздух и Берта, выброшенная с необыкновенной силой, падает на снег далеко за страшным деревом. Слава Богу! Но она исчезла! Майор, как бешенный, с опасностью жизни, бросается вниз и достигает подошвы горы то бегом, то на четвереньках. Тадди следует за ним, но на первых же шагах теряет равновесие и скатывается как мячик. Когда он, наконец, поднявшись на ноги, осматривается по сторонам, близь него стоит тетя Берта, вся в снегу, с головы до ног. Она отряхивает свои мокрые волосы и весело смеется над майором, который, опустившись на колени и подняв к небу руки, восторженно смотрит на нее, как на небесного ангела.

- Тетя, тетя! восклицает Тадди, подбегая к ней и схватив ее за руки: - вы не ушиблись?

- Нет, нет, нет! Но посмотри, Тадди, что с ним?

Гренвиль краснеет и быстро вскакивает.

- Слава Богу! Слава Богу! произносит он в полголоса.

- О, он молится и благодарит Бога за ваше спасение, произносит мальчик: - ну, тетя, поцелуйте меня и скажите, что вы совсем здоровы.

- Да, я совсем здорова, восклицает Берта и, поцеловав ребенка, умолкает.

на глыбу льда и набивает трубку, попрежнему бормоча:

- Слава Богу!

- Господи! восклицает он: - она забыла свою шапочку на вершине горы.

И, таща за собою , он бегом поднимается по прямой, скользкой дороге, так что, когда Берта с Тадди являются на вершину, он подает ей меховую шапочку, с которой предварительно стряхнул снег.