Разговор философа с супругой маршала де ***

У меня было какое-то дело до маршала де ***. Я пошел утром к нему на квартиру. Его не было дома, и я велел доложить о себе супруге маршала. Это милая женщина; она прелестна и набожна, как ангел: кротость написана на её лице; интонация голоса и наивность её речи, - все это так гармонировало с её наружностью.

Она была за туалетом. Я сажусь на придвинутое кресло, и мы начинаем разговор. В ответ на несколько замечаний с моей стороны, осведомивших ее о моей личности и изумивших ее (ибо она была убеждена, что человек, непризнающий Пресвятой Троицы, каторжник, который кончить виселицей), она говорит мне:

Вы не господин ли Крюдели?

Крюдели. Да, мадам.

Супруга маршала. Так это вы ни во что не верите?

Крюдели. Я.

Супруга маршала. Однако у вас мораль верующого человека.

Крюдели. Почему нет, если я честный человек?

Супруга маршала.

Крюдели. Наилучшим образом.

Супруга маршала. Как! вы не воруете, не убиваете, не грабите?

Крюдели. Очень редко.

Супруга маршала. Что же выигрываете вы, но веруя в Бога?

Крюдели. Ничего, мадам. Разве веруют в Бога из-за какой-нибудь выгоды?

Супруга маршала. Не знаю; но соображения выгоды нисколько не вредят делам ни этого ни другого мира.

Крюдели. По это му-то я немножко огорчен за наш бедный человеческий род. Поэтому-то мы не стоим большого.

Супруга маршала. Как! вы по воруете?

Крюдели. Нет, клянусь честью.

Супруга маршала.

Крюдели. Почему же?

Супруга маршала. Мне кажется, что если бы не в что было надеяться и нечего было бояться, когда меня здесь не будет, то я не отказывалась бы от тех маленьких наслаждений, которых так много представляется в этой жизни. Признаюсь, я ссужаю Богу деньги под ростовщические проценты.

Крюдели. Вы воображаете?

Супруга маршала. Это не воображение, а. Факт.

Крюдели. А можно ли вас спросить, что еще вы позволили бы себе, если бы были неверующей?

Супруга маршала. Извините, это предмет моей исповеди,

Крюдели. Что касается меня, то я получаю со своего капитала рейту.

Супруга маршала. Нищенский доход.

Крюдели. Разве вы предпочитаете видеть во мне ростовщика?

Супруга маршала. силой, не все ли равно: нужно все поставить в счет, не пренебрегать никакой выгодой. Увы! нам предстоит много хлопот, наш вклад всегда будет очень скуден по сравнению с ожидаемым доходом. А вы ничего не ждете?

Крюдели. Ничего.

Супруга маршала. Печально. Согласитесь же, что вы или очень злы или очень безумны!

Крюдели. По правде сказать, не знаю, мадам.

Супруга маршала. Какое побуждение может быть у неверующого быть добрым, если он не безумен? Я очень хотела бы знать это.

Крюдели. И я скажу вам.

Супруга маршала. Вы обяжете меня.

Крюдели. Представляете ли вы себе, что можно быть так счастливо рожденным, что будешь находить большое удовольствие делать добро?...

Супруга маршала. Представляю.

Крюдели....что можно получить превосходное воспитание, которое укрепляет естественную склонность к благодеяниям?

Супруга маршала.

Крюдели...и что в зрелом возрасте мы по опыту узнаем, что для нашего собственного счастья в этом мире лучше быть в конце концов честным человеком, чем мошенником?

Супруга маршала. О, да, но как можно быть честным человеком, когда дурные принципы вкупе со страстями влекут нас ко злу?

Крюдели. По непоследовательности; что может быть проще, как быть непоследовательным?

Супруга маршала. Увы, к несчастью, нет ничего проще этого: веруешь, а ведешь себя ежедневно, Как неверующий!

Крюдели. И не веруя, ведешь себя, почти как верующий.

Супруга маршала. В добрый час, но разве есть какое-нибудь неудобство иметь одним поводом больше - религию - делать добро и одним поводом меньше - неверие - делать зло?

Крюдели. Никакого, если бы религия была поводом делать добро, а неверие - поводом делать зло.

Супруга маршала. Разве есть какое-нибудь сомнение в этом? Разве дух религии не способен сдерживать нашу мерзкую развращенную природу и дух неверия, избавляя ее от страха, не предоставляет ее собственным дурным наклонностям?

Крюдели. Это, мадам, поведет нас к длинной дискуссии.

Супруга маршала.

Крюдели. Придется начать немного издалека.

Супруга маршала. Как хотите, лишь бы я поняла вас.

Крюдели. Моя будет вина, если вы не поймете меня.

Супруга маршала. Это предупредительно с вашей стороны, но вы должны знать, что я никогда ничего, кроме часослова, не читала и занималась почти исключительно тем, что выполняла, предписания Евангелия и родила детей.

Крюдели. Эти обе обязанности вы исполнили прекрасно.

Супруга маршала. Да, что касается детей: их шесть у меня, а седьмой стучится в дверь. Однако, начинайте.

Крюдели. Мадам, есть ли в этом мире какое-нибудь добро, которое не влекло бы за собой некоторого неудобства?

Супруга маршала. Нет.

Крюдели....и какое-нибудь зло, которое не приносило бы некоторой выгоды?

Супруга маршала. Нет.

Крюдели.

Супруга маршала. Зло, это - то, что создает больше неудобств, чем дает пользы, а добро, наоборот, создает больше выгод, чем неудобств,

Крюдели. Будете ли вы, мадам, любезны потом припомнить свое определение добра и зла?

Супруга маршала. Припомню. Вы называете это определением?

Крюдели. Да.

Супруга маршала. Следовательно, это философия?

Крюдели. Превосходная!

Супруга маршала. И я философствую?

Крюдели. Таким образом, вы убеждены, что религия дает больше выгод, чем неудобств, и потому вы называете ее благом?

Супруга маршала. Да.

Крюдели. Что касается меня, то я не совневаюсь, что ваш управляющий обворовывает вас накануне Пасхи немного меньше, чем после, и что от времени до времени религия мешает совершиться целому ряду маленьких зол и создает целый ряд маленьких благ.

Супруга маршала.

Крюдели. Но думаете ли вы, что ужасные опустошения, произведенные религией в протекшия времена, и те, которые она произведет в будущем, в достаточной степени компенсируются этими нищенскими выгодами? Подумайте: она создала, и поддерживает самую разнузданную вражду между нациями. Нет мусульманина, который не воображал бы, что, искореняя христиан, которые, со своей стороны, не более его веротерпимы, он делает угодное Богу и святому Пророку дело. Подумайте: она создала и поддерживает такие раздоры среди народов одной и той же страны, которые редко утихают без пролития крови. Наша история представляет в этом отношении слишком свежие и слишком мрачные примеры. Подумайте: она создала и питает сильнейшую и упорнейшую вражду в обществе между гражданами, в семье между родными. Христос сказал, что он пришел отделить мужа от жены, мать от детей, брата от сестры, друга от друга, и его предсказание исполнилось слишком точно.

Супруга маршала. Вот это как раз и есть злоупотребления, это не то.

Крюдели, Это - то, если злоупотребления не отделимы от нея.

Супруга маршала. А как вы докажете, что злоупотребления религией неотделимы от нея?

Крюдели. Очень легко. Скажите мне: если бы какой-нибудь мизантроп задался целью создать роду человеческому несчастье, что мог бы он изобрести лучше веры в непостижимое существо, на счет понимания которого люди никогда, не могли бы согласиться и которого они ставили бы выше своей жизни? Возможно ли, таким образом, отделить от понятия божества представление о глубочайшей непостижимости и величайшей важности?

Супруга маршала. Нет.

Крюдели. Сделайте же вывод.

Супруга маршала. Я сделала тот вывод, что такая мысль в голове безумцев не остается без выводов.

Крюдели. И прибавьте, что безумцы всегда были и будут в большинстве, и что самые опасные из них те, которых делает религия, и из которых умеют при случае извлечь выгоду общественные смутьяны.

Супруга маршала. Но нужно же иметь что-нибудь, что устрашало бы людей и удерживало бы их от дурных поступков, ускользающих от строгости законов. Что же вы поставите на место религии, когда вы уничтожите ее?

. Все-таки было бы одним ужасным предразсудком меньше, если бы даже я не имел, чем заменить ее. Я уже не говорю о том, что мы в одну эпоху и ни у какой нации религиозные мнения не служили основой для национальных нравов.

Боги, которым поклонялись древние греки и римляне, честнейшие на земле люди, были разнузданным хулиганьем: Юпитера нужно было заживо сжечь, Веттеру заключить вместе с проститутками в Сальпетриэр, Меркурия - вместе с бродягами в Висэтр.

Супруга маршала. И вы думаете, что совершенно безразлично: христиане мы или язычники; будучи язычниками, мы не стали бы от этого хуже и, как христиане, мы не стоим большого?

Крюдели. Право, я убежден, что, помимо всего прочого, мы были бы к тому же еще немного веселее.

Супруга маршала. Это невозможно?

Крюдели. Но, мадам, разве есть среди нас христиане?

Супруга маршала. И это вы говорите мне?

Крюдели. Нет, не вам, мадам. Это я говорю одной моей соседке, честной и благочестивой, как вы, женщине, мнящей себя, как вы же, лучшей христианкой в мире.

Супруга маршала. И вы показали ей, что она ошибалась?

Крюдели. В один момент.

Супруга маршала.

Крюдели. Я развернул Новый Завет, который она часто читала, - книга была сильно потрепана, - и прочел ей нагорную проповедь. По прочтении каждого стиха я спрашивал ее:

"Это вы исполняете? А это? а вот это?"

Я пошел еще дальше.

Она прекрасна, и, хотя она очень благонравна и очень набожна, она хорошо знает это. У ней очень белая кожа, и, хотя она не придает большого значения этому преходящему качеству, однако, она не обижается, когда ей делают комплимент за это; у ней роскошнейшая шея, и, хотя она очень скромна, ей нравится, когда замечают это.

Супруга маршала. Лишь бы об этом знали только она и муж.

Крюдели. Я думаю, что муж её знает это лучше кого-либо другого; но для женщины, которая рисуется своей религиозностью, этого не достаточно.

"Не написано ли в Евангелии", сказал я ей, "что пожелавший жену ближняго своего совершил прелюбодеяние с ней в сердце своем?"

Супруга маршала. Она вам ответила: да?

Крюдели. "И не осуждает ли оно", прибавил я, "прелюбодеяние, совершенное в сердце, так же строго, как прелюбодеяние, иначе совершенное?"

Супруга маршала. Она ответила вам: да?

Крюдели. "И если мужчину осуждают", продолжал я, "за совершенное в сердце прелюбодеяние, какова же будет участь женщины, соблазняющей на это преступление всех людей, приближающихся к ней"?

Последний вопрос смутил ее.

. Понимаю: она не особенно тщательно закрывала свою блиставшую красотою шею.

Крюдели. Верно. Она ответила мне, что это обычная вещь, - как будто необычная вещь называться христианином и не быть им; что не следует быть посмешищем, благодаря своему костюму, - как будто бы есть какое-нибудь сравнение между жалкой насмешкой людей и вечным осуждением её и её ближняго; что она полагается на вкус своей модистки, - как будто она скорее готова отказаться от своей религии, чем сменить свою модистку; что это фантазия мужа, - как будто муж настолько безразсуден, что требует от жены забыть о приличиях и своих обязанностях, а истинная христианка должна простирать свое повиновение сумасбродному мужу до забвения воли Божьей и угроз своего искупителя!

Супруга маршала. Я наперед знала все эти пустяки; я, может быть, так же ссылалась бы на них, как ваша соседка; но мы обе поступали бы недобросовестно. Какое же решение приняла она после вашего увещания?

Крюдели. На следующий день после этого разговора (это было в праздник) я поднимался к себе, а моя набожная, прекрасная соседка спускалась из своей квартиры, чтобы идти в церковь.

Супруга маршала. Одетая, как всегда.

Крюдели. Одетая, как всегда. Я улыбнулся, она тоже, и мы разошлись, не сказав друг другу ни слова. Вы видите, мадам: честная женщина, христианка, набожная! И после этого примера и сотни тысяч других подобного же рода, какое действительное влияние на нравы я могу приписать религии? Почти никакого, и тем лучше.

Супруга маршала. Как тем лучше?

Крюдели. Да, мадам: если бы двадцати тысячам жителей Парижа пришла фантазия строго сообразовать свое поведение с нагорной проповедью...

Супруга маршала. Ну, так несколько прекрасных шей было бы более закрыто.

Крюдели. И было бы столько сумасшедших, что полиция не знала бы, что с ними делать, так как недоставало бы смирительных домов. В боговдохновенных книгах есть две морали: одна - главная и общая всем нациям, всем культам, и ей кое-как следуют; другая - свойственная каждой отдельной нации и каждому культу; ей верят, ее проповедуют в храмах, прославляют в частных домах, но ей вовсе не следуют.

. От чего же происходит такая странность?

Крюдели. Оттого, что невозможно угнетать народ правилами, подходящими лишь для нескольких меланхоликов, и скроенными по их характеру. Религии, как и монастырские уставы, со временем увядают. Это утопия, которая не может устоять против постоянного напора природы, возвращающей нас под сень своих законов. Сделайте так, чтобы блого отдельных лиц было тесно связано с общим благом; чтобы гражданин не мог повредить обществу, не повредив самому себе. Обезпечьте за добродетелью награду, как вы обезпечили злому делу наказание; дайте доступ к высшим постам в государстве всем достойным людям, без различия религиозных воззрений, и к каким бы общественным слоям они ни принадлежали, и тогда у вас останется незначительное меньшинство злых людей, тяготеющих к пороку по своей испорченной природе, которой ничто не может исправить. Мадам, искушение слишком близко, а мучение ада слишком далеко; не ждите ничего хорошого от системы странных воззрений, которые можно внушать только детям, которые надеждой на искупление подстрекают к преступлению, которые посылают провинившагося просить у Бога прощения за обиду, нанесенную человеку, и подтачивают строй естественных и моральных обязанностей, подчиняя его строю химерирических обязанностей.

Супруга маршала. Я не понимаю вас.

Крюдели. Я объяснюсь,, но вот подъезжает, кажется, карета господина маршала; он возвращается как раз кстати, чтобы помешать мне сказать глупость.

Супруга маршала. Скажите, скажите вашу глупость, я не пойму ее; я привыкла понимать только то, что мне нравится.

Крюдели. (Подошел к ней и сказал ей тихо на ухо:) Мадам, супруга маршала, спросите у викария вашего прихода, что более преступно: осквернить священный сосуд или запятнать репутацию честной женщины? Он содрогнется от ужаса при мысли о первом преступлении, он поднимет вопль о святотатстве, и гражданский закон, который, наказывая сожжением за святотатство, почти не знает клеветы, приведет к полному смешению понятий и совращению умов.

Супруга маршала. Я знала некоторых женщин, которые воздерживаются от скоромной пищи по пятницам, и которые... я чуть было не сказала глупости. Продолжайте.

Крюдели. Но, мадам, мне абсолютно необходимо поговорить с господином маршалом.

Супруга маршала. Еще минутку, и мы пойдем к нему вместе. Я собственно не знаю, что ответить вам, но в то же время ваша речь не убедительна для меня.

Крюдели. Религия, которая произвела, производит и будет производить столько злых людей, сделала из вас лучшую женщину, - вы сделаете хорошо, если сохраните ее. Вам приятно воображать рядом с собой, над своей головой великое и могущественное существо, видящее, как вы ходите по земле, и эта мысль укрепляет вас. Продолжайте, мадам, пользоваться этим святым верховным руководителем ваших мыслей, этим блюстителем и высоким образцом ваших поступков.

Супруга маршала. Вы не заражены, как я вижу, манией прозелитизма.

Крюдели. Нисколько.

Супруга маршала. За это я вас еще больше уважаю.

Крюдели. Я предоставляю каждому думать посвоему, лишь бы мне позволили думать так, как я хочу; к тому же люди, которым дано сбросить с себя предразсудки, почти не нуждаются в наставлениях.

Супруга маршала. Думаете ли вы, что человек может избегнуть суеверий?

Крюдели. Нет, поскольку он останется невежественным и трусливым.

Супруга маршала. Ну, так вместо одного суеверия, нашего, появится какое-нибудь другое.

Крюдели. Этого я не думаю.

Супруга маршала. Скажите мне по правде, разве вам не прискорбно превратиться после смерти в ничто?

. Я предпочел бы жить, хотя я не знаю, почему бы дважды не позабавиться надо мною существу, которое однажды могло сделать меня несчастным без всякого повода.

Супруга маршала. Если, вопреки этому неудобству, надежда на грядущую жизнь кажется вам утешительной и приятной, зачем отнимать ее у нас?

Крюдели. У меня нет такой надежды, потому что одного желания иметь такую жизнь в будущем недостаточно, чтобы унять мое легкомыслие, но я ни у кого не отнимаю этой надежды. Если возможно поверить, что будешь видеть, хотя у тебя не будет глаз; будешь слышать, не имея ушей; будешь мыслить, не не имея головы; будешь любить, не имея сердца; будешь чувствовать, не имея чувств, будешь существовать, хотя нигде тебя не будет; будешь представлять из себя что-то непротяженное, - тогда я согласен.

Супруга маршала. Но кто создал этот мир?

Крюдели. Об этом я спрашиваю вас.

Супруга маршала. Бог.

Крюдели. А что такое Бог?

Супруга маршала. Дух.

Крюдели. Если дух создает материю, почему бы материи не создать духа?

Супруга маршала. А почему бы ей создать его?

Крюдели. Потому что я ежедневно вижу, как она делает это. Верите ли вы, что у животных есть душа?

. Конечно, верю.

Крюдели. А могли бы вы сказать, что делается, напр., с душой перуанской змеи в то время, как она сушится, подвешенная на камине, и коптится два года под ряд?

Супруга маршала. Пусть, что угодно, делается, какое мне дело до этого?

Крюдели. Потому что мадам не знает, что сушеная и прокопченая змея воскреснет и оживет.

Супруга маршала. Я нисколько не верю этому.

Крюдели. Однако смышленый человек Бургэ {Один из спутников Ла-Кондамина во время путешествия по Перу, изобретатель геолиометра.} уверяет в этом.

Супруга маршала. Ваш смышленый человек лгал.

Крюдели. А если он говорил правду?

Супруга маршала. Я перестала бы верить, что животные - машины.

Крюдели. А человек, который тоже животное, немного более совершенное... По господин маршал.

. Еще один и последний вопрос, Спокойны ли вы с вашим безверием?

Крюдели. Как нельзя больше.

Супруга маршала. Но если вы ошибаетесь?

Крюдели. Если я ошибаюсь?

Супруга маршала. Если все, что вы считаете ложным, будет верно, и вы будете осуждены... Господин Крюдели, это ужасная вещь быть осужденным; гореть целую вечность, - это очень долго.

Крюдели. Лафонтен думал, что мы будем там, как рыба в воде.

Супруга маршала. Да, да, по ваш Лафонтен сделался очень серьезным в последний момент, и вот к этому моменту я вас подожду.

Крюдели. Я ни за что не отвечаю, когда у меня не будет головы; если я кончу одной из тех болезней, во время которых у человека, впавшого в агонию, сохраняется весь его разум, то в момент, к которому вы меня поджидаете, я буду не больше смущен, чем в момент, в который вы меня видите теперь.

Супруга маршала. Эта неустрашимость смущает меня.

Крюдели. Я нахожу её больше у умирающого, верующого в строгого судью, который взвешивает все до самых сокровенных наших помыслов, и на весах которого самый праведный человек погиб бы за свое тщеславие, если бы он не трепетал от мысли предстать пред судьею слишком легкомысленным; неустрашимость этого умирающого еще более смутила бы меня, если бы ему представился выбор: прекратить существование после смерти или предстать на суд, и если бы он колебался принять первое решение, - разве бы только он был более безразсудным, чем спутник Св. Бруно, или более опьянен своим заслугами, чем Бохола.

. Историю сотоварища св. Бруно я читала, но я никогда не слыхала, о вашем Бохола.

Крюдели. Это иезуит из Пинска, в Литве; умирая, он оставил шкатулку с деньгами и с запиской, написанной и подписанной его рукой.

Супруга маршала. Что же говорится в этой записке?

Крюдели. Она составлена так: "Я прошу моего дорогого собрата, хранителя этой шкатулки, открыть ее тогда, когда я начну творить чудеса. Хранящияся в ней деньги дослужат на покрытие расходов по церемонии сопричисления меня к лику святых. В подтверждение моих добродетелей прилагаю несколько собственноручных заметок, очень полезных для лиц, которые задумают написать мою биографию".

Супруга маршала. Можно умереть от смеха.

Крюдели. Мне, мадам, а не вам, - ваш Вогь не любит шуток.

Супруга маршала. Вы правы.

Крюдели. Мадам, нетрудно совершить тяжкий грех против вашего закона.

Супруга маршала. Согласна.

Крюдели. Суд, который решит вашу судьбу, очень строг.

. Правда.

Крюдели. И если вы полагаетесь на приговор вашей религии относительно числа избранных, то оно очень ничтожно.

Супруга маршала. О, я не янсенистка, я вижу медаль только с утешительной стороны: кровь Иисуса Христа покрывает в моих глазах огромное пространство, и мне казалось бы очень странным, если бы диавол, который не посылал на смерть своего сына, имел больший успех.

Крюдели. Но разве вы осуждаете Сократа, Фокиона, Аристида, Катона, Трояна, Марка-Аврелия?

Супруга маршала. Fi donc! только дикари могли бы думать так. Св. Павел говорит, что каждый будет судим по закону, который он знал, и св. Павел прав.

Крюдели. А по какому закону будет судим неверующий?

Супруга маршала. Ваш случай несколько иной. Вы один из тех проклятых жителей библейских городов, которые закрыли глаза на просвещавший их свет и заткнули уши, чтобы не слышать голоса истины.

Крюдели. Мадам, они были бы людьми единственными в своем роде, если бы от них зависело верить или не верить.

Супруга, маршала. Если бы они были созданы в Тире и Сидоне, они увидели бы чудеса, которые заставили бы их принести покаяние.

Крюдели. Это значит, что жители Тира и Сидона были умными людьми, а те - глупыми. Но разве тот, кто создал глупцов, накажет их за то, что они глупы? Я только что рассказал одну истинную историю, у меня является желание рассказать вам сказку. Один молодой мексиканец... Но господин маршал?

. Я пошлю узнать, можно ли его видеть. Ну, так что же ваш молодой мексиканец?

Крюдели. Утомленный работой, он бродил однажды по берегу моря. Он увидел доску, которая одним концом погружалась в воду, а другим упиралась в берег. Он сел на эту доску и, обнимая своим взором обширное развернувшееся пред ним пространство, проговорил про себя:

"Несомненно, моя бабушка говорила вздор, когда рассказывала мне историю о каких-то людях, когда-то высадившихся на этот берега., и прибывших сюда из какой-то страны, лежащей по ту сторону наших морей. Нет здравого смысла в этом рассказе: разве я по вижу, что море граничит с небесами? И могу ли я, наперекор моим чувствам, верить старой басне, которая возникла, не известно когда, которую каждый переделывает на свой лад, и которая не что иное, как сплетение нелепостей, из-за которых рассказчики готовы выцарапать друг другу глаза?"

В до время, как он таким образом разсуждал, вздымающияся волны убаюкивали его, и он заснул. Пока он спал, ветер усилился, волны подняли доску, на которой он лежал, и вот наш молодой разумник поплыл.

Супруга маршала. Увы, это - изображение нашей судьбы: каждый из нас сидит на доске; поднимается ветер, и волны уносят нас.

Крюдели. Когда он проснулся, он был уже далеко от материка. Наш мексиканец очень удивился, очутившись среди открытого океана, и еще больше удивился, когда, потеряв из виду берег, на котором он только что прогуливался, он увидел, что море со всех сторон сливается с небесами. Тогда в нем зародилась сомнение, не ошибался ли он, и не попадет ли он, если ветер не затихнет, на тот берег и к тем людям, о которых так часто рассказывала ему бабушка.

Супруга маршала. А вы ни слова не говорите о его испуге.

Крюдели. Он вовсе не чувствовал испуга. Он говорил про себя:

"Не беда, лишь бы удалось только пристать к берегу. Положим, я разсуждал, как безумец, но я был искренен с самим собою, а это все, что можно требовать от меня. Если иметь ум - не добродетель, то не иметь его - не порок".

Тем временем ветер, не переставая, все дул, молодой человек все плыл на доске, и, наконец, вдали показался незнакомый берег: мескиканец пристает и выходит на твердую землю.

Супруга маршала. Мы все когда-нибудь сойдемся там, г. Крюдели.

Крюдели. Я этого желаю: где бы ни было, мне всегда будет лестно быть вам приятным.

"Я властитель этой земли", ответил ему старец.

Молодой человек тотчас же пал ниць пред ним, по старец сказал ему:

"Встаньте. Вы отвергали мое существование?"

"Отвергал".

"И существование моей власти?"

"И существование вашей власти".

"Я прощаю вам это, потому что я тот, кто проникает взором в глубину сердец, и я прочел в глубине вашего сердца, что вы были искренни, но другия ваши мысли и действия не так невинны".

И старец, держа его за ухо, напомнил ему все заблуждения его жизни и на каждом его слове мексиканец наклонялся, бил себя в грудь и просил прощения...

Так вот, мадам, поставьте себя на один момент на место старца, и скажите мне, что бы вы сделали? Взяли ли бы вы этого молодого безумца за волосы и было ли бы вам приятно таскать его так по берегу целую вечность?

Супруга маршала. По правде сказать, нет.

Крюдели. Если бы один из ваших прелестных детей, оставив отчий дом и наделав уйму глупостей, вернулось бы с раскаянием обратно...

Супруга маршала. Я побежала бы ему навстречу, заключила бы его в свои объятия и омыла бы его своими слезами, но г. маршал, его отец, не так отнесся бы к такому поступку.

Крюдели. Г. маршал не тигр.

Супруга маршала. Далеко до этого.

. Немного, может быть, потрепал бы, но простил бы.

Супруга маршала. Конечно,

Крюдели.

Супруга маршала. Старец и г. маршал оба одинаково поступили бы.

Крюдели. Не хотите ли вы сказать, что г. марша л лучше старца?

. Боже, сохрани. Я хочу сказать, что если моя справедливость не справедливость г-на маршала, то справедливость г-на маршала могла бы не быть справедливостью старца.

Крюдели. Ах, мадам, вы не предвидите выводов из этого ответа. Или общее определение одинаково относится и к вам, и к г-ну маршалу, и ко мне, и к молодому мексиканцу, и к старцу, или я не знаю, что это такое, и не понимаю, как нравиться или не нравиться этому последнему.

(На этих словах нам доложили, что г. маршал ждет нас. Я подал руку супруге

-- Голова закружится от этого, не правда ли?

Крюдели. Почему же, если она в порядке?

Супруга маршала.

Крюдели. Даже когда не веришь.

Супруга маршала. А когда, веришь, не разсчитывать на его доброту.

. Если это не очень вежливо, то во всяком случае очень надежно.

Супруга маршала. Кстати, если бы вам пришлось давать судьям отчет в ваших принципах, признали ли бы вы их?

Крюдели.

Супруга маршала. Ах, трус! А в предсмертный час вы согласились бы исполнить церковные обряды?

Крюдели. Не преминул бы.

. Фи, гадкий лицемер!