Авторы: | Овидий Назон П., Томсон Д., Ришпен Ж., Ламартин А. М., Леопарди Д., Шелли П. Б., год: 1885 |
Категория: | Стихотворение |
Связанные авторы: | Барыкова А. П. (Переводчик текста) |
Анна Павловна Барыкова
ПЕРЕВОДЫ И ПЕРЕДЕЛКИ
Издание: "Стихотворения и прозаические произведения А.П.Барыковой", СПб., 1897
ЧАСТЬ II.
ПЕРЕВОДЫ И ПЕРЕДЕЛКИ.
Из поэтов древнего мира.
Гезиод.
Золотой век.
(Из "Трудов и дней").
Как боги, - мирно жил благословенный род, |
Не ведая нужды, как наше поколенье, |
Ни умственных тревог, ни тягостных работ; |
И старость не несла с собою разрушенья |
Их чистой красоте. Они не знали бед, |
Болезней, горя, зла; богатые стадами, |
Всегда довольные готовыми плодами |
Земли, дарившей им непокупной обед, |
Со всей природою Небес благословенье |
Они делили дружно. Смерть, как сновиденье, |
Когда же грудь Земли весь род во мраке скрыла, |
Великий Зевс воздвиг из тления могилы |
И к жизни вновь призвал избранников своих, |
Как добрых гениев, хранителей незримых |
Всего живущего среди полей родимых, |
Благих советников, защитников людей; |
И над землей в тумане светлый рой теней, |
Великое служенье свято исполняя, |
Носился, радостный, от края и до края, |
И праведных пути невидимо хранил, |
И благодать небес на землю низводил. |
По Овидию.
Поучение Пифагора.
Полно вам, люди, себя осквернять недозволенной пищей! |
Есть у вас хлебные злаки; под тяжестью ноши богатой |
Сочных, румяных плодов преклоняются ветви деревьев; |
Грозди на лозах висят наливные; коренья и травы |
Нежные, вкусные зреют в полях; а другие, - |
Те, что грубее, огонь умягчает и делает слаще; |
Сладкого меда, что пахнет душистой травой - тимианом, |
Не запрещаются вам. Расточительно-щедро все блага |
Вам предлагает земля; без жестоких убийств и без крови |
Вкусные блюда она вам готовит. |
Лишь дикие звери |
Голод свой мясом жизвым утоляют; и то не все звери: |
Лошади, овцы, быки - ведь травою питаются мирно. |
Только породы свирепые хищников: лютые тигры, |
Львы беспощадно-жестокие, жадные волки. медведи |
Рады пролитию крови... |
И что за обычай преступный. |
Что за ужасная мерзость: кишками - кишек поглощенье! |
Можно ль откармливать мясом и кровью существ нам подобных |
Жадное тело свое и убийством другого созданья, - |
Смертью чужою - поддерживать жизнь? |
Неужели не стыдно |
Нам, окруженным так щедро дарами земли благодатной, |
Матери нашей кормилицы. - нам, - не животным, а людям, |
Жадно зубами жестокими рвать и терзать с наслажденьем |
Разве нельзя утолить, не пожертвовав жизнью чужою, |
Люди, ваш голод неистовый, алчность утроб ненасытных? |
Былъ - сохранилось предание - Век Золотой, - не напрасно |
Названный так; жили люди счастливые, кроткие - просто; |
Были довольны и сыты одними плодами земными, |
Кровью уста не сквернили. И итицы тогда безопасно |
Воздух крылом рассекали; и робкие зайцы бесстрашно |
В поле бродили; на удочке рыба тогда не висела, - |
Жертвой доверия; не было хитрых силков и капканов. |
Страха, предательства, злобы не ведал никто. И повсюду |
Царствовал мир. |
Где ж он ныне?.. И чем свою смерть заслужили |
Вы, - безобидные овцы, незлобные, смирные твари. |
Людям на благо рожденные? Вы, что нас поите щедро |
Влагой сосцов благодатных и греете мягкой волною, |
Вы, чья счастливая жизнь нам полезней, чем смерть ваша злая? |
Чем провинился ты, вол, предназначенный людям на помощь, |
Ты, безответно-покорный товарищ и друг хлебопашца? |
Как благодарность забыть, как решиться жестокой рукою |
Стертую тяжким ярмом? Обагрить мать-кормилицу землю |
Кровью горячей работника, давшего ей урожай?.. |
Страшен ваш гнусный обычай и скользок ваш путь к преступленьям, |
Люди! Убить человека не трудно тому, ктот внимая |
Жалким предсмертным блеяниям, режет телят неповинных, |
Кто убивает ягненка, чьи слабые вопли подобны |
Плачу дитяти; кто птицу небесную бьет для забавы |
Или, - нарочно - своею рукою вскормив, - пожирает! |
С вашей привычной жестокостью рядом стоит людоедство! |
О, воздержитесь, опомнитесь, я заклинаю вас, братья! |
Не отрывайте убийством от плуга вола-земледельца; |
Пусть он, служивший вам верно, умрет не насильственной смертью; |
Не истребляйте стада беззащитные: пусть одевают, |
Греют вас мягким руном и поят молоком своим щедро, |
Мирно живя, умирая спокойно на пастбищах ваших. |
Бросьте силки и капканы! Не трогайте пташек небесных; |
Пусть, беззаботно порхая, поют нам о счастьи и воле. |
Хитро сплетенные сети, крючки с смертоносной наживой |
Бросьте! Доверчивых рыб не ловите обманом коварным, |
Смертные, - смертных щадите! |
Питайтесь дозволенной пищей, - |
Пищей, пригодной для любящей, чистой души человека. |
Из италианских поэтов.
Леопарди.
Любимая мысль.
Ты, сердца моего прекрасный повелитель, |
Ужасный дар небес, но вечно дорогой, |
В страданьях верный друг и лучший утешитель, |
Ты, мысль, всегда, везде владеющая мной. |
Как молнии стрела исчезло с быстротою |
Все то, чем до тебя душа была полна; |
Могучий властелин, царишь ты надо мною, |
Все умерло кругом, жива лишь ты одна. |
Ты в глубине души воздвиглась одиноко, |
Как башня-великан среди степи широкой. |
Как путник с высоты угрюмых скал вершины |
С надеждой радостной вдаль устремляет взор |
На плодоносный край, цветущие долины, |
Так я от суеты и пошлой скуки света |
Всегда, как в светлый рай, стремлюсь к тебе душой; |
Тобой я вдохновлен, тобою жизнь согрета, |
В одной тебе ищу я счастья и покой! |
И жду, чтобы твоя чарующая сила |
Больной и падший дух от смерти воскресила. |
Из французских поэтов.
Ламартин.
Из поэмы "Падший ангел".
Страницы вдохновенные читая, |
Не говорите, - люди, - что Сам Бог, |
В уста избранников слова Свои влагая, |
Святую книгу эту написать помог. |
Слова Его живут в созвучьях песни вечной; |
Они начертаны на синеве небес |
И выше в бездне, полной тайны и чудес, - |
Там, где огни миров роятся бесконечно. |
Одна лишь книга есть, где Он Своей рукой |
Нетленными чертами Имя пресвятое |
Твой разум, - человек! Лишь он над темнотою |
Твоей всегда царит, в нем - искра божества, |
Премудрости Его живое отраженье, |
В нем - говорит Он с вами. |
Уст плотских слова |
Все только искажают Вышнего внушенья. |
Луиза Аккерман.
IN MEMORIAM.
Я странствовать люблю. И лишь наступит лето, |
Как птица вольная, перелетаю я |
От ласмурных небес - в страны тепла и света, |
От мрачных берегов - в волшебные края. |
Но только никогда ты, ветер быстрокрылый, |
Не заноси меня в тот край, где я жила |
Когда-то счастливо, где был со мною милый, |
И где развалина надежд моих легла. |
Как солнце бледное там ласково сияло! |
И как мне нравилась угрюмая страна! |
Любовь в душе моей так чудно расцветала, |
С любовью все исчезло. Нынче - сквозь туманы |
Явился бы мне там печальный ряд теней, |
Озера темные да сосны великаны - |
Живые призраки минувших светлых дней. |
На этом берегу, холодном и унылом, |
Все полно образом любимым, дорогим, |
Знакомым голосом, улыбкой, взглядом милым, |
Все полно счастием исчезнувшим моим. |
Пойду ль бродить одна - с истерзанной душою - |
По тем тропинкам, где бродили мы вдвоем, - |
Смех жизнерадостный, - веселье молодое, - |
Припоминать - в слезах, в отчаяньи немом?.. |
Свету!
Когда воскликнул Гёте: "Свету! Больше свету!.." - |
В борьбе с предсмертной мглой, - он был счастливей нас; |
Глаза орлиные закрыла Смерть поэту, |
И свет для них погас. |
А мы живем, но крик все тот же вдохновенный |
Нам надрывает грудь; глядим, - а свету нет; |
Где истина и свет. |
Мы ощупью брели, - мучительно, веками, |
За шагом шаг, в борьбу с непобедимой тьмой, |
Но все не разорвать нам слабыми руками |
Завесы роковой. |
Порой мутится ум в скитаньи безотрадном; |
В неведомых краях блуждая наугад, |
За всяким огоньком во мраке непроглядном |
Бросаться вслед он рад. |
Вот Вера подняла светильник свой смиренный: |
"Я освещу твой путь! Во мне покой найдешь!.." |
Но Разум, оттолкнув огонь ее священный, |
Давно ответил: "Лжешь!.. |
Тебе ли освещать? Ты землю погрузила |
В туман таинственный, холодный и пустой, |
Ты жалкий род людской обманом ослепила, |
И тухнет светоч твой!" |
Наука нас зовет, высоко поднимая |
Свой факел; мы идем, покорные, за ней, |
Заря ее лучей; |
Вот поредел туман; хоть бледно освещенье, |
А виден путь ясней; уж нас не мучит страх, |
Исчезли грозные былого привиденья, |
Бродившие впотьмах. |
И мы дошли... Дошли до страшной бездны черной, |
Нет провожатого; дороги дальше нет. |
В отчаяньи тупом глядим вперед упорно: |
Не явится ли свет? |
Хотим "незримое" заставить показаться, |
Ответов ясных ждем от пустоты немой, - |
Слепорожденные, - хотим всю жизнь терзаться |
Сияющей мечтой. |
Не пробуйте отнять у нас страданье это - |
Мы пытке роковой навек обречены. |
Созданья темные, - живем мы жаждой света, |
Мы ею спасены. |
Да, - свету, свету нам! Все громче это слово |
Звучит отчаянной, отвергнутой мольбой, |
Мы видим пред собой. |
О, солнце старое, - ты вздрогнешь, потухая |
И в безрассветной мгле скрывая бледный лик, |
Когда над всей землей промчится, замирая, |
Все тот же страшный крик! |
Жан Ришпен.
Перелетные птицы.
Вот грязный задний двор, совсем обыкновенный; |
Конюшня, хлев свиной, коровник и сарай, |
А в глубине овин под шляпой неизменной |
Соломенной своей. - Тут для животных рай. |
Тут вечно ест и пьет бездушная порода; |
На солнышке блестит навоз как золотой; |
И дремлют сонные канав и лужиц воды, |
Омывшие весь двор вонючею рекой. |
Вдали от мокроты и жирной кучи черной, |
Там, где навоз просох и так овсом богат, |
Хозяйка-курица разбрасывает зерна, |
Гордясь семьей тупых, прожорливых цыплят. |
Доволен, жирен, сыт, - свернулся он клубком; |
Он спит блаженным сном, он утопает в неге |
И сонные глаза завесил гребешком. |
Вон плавают в пруду мечтательные утки, |
На тину устремив сентиментальный взгляд, |
И с селезнем своим, раз по двенадцать в сутки, |
О радостях любви законной говорят. |
Рубином, бирюзой на солнце отливая, |
На крыше высоко, под золотом лучей, |
Нарядная сидит и радужная стая, |
Семья породистых, спесивых голубей. |
Как войско стройное в своих мундирах белых, |
Пасется в стороне красивый полк гусей; |
А дальше - черный ряд индюшек осовелых, |
Надутых важностью и глупостью своей. |
Здесь - царство, гордое своею грязью, салом, |
Скотской, счастливый быт разъевшихся мещан; |
В помойной яме жизнь, с навозным идеалом; |
Здесь щедрою рукой удел блаженства дан! |
Утятам скажешь ты наверно в смертный час: |
"Живите так, как я... Не портите желудка... |
Я - исполняла долг... Я - расплодила вас!" |
Ты исполняла долг?.. Что значит "долг" для утки? |
Не то ли, что она весь век в грязи жила, |
Да выйдя на траву, топтала незабудки |
И крылья мотылькам со злобою рвала? |
Не то ль, что никогда порыва вдохновенья |
Не грезилося ей в тупом, тяжелом сне, |
Что не было у ней неясного стремленья |
На воле полетать при звездах, при луне? |
Что под пером у ней ни разу лихорадка |
Не растопила жир, не разбудила кровь, |
Не родила мечты - уйти из лужи гадкой |
Туда - где свет, и жизнь, и чистая любовь... |
Да! счастливы они! Не трогает нимало |
Их ни один живой, мучительный вопрос, |
И в голову гусей отнюдь не забредало |
Желание - иметь другого цвета нос... |
И где ж волненьям быть, когда в них сердца нет? |
Лежит у них в груди машинка с боем верным, |
Чтоб знать, который час и скоро ли обед?.. |
Да! счастливы они! Живет патриархально, |
Спокойно, весело и сыто пошлый род... |
Он у помойных ям блаженствует нахально, |
По маковку в грязи набив навозом рот. |
Да! счастлив задний двор!.. Но вот над ним взвилася |
Большая стая птиц, как точка в небесах... |
Приблизилась... Растет, плывет и пронеслася, |
Нагнав на птичник весь непобедимый страх. |
Вспорхнули голубки с своей высокой крыши, |
Испуганы они, валятся кувырком, |
Увидя, что полет тех птиц гораздо выше, |
Уселися в пыли с цыплятами рядком. |
Вот куры от земли приподняли головки; |
Петух, со-сна, вскочил и с гребнем на боку |
Застукал шпорами, как офицерик ловкий, |
Воинственно крича свое "кукуреку!" |
Чего орешь, петух?.. Не докричишь до них!.. |
Молчи... Они летят на берег дальний, знойный, |
Не соблазнит их вид навозных куч твоих. |
Смотрите! В синеве прозрачной утопая, |
Далеко от земли, от рабства и цепей, |
Летят они стрелой, ни гор не замечая, |
Ни шума грозных волн бушующих морей. |
На эту вышину вам и глядеть опасно. |
Да... многие из них погибнут на пути |
И не увидят край свободный и прекрасный, |
Где грезилося им свой рай земной найти. |
У них, как и у вас, есть также жены, дети... |
Могли бы жить они в курятнике, как вы, |
Блаженствовать... Но им милей всего на свете |
Мечты - безумный бред их гордой головы... |
Истерзаны они, и худы, и усталы... |
За то им наверху как дышится легко!.. |
И дикий рев стихий не страшен им нимало, |
Их крылья всем ветрам раскрыты широко! |
Пусть ливень мочит их, сечет холодный град, |
Согретые лучом живительным свободы, |
В волшебный, светлый край отважные летят. |
Летят к стране чудес, к стране обетованной, |
Где солнце золотит лазури вечной гладь, |
Где вечная весна, где берег тот желанный, |
К которому вовек вам, пошлым, не пристать! |
Смотрите, петухи, индюшки, гуси, утки! |
Смотрите, дураки, - да разевайте рот... |
И, может-быть, судьба, в насмешку, ради шутки, |
На плоские носы швырнет вам их помет! |
Песнь торжествующей свиньи.
Да, я - свинья, |
И песнь моя |
В хлеву победная слышна, |
Всегда одна, звучна, ясна |
И откровенности полна. |
Я гордо, смело говорю: |
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . |
Луны и солнца свет, цветов благоуханье |
Пусть воспевает вам какой-нибудь поэт - |
Худое, жалкое, голодное созданье, - |
А я - свинья - хрю-хрю!.. До них мне дела нет. |
Пусть брешут, будто есть какой-то "воздух чистый", |
"Лесов зеленый шум", "простор родных полей", |
"Душистая фиалка", "ландыш серебристый", |
"Свобода", "родина"... Хрю-хрю, мне хлев милей. |
К чему нам солнца свет? К чему нам запах розы?.. |
Как будто бы нельзя отлично в темноте, |
Впивая аромат питательный навоза, |
Налопаться... хрю-хрю... и спать на животе? |
Что значит: родина? По-моему - корыто. |
Где пойло вкусное, так щедро, через край, |
Для поросят моих и для меня налито - |
Есть много, говорят, других свиней - голодных... |
Так мне-то что жъ - хрю-хрю - была бы я сыта. |
Какое дело мне до бед и нужд народных, |
До поросят чужих?.. Все вздор, все - суета! |
Пусть гибнут дураки за бредни, "идеалы", |
За стадо глупое обиженных свиней... |
И вовсе нет его. Нас кормят до отвала, |
Хрю-хрю! Все выдумки крамольников - людей! |
Пускай колбасники торгуют колбасою. |
Из братцев и сестриц готовят ветчину. |
Мне - что?.. Ведь я - жива. Я жру свои помои |
И слышу рев и визг, и глазом не моргну. |
Да, я - свинья, |
И песнь моя |
В хлеву победная слышна, |
Всегда одна, звучна, ясна |
И откровенности полна. |
Я гордо, смело говорю: |
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . |
Алиса Шамбрие.
Перо.
Раз увидела я, как перо белоснежное |
Потерял из крыла голубок; |
И упало оно, - серебристое, нежное, - |
Прямо в уличный грязный поток. |
Лишь мгновенье кружилось оно, колебалося |
И в паденьи своем роковом |
Трепетало от страха и боли, - казалося, - |
И защиты искало кругом. |
Не нашло! И, как будто, с тоской безотрадною |
Опускалось быстрей и быстрей, |
И беспомощно пало над лужею смрадною, |
С белизною прощаясь своей... |
Сердце часто тревожится всякою малостью, |
Смутной грезой, явленьем простым... |
За пером этим белым следила я с жалостью, |
Как за чем-то живым и родным. |
Мне припомнились женские души несчастные, - |
Те, что в омуте мира скользят |
Где ползет им на встречу Разврат. |
Сколько их, обреченных соблазнам, страданиям, |
Бьется. гибнет у нас на глазах! |
Кто считал эти жертвы? Кто падшим созданиям |
Подал руку спасенья впотьмах? |
Нет спасение им. Вечная мгла непроглядная |
Застилает их путь роковой. |
Они падают в грязь. И толпа безпощадная |
Топчет их равнодушно ногой. |
Неизвестного автора.
Старый бродяга.
Я умирать пришел в канаву, близ дороги; |
Кончаю поздно я, усталый и больной. |
"Он пьян, мертвецки пьян", - решит прохожий строгий |
И отойдет, махнув с презрением рукой. |
Ненужный медный грош, в порыве состраданья, |
Быть-может, бросят мне в последний, смертный час. |
Спасибо, господа... Не надо подаянья, |
Бродяга умереть сумеет и без вас! |
Хоть мог бы умереть от голоду давно. |
Больницы есть у вас для бедняков, я знаю, |
Но там и без меня всегда битком полно. |
Так нищета кишит по улицам столицы, |
Так бедствует нуждой задавленный народ. |
Бродяге места нет под кровлею больницы, |
В канаве родился, - в канаве и умрет! |
В дни юности моей вам не было заботы |
Ребенка к ремеслу и к делу приучить. |
Вы мне сказали: "Прочь! и без тебя работы |
Нехватит здесь на всех. Сгупай на хлеб просить!" |
Вы, богачи, меня ругали дармоедом |
И, как собаке, кость швыряли мне подчас; |
Бродяга не брезглив, нечаянным обедом |
Всегда доволен был. Не проклянет он вас! |
Я мог бы воровать, имел на это право, |
Да нет, хоть нищий я, а дорога мне честь... |
Вот разве иногда попутает лукавый - |
И яблочко тайком случится ваше съесть... |
Держали под замком во имя короля... |
Свободу у меня и солнце отнимали, |
Все, чем для нас, бродяг, еще мила земля! |
Была ли у меня отчизна, я не знаю. |
Какое дело мне до благ земли родной, |
До ваших вин, хлебов, богатств и славы края? |
Бродяге-бедняку - все это звук пустой. |
Когда же пришлецам вы двери отворили, |
Когда в родных стенах жирел кичливый враг, |
Хотя и хорошо враги меня кормили, |
Я ненавидел их, я плакал, как дурак. |
Зачем в рожденья день меня не задавили, |
Как вредную для всех личинку червяка? |
А лучше бы, любя, трудиться научили |
Для блага родины бродягу-бедняка... |
И стала б под лучом нежданного участья |
Личинка вредная - полезным муравьем, |
И братства и любви я знал бы в жизни счастье! |
Из немецких поэтов.
Молитва вдовы.
Всю ночь на коленях старуха седая |
Стоит, потихоньку молитву читая: |
"Дай, Господи, барину долгие годы, |
Спаси-сохрани от беды и невзгоды, |
Подай ему, Господи, здравия, силы... |
Ох!.. Горе молиться меня научило!.." |
А барин шел мимо. До барского слуха |
Дошло, что шептала тихонько старуха, |
Чего на коленях просила у Бога; |
Молитвы концом удивленный немного: |
- "Скажи мне, - спросил он с улыбкою милой: - |
Как горе молиться тебя научило?" |
"Да вот как... При дедушке вашем покойном |
(Пускай под землей ему спится спокойно) |
Ведь восемь коров во дворе у нас было... |
Он отнял одну; я-то, дура, завыла, |
Всех бед и напастей ему насулила: |
И саван, и свечку, и гроб, и могилу... |
Он вскоре и помер, знать с этого слова - |
А батюшка ваш свел у нас две коровы - |
Не тем будь помянут. |
На грех я злодею |
Опять насулила сломать себе шею. |
И скоро с ним лютая смерть приключилась... |
Ох, - тут я молиться за вас научилась... |
Вы, сударь, как только хозяйствовать стали, |
Коров четырех у меня оттягали... |
Вот я и молюсь, чтоб вы были здоровы, |
Чтоб не взял сынок ваш последней коровы... |
Дай, Господи, веку вам, барин наш милый! |
Ох! Горе молиться меня научило!.." |
Игрушка великанши.
В преданиях Эльзаса о старине седой |
Известен замок Нидек высокий и большой. |
Стоял он на вершине, закутанный в туман, |
Над мирною долиной, и жил в нем великан. |
Теперь разрушен замок, зарос к нему и след; |
У великана дочка красавица росла, |
Ребенок-великанша, резва и весела; |
Из замка выходила порой она гулять, |
Глядела вниз с вершины: хотелось ей узнать, |
Что там внизу творится, в цветущей глубине; |
Ей было любопытно, кто там живет на дне. |
Раз быстрыми шагами сбежала с вышины |
И лес перешагнула; неведомой страны |
Увидела внезапно деревни, города, |
Луга, сады и пашни: все то, что никогда |
Дотоле не видала. И вдруг, у самых ног, |
Явились ей: лошадка да мужичок - с вершок. |
Пахал он; плуг на солнце блестел, как золотой. |
"Ах! Чудная игрушка! Снесу ее домой!" |
Сказала великанша. Накинула платок - |
И мужика с лошадкой связала в узелок. |
Поспешно, запыхавшись, веселое дитя |
Бежит в родимый замок; наверх стрелой летя, |
Кричит: "Отец! игрушку нашла я под горой! |
" |
Старик сидел в столовой за кружкою вина |
И дочке улыбнулся, когда вошла она. - |
"Ну, что там копошится? Чего ты принесла? |
Открой! Какую редкость ты под горой нашла?" |
И ласково смеется сквозь ус седой старик. |
Вот узелок развязан. И лошадь и мужик |
На стол пред великаном поставлены. Полна |
Восторга великанша, в ладоши бьет она. |
Насупил старый брови, качая головой. - |
"Чего ты натворила, шалунья! Бог с тобой! |
Какая он игрушка? Он труженик-мужик, |
Он всех нас хлебом кормит, |
Хоть мал он - да велик! |
Знай: все мы, великаны, живем его трудом, |
Все от мужицкой крови свой знатный род ведем... |
Снеси ж его на пашню, да слово помяни: |
Мужик нам не игрушка, Господь оборони!" |
Задумалася дочка над словом старика |
И отнесла тихонько на пашню мужика. |
Все знают: великанов давно на свете нет. |
Из английских и американских поэтов.
Томсон.
Из поэмы "Времена года".
Живые травы в диком изобильи |
В темнозеленый бархатный наряд |
Одели землю; тщетны были бы усилья |
Мужей ученых счесть их и назвать под ряд. |
Когда в лесу ботаник бродит одиноко, |
Иль тихо крадется долиною глубокой, |
Стараясь разместить, - пересчитав, собрав, - |
Все эти скучные породы сорных трав, |
Они, негодные, порядок нарушая, |
Ползут, сплетаются, с пути его сбивая, |
И яркой зеленью маня на горный склон, |
На высоту, куда не доберется он. |
Так, щедрою рукой рассыпала природа |
Повсюду семена. Их ветер разносил, |
Рассаживал - где надо - каждую породу. |
Бесчисленны они. Но кто их свойства знает? |
Кто, - ясновидящий, - проникнет, разгадает |
Сокрытые в них тайны, - жизни благодать, - |
Запас здоровья, сил, - все то, что могут дать |
Они нам - людям? |
Были пищей человека |
Они во времена счастливейшего века; |
И мирно протекал ряд золотых годов, |
Не опозоренных ни кровью пролитою, |
Ни гнусным грабежом, ни рабством, ни войною; |
В долинах и полях страх смерти не царил, |
И человек безгрешен, чист и кроток был, - |
Свирепых игр не знал; сын Мира и Свободы, |
Он был хозяином, а не врагом природы. |
И вот в пренебреженьи умирают травы, |
Напрасно пропадает благовонный сок, |
Хотя он и в болезнях людям бы помог, |
Сверх чаянья науки... |
Хищны стали люди, |
Как грозный лев степной - и даже - хуже льва; |
Волк, разрывающий трепещущие груди |
Овцы похищенной, их не доил сперва; |
Он не был пастырем овцы, - не одевался |
Волною мягкою и не пил молока. |
И тигр, повиснувший на горле у быка, |
Не пахарь добрый был; не для него старался, |
Ярмо носящий, кроткий труженик полей. |
Нужда и голод гонят хищников-зверей |
На промысел кровавый. Не дано природой |
Им милосердие. |
А мы - другой породы; |
У нас сердца высоких, нежных чувств полны; |
И сострадание и слезы нам даны. |
Для нас природа-мать готовит угощенья, |
Роскошный пир: плоды, и злаки. и коренья, - |
Как стрелы золотые солнечных лучей, |
Их возрастившие... |
И вдруг мы, - мы - созданья |
С прекрасным ликом светлым, с ясностью очей |
Достойных красоты небесной созерцанья, |
С улыбкой кроткою, - мы - тоже бьем зверей, |
Мы также - хищников безжалостная стая |
И с ними заодно, слабейшего терзая, |
Пьем кровь его!. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . |
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . |
За что ж казнят и вас, покорные стада, |
Вас, мирных, никому не сделавших вреда? |
За то ль, что молока обильными струями |
Вы напоили нас, - согрели нас зимой, |
Делясь своей одеждой - теплой шерстью - с нами? |
А ты что сделал, бык? Ты, - жатвой золотой |
Украсивший поля, ты - труженик примерный, |
Помощник терпеливый, добрый, честный, верный? |
Ужели под ножом кровавым мясника |
Или убьет тебя хозяина рука? |
Крестьянин-пахарь сам, тобой обогащенный, |
Тебя, - кормильца, друга, - в праздник годовой |
Зарежет, чтоб гостей попотчевать тобой? |
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . |
И хищный зверь голодный только в час ночной |
Выходит на добычу, словно свет дневной |
Мешает грабежам кровавым; зверю стыдно - |
И он скрывается. |
Но человек, как видно, - |
В безумной дерзости и наглости своей, - |
Чудовище, страшней всех хищников-зверей; |
Одной забавы ради, в диком исступленьи, |
В свиреном бешенстве бесцельно кровь он льет; |
Злодейство гнусное "охотою" зовет |
И днем охотится, при ярком освещеньи |
Животворящих, кротких солнечных лучей. |
Поставь себя в пример и упрекни людей, - |
"Мы убиваем, |
Гонимые нуждой, когда мы голодаем. |
Но сытые, - благим природы попеченьем, - |
Не забавлялись бы других существ мученьем, |
Не проливали б кровь, не радовались ей; |
Такой "охоты" злой нет и в сердцах зверей!" |
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . |
Спокойно, - в вековой тени дерев высоких, |
Над желтым Нигером, на берегах далеких, |
И там, где Ганг течет священною волной, |
И в девственных лесах, одетых вечной мглой, |
Мудрейшее из всех животных - слон громадный |
Проводит долгий век. Воистину мудрец! |
Могучий, но не злобный и не кровожадный; |
Он видит, - свысока, - начало и конец |
Дел человеческих: их царств возннкновенье, |
Гордыню, процветанье, гибель и паденье; |
Он видит, как сметает каждый новый год |
И дела нет ему до суетных мечтаний |
И замыслов людских, и темных злодеяний. |
Как счастлив, - бесконечно счастлив, - был бы слон, |
Когда бы по стопам за ним не проследила |
Корысть людей, когда б его не победило |
Коварство их! Теперь - он в рабство обращен, |
Тщеславию и злобе отдан в услуженье. |
Он возит на себе властителей земных, |
Ничтожных перед ним. Или - в пылу сраженья, |
Тяжелою пятой невольно давит их |
И их безумию дивится в изумленьи. |
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . |
Гэй.
Пифагор и крестьянин.
Встал рано на заре великий Пифагор, |
Обычной думою высокой пробужденный, |
И, чтобы подышать прохладой благовонной |
Сияющего утра, вышел на простор |
Полей цветущих. Вдаль, природу созерцая, |
Глядел он, восхищенный мира красотой, |
Нечаянно забрел. На лестнице высокой |
Стоял хозяин сам и что-то прибивал |
С таким усердием, что ветхий дом дрожал... |
Стук громкий молотка услышав издалека, |
Мудрец крестьянина окликнул: "Милый друг, |
Какая у тебя там спешная работа?" |
- "А вот, - сказал крестьянин, - удалась охота: |
Мой лютый враг, злой коршун, не ушел от рук, |
Попался наконец! Не мало птица злая |
Сгубила кур моих, цыплят и индюшат; |
Вот я ее теперь на стенку прибиваю, |
Гвоздями крылья расправляю, |
На страх породе всей! Пусть поглядятъ |
Как их, воров, казнят! |
И будет у меня в курятнике спокойно". |
Мудрец сказал: "Ты прав, все хищники достойны |
Позорной казни... Но, - подумай, милый мой, - |
Уж если кровожадность грех такой большой, |
Что хищной птице ты вменяешь в преступленье |
Насколько же достойней казни человек?, |
Всепожирающий убийца безпощадный, |
Кровавым пиршеством позорящий свой век? |
Вотъ - право сильного! Казня за злое дело, |
Всем хищникам в пример, |
Ты коршуна убил, бесстыдный лицемер, |
А сам вчера цыплят зарезал на жаркое..." |
Крестьянин злобно крикнул: - "Эк ты приравнял |
Людей и коршунов! Сам Бог нам право дал |
Господства над зверями; людям на служенье |
Все твари созданы; таков уж их удел, |
Чтоб человек их ел!" |
Мудрец сказал: "Всегда тиранов преступленья |
Оправдывает нагло гордость их и ложь. |
Но ты, пожалуйста, сознайся, друг мой милый, |
Что коршун на людей похож; |
Рука твоя его на стенку пригвоздила, |
Чтоб жрать цыплят тебе |
Всем вам, - большим ворам, - чтобы привольней жить. |
Воришек надо бить!" |
Из басни "Овчарка и волк".
"Приятель, - волк сказал, - нас создала природа |
Зверями хищными, - такая уж порода: |
Как с голоду живот |
Нам подведет, |
Кого попало мы хватаем |
И поневоле убиваем, - |
Ведь голод-то - не тетка, - знаешь сам! |
Но если вправду ты так жалостлив к стадам, |
Им искренно желаешь счастья и спасенья, |
То повтори твои благие наставленья |
Хозяевам овец, обжорам-господам. |
Мне - волку - изредка барашек попадется |
Один-другой; |
А десять тысяч их ведется на убой |
И добрым людям достается! |
Врагов открытых злее, - полагаю я, - |
" |
Овцы и кабан.
Покорная овца безвинно умирала |
На бойне под ножом кровавым мясника, |
А стадо робкое безропотно стояло, |
На смерть ужасную смотря издалека, |
И очереди ждало. |
Свирепый боров дикий мимо проходил |
И злобно насмехался и дразнил |
Дрожащее, беспомощное стадо: - |
"Вот бьют вас, подлых трусов. Так и надо! |
А вы тут топчетесь в пыли, разиня рот, |
Любуетесь - как ловко шкуру он дерет |
С такого же, как вы, безмозглого барана, |
Как окровавленной рукой он - ваш злодей - |
На части рубит, режет ваших жен, детей? |
Отмщенья просят их зияющие раны, |
Их кровь безвинная к вам громко вопиет, - |
А вы - ни с места?! Трусы, глупый, рабский род!" |
Старик-баран сказал: "Что лаешься напрасно? |
Что нет у нас клыков; |
Но мы пред нашей смертью лютой и ужасной |
Глядим в глаза врагов |
И знаем, умирая: в каждом злом деяньи |
Есть злу - возмездие, насилью - воздаянье; |
На этих самых бойнях, где нас бьют, |
В кровавых лоскутках бараньей кожи смрадной |
Враги жестокие найдут |
Орудья казни беспощадной, - |
Двух грозных мстителей людской породе всей: |
Пергамент - для судебных кляузных писаний, |
Раздоров, пререканий, |
И звонкий барабан, зовущий в "поле браней", |
Ведущий в смертный бой озлобленных людей. |
Давно сторицею отмстили за барана - |
Пергаменты да барабаны!" |
Плененный музыкой веселых, голосистых |
Лесных певцов, бродил он меж дерев тенистых |
Прохладной рощи. Птичьи голоса |
В зеленой темной чаще звонко раздавались, |
В ветвях перекликались |
И дружно уносились в небеса. |
Но разом затихали песни, щебетанье, |
Когда он подходил. Крылатые созданья |
Испуганно взлетали, прятались в кустах; |
И соловей смолкал, и звери все бежали, |
Завидевши его. "Чем мы их запугали? |
Как ненавидят нас!.. Откуда этот страх? |
Неужто всем зверям внушила мать-природа |
Бояться человеческого рода?" |
Так думал про себя гуляющий мудрец. |
И вдруг, как бы в ответ, раздался за кустами |
Неясный говор, шорох; тихими шагами |
Мудрец подкрался; там сидел фазан-отец, |
Неопытных птенцов усердно поучая: |
"В лесу, - шептал он им, - вы проживете век |
Беспечно, радостно в тени ветвей порхая. |
Но знайте: всех зверей опасней - человек. |
Он всяких ястребов и коршунов страшнее. |
Не подлетайте к людям! Мудрости отца |
Поверьте, помните, что все они - злодеи |
Неблагодарные! Вот, например, овца |
Им век свой служит; в шерсть свою одела |
Она их голое, беспомощное тело. |
И что ж?.. Они овец на смрадных бойнях бьют. |
У бедных пчел они безжалостно берут |
Все, что накоплено тяжелыми трудами: |
И мед и воск, - все грабят, продают, |
И род пчелиный губят алчными руками. |
Да всех злодейств людей и счесть я не берусь! |
Мала ли разве дань, какую платит гусь? |
Для процветание и блага их науки |
Из крыльев собственных он перья дал им в руки. |
А где же благодарность гусю от людей? |
Писали перьями - и жарили гусей!" |
"Двор Смерти".
Все добивались старшинства, |
Все хвастались, свои заслуги и права |
Пред властелином - Смертью излагали; |
И в ожидании решенья замолчали, |
Когда с престола раздались слова: |
- "А где же доктора? Заслуги их огромны: |
Они побольше всех вас сделали вреда. |
Ни одного здесь нет? Достойнейшие - скромны, |
Известно, - как всегда!.. |
За их отсутствием пускай Невоздержанье |
Получит по заслугам воздаянье; |
Оно, - спокон веков, - страшнейший враг людей, |
Набивший золотом карманы их врачей. |
А вы от притязаний ваших откажитесь, |
Подагра. Лихорадка, - все вы, господа, |
Невоздержанию - в подметки не годитесь! |
Оно - мой лучший друг, в нем миру - вся беда; |
Оно - людских пиров веселый гость желанный |
Ему - по праву старшинство: |
Вы все - на службе у него!" |
Перси Шелли.
Из поэмы "Королева Мэб".
"А вот и он, - мудреное созданье, - |
Загадка-человек! Он, больше всех других, |
Способный познавать и высшие страданья, |
И радость высшую мечтаний неземных; |
Он, - в чьей душе сменялись быстро ощущенья, |
Кипели, клокотали мощною волной, |
Будя в нем лучшие природные влеченья; |
Он - бывший бременем и славою земной - |
В изменчивом движеньи жизни мировой; |
Он первый, - в постепенном общем возрожденьи, |
Служил его успехам сердцем и умом; |
И каждый новый шаг вперед, на путь спасенья, |
Глубокими чертами отражался в нем". |
Смотри, вот он, прекрасный, чистый, непорочный |
Душой и телом. Он красою безупречной, |
Нетленною возвысил красоту земли; |
К нему, блаженному теперь, со дня рожденья, |
В согретую любовью душу низошли |
Желанья чистые, благие вдохновенья; |
Его, - с надеждою и верою святой |
Стремящегося вечно к благам высшим, новым, |
Для добродетельных сердец всегда готовым |
В неистощимой, общей житнице земной, - |
Всепобеждающею силой одарила |
Мысль бесконечная. И не страшится он |
Ни тьмы забвения, ни седины времен, |
Ни мрака вечного зияющей могилы. |
Бывало человек бесследно исчезал, |
Как мимолетное и смутное виденье, |
С лица земли родной; теперь на ней он стал |
Бессмертным! |
Не зарежет он без сожаленья |
Глазами кроткими и ждущего пощады; |
И труп, истерзанный и кровью залитой, |
Не пожирает, - помня: "Убивать не надо; |
И всем, нарушившим святой любви закон, |
Кровь неповинных жертв отмстит за преступленье; |
Заразой неизбежной, ядовитой, тленья |
Убийца кровожадный будет поражен; |
В сердцах немилосердных, кровью оскверненных, |
Ее карающая, пагубная власть |
Родит пороки все, разнуздывает страсть, |
И ненависть, и злобу в душах исступленных; |
Зародыши болезней, горя, нищеты |
И смерти, - вместе с нею людям привиты!" |
Не губит он теперь жестокою рукою |
Крылатых жителей своих родных лесов; |
И смело к небесам иевучею душою |
Возносятся они; и нет у них врагов. |
Никто не знает страха. Властелин державный |
Всего живущего жестокий скипетр свой |
Меж равными привет. |
И счастие зарей. |
И знание благими, кроткими лучами |
Утешена, согрета наконец земля; |
Благословенно все: и воды и поля, - |
Благоволение и мир под небесами! |
Там - воздержанием была побеждена |
Болезнь, последствие позорных наслаждений; |
Здесь - миром кончена последняя война |
Страстей с Рассудком. Общее стремленье |
Существ, освобожденных от оков былых: |
"Трудиться друг для друга", - чтоб в делах земных |
Род человеческий, свободный, благодарный, |
Склонялся лишь пред властью Разума одной, |
Добывшей Истину, как камень лучезарный, |
Из тайных рудников. сокрытых вечной тьмой, |
И в дар земле принесшей это украшенье. |
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . |
Счастливица-земля, - небес осуществленье, |
Возвышенных и чистых! Подвигов святых - |
Святая цель и край обетованный, |
Всем человечеством предвиденный, желанный! |
Безгрешных чистых духов радостный приют, |
Где нет бессилия, печали и паденья, |
Куда ни скорбь, ни смерть, ни нужды не зайдут, - |
Счастливица-земля, - небес осуществленье! |
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . |
Ты гению являлась в вдохновенных снах. |
Неясным предвкушеньем счастья услаждая, |
Надежд осуществимых корни утверждая, |
И воплощая грезу светлую в сердцах. |
Ты - пристань Мира и Любви. Покой сердечный |
Нашла душа достигших до тебя людей, - |
Участников живой работы бесконечной, |
Создавшей совершенство красоты твоей!" |
Из поэмы "Восстание Ислама".
Звезды заблестели красотой чудесной; |
А под небом рдеют спелые плоды; |
Зелены, душисты темные сады; |
Ветерочек веет над землей, волнуя |
Мимолетным вздохом жатву золотую. |
Дремлет зверь и птица сладким мирным сном |
И царит святая тишина кругом. |
Спите мирно, звери! Вас, - детей природы, - |
Старший брат не губит, как в былые годы; |
На пирах не льется свежей крови яд; |
Не восходит к небу смрадный дым и чад, |
Кровопийц в злодействах наших обвиняя |
И прося пощады. И зараза злая |
Нас не оскверняет; не царит в сердцах |
Ни тоска, ни злоба, ни безумный страх. |
Все земные твари в нас нашли защиту, |
Приютились ближе, - радостны и сыты; |
Весело порхает хор лесных певцов; |
Дружно льются песни выше облаков; |
Такова работа мысли бесконечной. |
Братски потрудились: пахарь, и поэт, |
И мудрец-ученый; всюду - радость, свет. |
В городах и селах не слыхать проклятья |
И голодных стона. Мы свободны, братья! |
Песня.
(Из "Освобожденного Прометея").
Волшебною песнью твоей очарована, |
Душа моя - словно челнок заколдованный - |
Плывет по ее серебристой волне |
В дремоте счастливой. И грезится мне, |
Что ты, добрый гений, крылами лучистыми |
Челнок осеняешь и правишь рулем; |
Что вечно плывем мы, - навеки вдвоем, - |
А воздух звучит ветерками душистыми |
И вторит той песне. Плывем в берегах |
Реки быстротечной. Кругом на горах |
Цветущие рощи шумят заповедные; |
В тени их звучит твоя песня победная. |
Певучая душу; восторга полна, |
Лечу я, с твоею душой неразлучная, |
По морю мелодий в даль сладкозвучную; |
А ты, в вышине, в светлом царстве чудес, |
Где льются предвечные звуки небес, |
Расправил блестящие крылья могучие. |
На всех парусах полетели мы вновь. |
Вот берег желанный; там дышит любовь |
В ласкающем воздухе, в кротком дыхании |
Весеннего ветра, в волне голубой, |
В гармонии чудной и вечной слияние |
Спокойного неба с цветущей землей. |
Западному ветру.
Западный ветер, дыханье могучее |
Осени! Ты, чьею силой незримою |
Мертвые листья, как духи, гонимые |
Злым чародеем, проносятся тучею, |
Тленьем постигнутой, мрачной толпой |
Кружатся в воздухе, вихрю покорные, |
Как привидений испуганный рой. |
Ты, семена разносящий крылатые |
К зимним постелям, где мраком объятые |
Спят они крепко суровой зимой, |
Как мертвецы под могильной плитой, |
Долго, пока протрубят пробуждение |
Сонной земле твои братья весенние: |
Почки бутоны раскроют душистые; |
И разнесется дыханье их чистое, |
Их аромат плодотворный, живой, |
Горы и долы наполнив собой. |
Дух-охранитель и Дух разрушения, |
Дух вездесущий, услыши моление! |
Ты, чьим теченьем под высью лазурною |
Тучи, несущие громы и молнии, |
Гордые вечной свободой своей, |
Сорваны взрывом дыхание бурного, |
Словно как листья поблекшие, дольние |
С неба и моря сплетенных ветвей; |
В синей дали горизонта туманного, |
Вверх, до зенита небес лучезарного, |
Кудри блестящие бурь наступающих, |
Словно как косы Менад, потрясающих |
Бешено-буйно своей головой, |
В пляске рассыплются светлой волной; |
Ты, заунывная песнь погребальная. |
Песнь над умершего года могилою |
В ночь, когда ты всемогущею силою |
Сдвинешь над новой гробницей печальною |
В мрачные своды туманы безбрежные, |
Дождь и мятели угрюмые, снежные, - |
Дух-охранитель и Дух разрушения, |
Дух вездесущий, услыши моление! |
Ты, Средиземного моря прекрасную |
Гладь пробудивший от летнего сна |
В тихом заливе, где неги полна |
Дремлет спокойно лазурь ее ясная |
И - убаюканной шумом течения, |
Башен высоких и старых дворцов, |
Все потонувшие в бархате мхов, |
В зелени темной, в гирляндах цветов; |
Ты, перед чьею стоною победною |
Воды Атлантики, мутной пучиною |
Вмиг расступаясь, мешаются с тиною, |
С илом глубокого, мрачного дна, |
Где, зная голос твой, поросли бледные |
В страхе дрожат, и трепещет волна, - |
Дух-охранитель и Дух разрушения, |
Дух вездесущий, услыши моление! |
Если бы в мощном твоем дуновении |
Мог я носиться как листья осенние; |
Если бы был я морскою волной, |
Облаком легким, летящим с тобой; |
Еслиб я мог, как в дни детства прелестные, |
Быть твоим спутником, - смелой мечтой |
Быстро нестись за тобой в поднебесную, |
Бег обгоняя стремительный твой, - |
Просьбой не смел бы тебя утруждать, - |
В горькой нужде моей помощь подать; |
Но... я упал на колючие тернии; |
Кровь моя льется из множества ран. |
О, подними меня, дух-великан, |
Как поднимаешь ты листья летучие, |
Облако быстрое, волны кипучие!. |
Давит, гнетет меня цепью железною |
Ноша тяжелая, жизнь бесполезная; |
Скованы мысли, желанья, мечты; |
Скован я, - гордый и смелый, - как ты! |
Сделай меня своей лирой унылою, |
Пой во мне так же, как в чаще лесов; |
Я не боюся потери листов! |
Чудных гармоний волшебною силою |
Будут звучать мои песни осенние, |
Скорбные, милые песни последние... |
Будь во мне, пламенный, грозный и дикий, |
Мною будь, буйный, свободный, великий! |
Так же, как листьев бушующий рой, |
По свету белому!.. Страстные, жгучие, |
Жизнь возродят они ранней весной. |
Вещее слово и мысль вдохновенную |
Яркими искрами в мраке рассей |
И раздувай это пламя священное |
Мощным дыханием в сердце людей! |
Весть пробужденья, трубой громогласною |
Ты прозвучи над уснувшей землей! |
Ветер! подул ты суровой зимой, - |
Значит, весна недалеко прекрасная! |
Озимандия.
Громадный памятник, былых времен святыня, |
Стоит в волнах песков безбережной пустыни: |
Две каменных ноги, высокий пьедестал, |
Полуразрушенный; а рядом в прах упал |
Безногий истукан с разбитой головою. |
В лице, воссозданном искусною рукою, |
В холодных, дышащих презрением чертах, |
Застыли жившие в жестоком сердце страсти, |
Сияет торжество несокрушимой власти. |
На пьедестале надпись гордая гласит: |
- "Я - ОзимЮндия. Я - царь царей. - великий. |
Вот рук моих дела! Завидуйте, владыки!" |
И все безжизненно. все пусто, все молчит |
Кругом него. Пустыня стелется немая, |
Осколки прошлого песками засыпая. |
Ли-Гёнт.
Отрывки.
I
Порою в тихий час любви и умиленья, |
Порою в бурный час душевного смятенья |
Мне грезились ,,дела великие" людей - |
Властителей земли, богатырей-вождей, |
Поправших все права, всю волю человека; |
Неправда грезилась, - царящая от века, - |
И праведной души стремленье к небесам |
Где пушка алчная и меч - земные боги - |
Царят и властвуют, - вселяя в сердце страх, - |
Над человечеством, блуждающим впотьмах; |
Где жизнь и счастие забиты силой грубой, |
Где барабаны бьют и дико воют трубы |
Свой дерзкий вызов в бой; где, ужасов полна, |
По нивам мечется безумная Война |
На бешеном коне с кровавой длинной гривой |
И всюду сеет смерть; мне грезился спесивый, |
Высокий, пышный трон; вся Мощь, вся Власть земная, |
Все бедствия, вся кровь Насильем пролитая; |
И ныне, - говорю вам, - в тихий час святой: |
Я убедился, знаю, верю всей душой, |
Что Кротость в этом мире всех властей сильнее, |
Что все могущества - бессильны перед нею - |
Как глупая пальба, и стук, и треск земной |
Пред вечно-кроткою природы тишиной, |
Когда она в ночном таинственном молчаньи |
II
Когда ж пробудитесь от смерти, люди-братья, |
Стряхнув с очей своих кровавый прах земной, - |
И братьям страждущим откроете объятья, |
Прощая и любя воскреснувшей душой? |
III
Колеса времени, быстрей в дали туманной |
Свершайте вечное, великое движенье! Вперед! |
И да наступит день давно желанный, |
Благословенный день святого возрожденья! |
IV
Преступников не будет. И суды людские, - |
Где взвешивались смело на кривых весах |
Слепыми судьями несчастья роковые, - |
Неправда старая, и ненависть, и страх - |
Исчезнут. Ризою одетая нетленной, |
С небес к нам низойдет в сиянии лучей |
Невинность кроткая. И мир раскинет над вселенной |
Живительную сеть оливковых ветвей. |
V
Вся земля - эта страшная бойня кровавая, - |
Станет раем цветущим, прекрасным опять; |
Все смирится под кроткой Христовой державою: |
Будут с горлицей рядом орлы величавые |
Для бескрылых птенцов своих гнезда свивать; |
Зло исчезнет. Исчезнут народов мучители, |
И в могилу забвение сляжет война. |
Все возлюбят друг друга по слову Спасителя, |
В Божьем мире Любовь воцарится одна, - |
Та любовь, победившая зло и проклятие, |
Что всесильна, бессмертна, чиста и свята, - |
Та любовь, что простила врагам в час распятия |
И в терновом венце воссияла с креста! |
Переводы и переделки.
Из поэтов древнего мира.
Гезиод.
Золотой век (из "Трудов и дней")
По Овидию.
Поучение Пифагора
Из италианских поэтов.
Леопарди.
Любимая мысль
Ламартин.
Из поэмы "Падший ангел"
Луиза Аккерман.
In memoriam
Свету! --
Жан Ришпен.
Перелетные птицы
Песнь торжествующей свиньи
Алиса Шамбрие.
Перо
Неизвестного автора.
Старый бродяга
Из немецких поэтов.
Шамиссо.
Молитва вдовы
Игрушка великанши
Из английских и американских поэтов.
Томсон.
Из поэмы "Времена года"
Гэй.
Пифагор и крестьянин
"Овчарка и волк"
Овцы и кабан
Философ и фазаны
Из басни "Двор Смерти"
Перси Шелли.
"Королева Мэб"
Из поэмы "Восстание Ислама"
Иесня (из "Освобожденного Прометея") ....
Западному ветру
Озимандия
Отрывки:
I. Порою в тихий час любви и умиилепьл
II. Когда ж пробудитесь от смерти
III. Колеса времени
V. Вся земля - эта страшная бойня