Похождения Жиль Бласа из Сантильяны.
Книга третья. Глава XII

Книга третья

ГЛАВА XII

Жиль Блас входит во вкус театра; он отдается наслаждениям актерской жизни, но вскоре получает к ней отвращение

Гости просидели за столом, пока не пришло время идти в театр, куда все общество и направилось. Я последовал за ними и в тот день снова смотрел представление, доставившее мне такое удовольствие, что я решил ходить туда ежедневно. Так я и поступил и незаметно для себя примирился с актерами. Дивитесь силе привычки! Больше всего восхищали меня те, которые усиленно кричали и жестикулировали на сцене, а я был далеко не единственным, обладавшим подобным вкусом.

Но не только манера игры, а также и качество пьес оказывали на меня свое влияние. От некоторых из них я был в восторге; в особенности же от тех, где на сцену выходили сразу все кардиналы или все двенадцать пэров Франции. Я запоминал отрывки этих бесподобных произведений. Помню, что я в два дня выучил наизусть целую пьесу, озаглавленную «Царица цветов». Роза изображала царицу, ее наперсницей была Фиалка, а конюшим Жасмин. Я принимал эти пьесы за гениальнейшие творения, и мне казалось, что они приносят великую славу духу нашей нации.

Я не довольствовался тем, что обогащал память прекраснейшими отрывками из этих драматических шедевров, но всячески старался усовершенствовать свой вкус. Для того чтоб вернее достигнуть означенной цели, я прислушивался с жадным вниманием ко всему, что говорили актеры. Я одобрял те пьесы, которые они хвалили, и порицал те, которые они считали плохими. Мне казалось, что они так же хорошо разбираются в театральных произведениях, как ювелиры в алмазах. Однако трагедия Педро де Мойа имела огромный успех, хотя они предрекали ей провал. Но это не опорочило в моих глазах их суждений, и я предпочитал считать публику бестолковой, чем усомниться в непогрешимости лицедеев. Меня со всех сторон заверяли, что обычно аплодируют тем новым пьесам, которые не понравились актерам, и, напротив, освистывают те, которые они одобряют. Мне также сообщили, что у них вошло в обычай дурно судить о пьесах, и перечислили множество удачных постановок, не оправдавших их суждений. Только после всех этих доказательств у меня открылись глаза.

Никогда не забуду того, что произошло однажды на премьере новой комедии. Актеры нашли ее холодной и скучной; они даже говорили, что едва ли удастся довести ее до конца. В этом убеждении они сыграли первый акт, во время которого им много аплодировали. Это их удивило. Они сыграли второй; публика приняла его еще лучше, чем первый. Вот мои актеры в полном недоумении!

- Какого черта! - воскликнул Росимиро. - Пьеса-то клюет.

Наконец, они исполнили третий акт, который понравился еще больше.

- Господа, - весьма наивно выпалил один из актеров, - дело в том, что в пьесе много острот, которых мы не поняли.⁸³

После всего этого я перестал считать актеров хорошими судьями и оценил их по достоинству. Они вполне оправдывали те смешные черты, которые приписывали им в обществе. Я знал актерок и актеров, избалованных аплодисментами и воображавших, что они оказывают зрителям великую милость своим выступлением, так как почитали себя особами, достойными поклонения. Мне претили их пороки, но, к сожалению, этот образ жизни пришелся мне слишком по вкусу и я погряз в беспутстве. Да и мог ли я устоять? Ведь все рассуждения, которые я от них слышал, были гибельными для юношества и только способствовали моему совращению. Если бы я даже не знал того, что происходит у Касильды, у Констансии и у других актерок, то одного дома Арсении было вполне достаточно, чтобы меня испортить. Помимо пожилых сеньоров, уже мною упомянутых, туда хаживали барчуки-петиметры, которым ростовщики давали возможность сорить деньгами. Иногда там принимали также откупщиков, причем они не только не получали денег за свое присутствие, как это водится у них на заседаниях, а, напротив, сами платили за право туда являться.

Флоримонда, жившая в одном из соседних домов, ежедневно обедала и ужинала у Арсении. Соединившие их узы поражали очень многих. Люди удивлялись тому, как может царить такое доброе согласие между двумя публичными забавницами, и предполагали, что они рано или поздно поссорятся из-за какого-нибудь кавалера; но они плохо знали этих идеальных подруг: то была прочная дружба. Вместо того чтоб ревновать друг к другу подобно остальным женщинам, они все делали сообща, предпочитая делить между собой добычу, отнятую у мужчин, чем глупо ссориться из-за воздыхателей.

Лаура брала пример с этих прославленных компаньонок и тоже пользовалась счастливыми деньками. Она правильно предсказала, что мне придется насмотреться разных вещей. Но я уже не разыгрывал ревнивца: ведь я обещал подчиниться в этом отношении духу актерской компании. В течение нескольких дней я скрывал свои чувства и довольствовался тем, что спрашивал у нее фамилии мужчин, с которыми заставал ее в особенно интимной беседе. Но она всякий раз отвечала, что те приходились ей кто дядей, кто кузеном. Сколько у нее было родственников! По-видимому, эта семейка превосходила численностью потомство царя Приама.⁸⁴ верное в точное о ней представление - была столь же молода, столь же красива и столь же кокетлива, как и ее госпожа, которая имела над ней только то преимущество, что публично развлекала публику.

В течение трех недель я не противился течению и отдавался всем видам сластолюбия. Все же должен сказать, что среди удовольствий я часто испытывал угрызения совести, вызванные моим воспитанием и подмешивавшие горечь к наслаждениям. Но распутство не восторжествовало над этими угрызениями; напротив, они увеличивались по мере того, как я становился беспутнее, и благодаря моей счастливой натуре беспорядочная актерская жизнь начала внушать мне отвращение.

«Ах, жалкая тварь, - говорил я сам себе, - вот как ты оправдываешь родительские надежды! Разве недостаточно того, что ты обманул их, не став учителем? Разве твоя лакейская должность мешает тебе жить, как подобает честному человеку? Пристало ли тебе путаться с такими развратниками? У одних царят зависть, злоба и скудость, другие отрешились от стыда; эти отдались невоздержанности и лени, гордость тех доходит до наглости. Довольно, не желаю жить дольше среди семи смертных грехов».

Примечания

83

Аналогия с постановкой одной из пьес французского драматурга Шарля Ривьера Дюфрени (1648-1724), неожиданный успех которой вызвал изумление актеров Французского театра.

84