Автор: | Остин Д. |
Примечание: | Перевод: Ольга Николаевна Мяэотс |
Категория: | Роман |
Джейн Остин.
Собрание писем Jane Austen. A Collection of Letters
Мисс Купер, моей Кузине,
Коей в знак восхищения ее Кротким нравом,
Который да прославит ее в любом Краю
и в любом Климате в Крещеном мире, передаю
на Критический труд сей Каталог Курьезной
Корреспонденции, Кропотливо собранный и
Классифицированный ее Комичной Кузиной.
Автор
Неоконченный роман в письмах
Письмо первое
Мать двух юных дочерей - своей подруге.
Дочери мои требуют от меня теперь иных забот, чем прежде, поскольку достигли того возраста, когда им настала пора открыть для себя, что такое свет. Моей Августе семнадцать, а ее сестра лишь на двенадцать месяцев моложе. Льщу себя надеждой, что полученное воспитание не посрамит их в глазах света, и имею основание полагать, что и они не посрамят своего воспитания. Это милые девушки. Чувствительные, но не жеманные. Образованные, но не заносчивые. Живые, но благоразумные. Обе учились с одинаковым успехом, а по сему я хочу пренебречь разницей в возрасте и одновременно представить их публике. На сегодняшний вечер назначен их первый entree[1] в свет - мы приглашены на чай к миссис Коуп и ее дочери. Я рада, что, кроме нас, там никого не будет, поскольку девочки могли бы смутиться, предстань они в первый же день перед более широким кругом. Но мы будем действовать постепенно. Завтра семейство мистера Стенли придет на чай к нам, возможно, к ним присоединится и семья миссис Филлипс. Во вторник мы совершим ряд утренних визитов, а в среду отобедаем у Вестбруков. В четверг мы принимаем у себя. В пятницу посетим домашний концерт у сэра Джона Уинна, в субботу утром ожидаем к себе мисс Доусон - и на том завершим знакомство девочек с жизнью. Не представляю, как бедняжки вынесут столько развлечений; нет, за их душевное равновесие я не опасаюсь, но не могу не тревожиться об их здоровье.
Грандиозное предприятие наконец-то завершилось - мои дочери вышли в свет. Вы не можете себе представить, как эти милые создания трепетали от страха и ожидания, когда наступила пора отправляться в гости. Прежде чем подали экипаж, я позвала дочерей в свою комнату и, как только они сели, обратилась к ним с напутствием: «Мои обожаемые девочки, вот и пришла пора мне пожинать плоды трудов и волнений, которые я изведала, воспитывая вас. Этим вечером вы вступите в свет, где вам суждено узнать немало замечательного. Но должна предупредить вас: остерегайтесь чужих пороков и недостатков, поверьте, милые дети: вы весьма огорчите меня, если поддадитесь дурному влиянию». Обе заверили меня, что будут помнить мои советы с благодарностью и следовать им с почтением, что готовы к встрече с миром, в котором их ожидает много удивительного и необыкновенного, и уверены, что никогда не дадут мне повода сожалеть о той чуткой заботе, которой я окружила их в детстве и с какой формировала их разум. «Если ваши ожидания и намерения на самом деле таковы (воскликнула я), мне нечего опасаться и я могу с легким сердцем представить вас миссис Коуп, не тревожась, что вы попадете под ее дурное влияние или заразитесь ее недостатками. Итак - в путь, дети мои (добавила я), экипаж у порога, я не хочу боле оттягивать счастье, которого вы с таким нетерпением ожидаете». Когда мы прибыли в Уорли, бедная Августа едва дышала, в то время как Маргарет была сама жизнь и ликование. «Настал долгожданный миг, - объявила я, - сейчас мы окажемся в свете». И через несколько минут мы вошли в гостиную миссис Коуп, где она с дочерью ожидала нас. Я с удовлетворением отметила, какое впечатление на них произвели мои дочери. Эти милые очаровательные создания хоть и были смущенны исключительностью обстоятельств, но сохранили непринужденность манер и обхождения, что не могло не располагать в их пользу. Представьте, сударыня, каким восторгом переполнялось мое сердце, когда я наблюдала, как внимательно девочки рассматривают каждый предмет обстановки, какое отвращение вызывают у них некоторые вещи, как они восхищаются другими и как изумляет их все вокруг. Не скрою, дочери вернулись домой очарованные светом, его обитателями и их нравами.
Ваша навеки А.Ф.
Письмо второе
Юная леди, потерпевшая неудачу в любви, - своей подруге.
предшественникам? Или это оттого, что от частых ран обостряются наши чувства? Моя дорогая, полагаю: причина именно в этом, ибо вряд ли я привязана к Уиллоуби сильнее, чем прежде к Невиллу, Фитцовену или обоим Кроуфордам - всем тем, к кому в былые дни испытывала самую бесконечную любовь, какая только согревала когда-либо женское сердце.
моим угасающим здоровьем, сетуют на мой упадок духа и опасаются пагубных последствий того и другого. В надежде развеять мою меланхолию и направить мои мысли на иные предметы, они пригласили друзей провести с нами Рождество. Леди Бриджет Даквуд и ее сводная сестра должны приехать в пятницу, а семейство полковника Ситона пробудет с нами следующую неделю. Дядюшка и кузены желают мне добра; но разве может помочь присутствие дюжины безразличных людей, чье общество будет мне только в тягость и лишь обострит мое горе? И все же я не стану заканчивать письма до приезда первых гостей.
Пятница, вечер
Леди Бриджет прибыла сегодня утром, а вместе с ней - ее милая сестра мисс Джейн. Хотя я знакома с этой очаровательной женщиной почти пятнадцать лет, но никогда прежде не замечала, сколь она прелестна. Ей около тридцати пяти, но, несмотря на болезни, печали и годы, она выглядит более цветущей, чем любая семнадцатилетняя барышня. Едва мисс Джейн появилась в нашем доме, как сразу покорила мое сердце. Она, в свою очередь, тоже расположена ко мне и все эти дни дарит мне свое общество. У нее такое милое и доброе лицо, что она кажется почти неземным существом. Ее манера говорить зачаровывает не меньше, чем ее облик. Я просто не могла удержаться, чтобы ни выразить ей свое восхищение.
− О, мисс Джейн, - сказала я и запнулась чувствуя, что не могу высказать то, что у меня на душе. - О, мисс Джейн, - повторила я, - как трудно мне подобрать слова соответсвующие моим чувствам! - Она наверное, ждала, что я скажу дальше. Но я смутилась, разволновалась, мысли мои спутались, и я добавила только: - Как поживаете?
− Моя дорогая София, - сказала она, - не смущайтесь, что открыли мне свои чувства. Я постараюсь сменить тему так, словно ничего не заметила.
О! Как я любила ее за эту доброту!
− Вы по-прежнему много ездите верхом? - спросила она.
− Доктор рекомендовал мне верховую езду. Вокруг прекрасные аллеи, у меня великолепная лошадь, и я необычайно люблю подобное времяпрепровождение, - отвечала я, поборов смущение, - так что я и впрямь много езжу верхом.
− И правильно поступаете, душа моя, - заметила мисс Джейн. И еще раз повторила свой экспромт, который в равной степени мог быть понят, и как совет продолжать прогулки и как призыв оставаться искренней. - Ездите верхом там, где можете, и будьте искренней, когда можете, - добавила мисс Джейн. - В былые годы я тоже любила прогулки верхом. Увы, это было много лет назад.
Мисс Джейн проговорила это совсем тихо, и голос ее дрогнул. Я лишь промолчала в ответ. Она так произнесла эту фразу, что я не нашла, что сказать.
− Я отказалась от поездок верхом после замужества, - продолжала мисс Джейн, глядя мне прямо в глаза.
− После замужества, сударыня? - переспросила я.
− Конечно, вам странно слышать мое признание, - вздохнула она. - Но поверьте: я в самом деле была некогда замужем.
− Но почему тогда вас называют мисс Джейн?
− Я вышла замуж тайно, не получив согласия моего отца, отставного адмирала Эннесли. По этой причине, милая София, мне приходилось скрывать от него и всех мой брак и уповать лишь на то, что однажды счастливое стечение обстоятельств позволит мне открыться. Такая возможность предоставилась мне - увы - слишком скоро: мой обожаемый капитан Дэшвуд скоропостижно скончался. Простите мне эти слезы, - вздохнула мисс Джейн, утирая глаза, - я до сих пор оплакиваю потерю супруга. Он погиб, сражаясь за свою отчизну в Америке. Мы прожили вместе семь счастливейших лет. Мои дети - два прелестных мальчика и девочка - никогда не разлучались с отцом и матерью: мы выдавали их за детей моего брата (на самом деле я была единственным ребенком в семье). Малютки были отрадой моей жизни. Но как только я потеряла Генри, милые отроки заболели и умерли. Представьте, голубушка, как разрывалось мое сердце оттого, что, провожая моих крошек в преждевременную могилу, я вынуждена была выда вать себя за их тетю. Мой отец ненадолго их пережил. Он умер - бедный добрый старик, - так и оставшись в счастливом неведении о моем замужестве.
− Но отчего вы не взяли фамилию мужа после его гибели?
− Увы, я не в силах была решиться на подобный шаг; а после смерти детей это вообще утратило смысл. Леди Бриджет и вы - единственные, кому известно, что и я некогда имела счастье быть Женой и Матерью. Поскольку я так и не смогла убедить себя принять фамилию Дэшвуд (которую, после гибели Генри, не могу произносить без волнения) и в то же время потеряла право носить фамилию Эннесли, то, после смерти отца, я решила отказаться от обеих и оставить себе только имя, данное при крещении.
Она умолкла.
− О, моя дорогая мисс Джейн, - сказала я, - как безмерно благодарна я вам за такой волнующий рассказ! Вы не можете себе представить, как он увлек меня. Но все ли вы рассказали?
− Осталось только добавить, что примерно в то же время скончался старший брат моего Генри. Леди Бриджет овдовела, и поскольку мы с ней всегда питали взаимную симпатию в том высоком смысле, который доступен лишь избранным, то, хоть прежде ни разу не встречались, решили отныне поселиться вместе. Мы написали друг другу о наших намерениях, кои столь чудесным образом совпадали, и отправили письма в один и тот же день - так удивительно сходились наши чувства и поступки.
− И это все? - спросила я. - Неужели ваш рассказ окончен?
− Увы, да. Признайтесь, разве случалось вам слышать историю более драматичную?
− Никогда. Она тронула меня до глубины души: ведь если несчастлив сам, ничто так не утешает, как рассказ о чужих невзгодах.
− О, моя София! Но отчего вы столь несчастны?
− Как, сударыня, разве вы не слыхали о женитьбе Уиллоуби?
− Но, душа моя, к чему так страдать из-за его вероломства, ведь прежде вы столь мужественно переносили измены других молодых людей?
− Ах, сударыня, прежде такие измены случались часто, и я к ним притерпелась, но до того как Уиллоуби разорвал помолвку, я почти полгода не знала разочарований и совершенно отвыкла от подобных огорчений.
− Бедное дитя! - вздохнула мисс Джейн.
Молодая особа в затруднительных обстоятельствах - своей подруге.
Несколько дней назад я была на балу, который давал мистер Эшбернхэм. Моя маменька никогда не выезжает в свет, а по сему доверила меня заботам леди Гревиль, которая оказала мне честь, заехав за мной, и была столь благосклонна, что позволила мне сидеть в экипаже лицом вперед, проявив любезность, которая, однако, меня не обрадовала, поскольку я сознавала, что подобное внимание налагает на меня большие обязательства.
− Ну, мисс Мария, - сказала ее милость, видя, что я подхожу к двери экипажа, - вы сегодня настоящая красавица. Мои бедные девочки просто померкнут рядом с вами. Надеюсь, ваша матушка не оказалась в затруднительном положении, наряжая вас. Как, неужели на вас новое платье?
− Да, сударыня, - призналась я, стараясь держаться невозмутимо.
− И кажется, недешевое, - продолжала леди Гревиль, ощупывая мой наряд, пока я с ее разрешения усаживалась подле нее. - Не могу не отметить - ведь вам известно: я всегда говорю то, что думаю, - что, по-моему, это совершенно лишняя трата денег. Отчего вы не надели ваше старое полосатое платье? Не в моих правилах придираться к людям только потому, что они небогаты: я считала и считаю, что бедняки скорее достойны презрения и жалости, чем упреков, особенно если они не властны изменить свой жребий, но должна заметить: ваше старое полосатое платье вполне соответствует вашему положению - ибо, сказать по правде (а я никогда не скрываю свое мнение), боюсь, половина гостей вообще не обратит внимания, есть на вас хоть какой-то наряд или нет. Впрочем, вы, полагаю, лелеете мечту устроить нынче вечером свою судьбу. Что ж, чем скорее, тем лучше. Желаю удачи.
− Право, сударыня, я отнюдь не имею таких намерений.
− Слыханное ли дело, чтобы девица призналась, что мечтает сделать хорошую партию!
Мисс Гревиль рассмеялась, но я уверена, что Эллен сочувствовала мне.
− Ваша матушка, верно, легла почивать еще до вашего отъезда? - спросила ее милость.
− Но, мама, сейчас только девять часов, - удивилась Эллен.
− Верно. Но свечи стоят денег, а миссис Уильямс достаточно благоразумна, чтобы позволять себе дорогостоящие причуды.
− Маменька как раз собиралась ужинать, сударыня.
− И что же ей подали?
− Я не обратила внимания.
− Наверняка лишь хлеб и сыр.
− Что может быть лучше? - вставила Эллен.
− Ты, душенька, никогда не отличалась рассудительностью, - осадила ее мать. - Тебе-то всегда обеспечено все самое лучшее. - Мисс Гревиль по привычке принужденно засмеялась в ответ на материнское замечание.
Вот в каком унизительном положении я невольно оказалась, приняв приглашение ехать в экипаже ее милости. Я не смею быть дерзкой, ибо маменька постоянно твердит мне, что следует быть смиренной и терпеливой, коли хочешь завоевать положение в обществе. Но если бы не ее уговоры, можешь поверить: я бы никогда не переступила порог дома леди Гревиль и ни за что не села в ее экипаж, зная, что наверняка подвергнусь оскорблениям из-за моей бедности. Было уже почти десять, когда мы прибыли в Эшбернхэм, опоздав, таким образом, на полтора часа; но леди Гревиль слишком светская особа (или считает себя таковой), чтобы заботиться о пунктуальности. Танцы тем не менее еще не начались - все ждали мисс Гревиль. Едва я вошла в залу, как была приглашена на танец мистером Бернардом, но вдруг он вспомнил, что оставил у слуги свои белые перчатки, и поспешил за ними. Тем временем танец начался. Леди Гревиль, направляясь в соседнюю комнату, прошествовала совсем рядом со мной. Заметив меня, она остановилась и, хотя вокруг были люди, сказала:
− А, это вы, мисс Мария! Как, неужели вы не нашли себе кавалера? Бедняжка! Боюсь, вы напрасно наряжались в новое платье. Но не отчаивайтесь, может, и вам еще посчастливится сплясать разок до конца вечера. - Сказав это, ее милость проследовала дальше, не обращая внимания на мои заверения в том, что я уже приглашена, и оставив меня негодовать на нее за то, что она выставила меня на посмешище.
Я быстро забыла свою досаду, наслаждаясь танцем и обществом самого приятного кавалера, из всех собравшихся в зале. Мистер Бернард - наследник солидного состояния, и я заметила, что леди Гревиль весьма недовольна его выбором. Ее милость задумала во что бы то ни стало унизить меня. В сопровождении мисс Мэйсон она подошла ко мне в перерыве между танцами и с еще более осуждающим видом произнесла так громко, что было слышно половине зала:
− Ах, мисс Мария, напомните нам, чем занимался ваш дедушка? Мы с мисс Мэйсон никак не можем припомнить, бакалейщиком он был или переплетчиком?
Я догадалась, что ее милости хочется уколоть меня, и твердо решила не подавать виду, что ее план удался.
− Ни то ни другое, сударыня. Он был виноторговцем.
− Ах, я припоминаю, он ведь, кажется, разорился?
− Вовсе нет, сударыня.
− Разве он не скрывался от правосудия?
− Впервые об этом слышу.
− Но ведь он умер банкротом?
− Мне ничего об этом не известно.
− Ну как же! Да и ваш отец, разве он не был беден как церковная мышь?
− Полагаю, что нет, сударыня.
− Позвольте, не он ли представал перед судом?
− Никогда не видела его там.
Леди Гревиль была чрезвычайно мной недовольна и весь оставшийся вечер делала вид, что не замечает меня, впрочем, даже если бы она была ко мне расположена, вряд ли бы я удостоилась ее внимания: ее милость общается только с людьми влиятельными и никогда не заговаривает со мной, если может обратиться к кому-нибудь другому. За ужином мисс Гревиль должна была сопровождать свою мать и ее приверженцев, но Эллен предпочла остаться со мной и Бернардом. Таким образом, мы славно потанцевали в тот вечер, а поскольку леди Гревиль проклевала носом всю обратную дорогу, наше возвращение оказалось вполне приятным.
«не собирается выходить, но пусть мисс Мария подойдет к экипажу, поскольку ее милости необходимо поговорить с ней, и пусть она поторопится и спустится не мешкая».
− Какое оскорбительное письмо, маменька! - возмутилась я.
− Ступай, Мария, - отвечала матушка. Я послушалась и, к удовольствию леди Гревиль, была вынуждена стоять на холодном пронизывающем ветру.
− Что ж, мисс Мария, пожалуй, сегодня вы не столь хороши, как прошлым вечером. Впрочем, я приехала не с тем, чтобы инспектировать ваше платье, а сообщить вам, что вы можете отобедать с нами послезавтра - не завтра, запомните: не вздумайте приходить завтра - мы ожидаем лорда и леди Клермонт и сэра Томаса Стенли с семейством. И учтите: на этот раз вам не удастся покрасоваться, поскольку я не пошлю за вами экипаж. Так что, если пойдет дождь, можете взять зонт. - Я едва не рассмеялась, услышав как ее милость любезно позволяет мне позаботиться о том, чтобы не промокнуть. - И постарайтесь не опаздывать. Я не стану ждать: терпеть не могу переваренную пищу. Но и заранее не приходите. Как поживает ваша матушка? Она сейчас обедает, не так ли?
− Да, сударыня, мы как раз садились за стол, когда приехала ваша милость.
− Боюсь, вы совсем замерзли, Maрия, - заволновалась Эллен.
− Еще бы! Сегодня такой сильный восточный ветер, - подхватила ее мать. - Даже в окно ужасно дует. Но вы, мисс Мария, наверняка привычны к ветрам, ведь именно они сделали ваше лицо таким грубым и заскорузлым. Впрочем, молодые барышни, коим не часто выпадает удача проехаться в экипаже, отправляются на прогулку, не обращая внимания на погоду и на то, как ветер теребит их юбки, открывая ноги. Я бы никогда не позволила моим дочерям стоять на ветру в такой день, как сегодня. Но некоторым людям не знакомы ни чувство холода, ни изысканность манер. Итак, не забудьте: мы ждем вас в четверг в пять часов. И распорядитесь, чтобы ваша служанка пришла за вами вечером: ночь ожидается безлунной, так что дорога домой вам предстоит ужасная. Мои наилучшие пожелания вашей матушке. Боюсь, ваш обед успел остыть. Трогай!
И они уехали, как обычно, оставив меня в бессильном негодовании.
Мария Уильямс
Письмо четвертое
.
Вчера мы обедали у мистера Эвелина и были представлены его кузине, весьма миловидной барышне. Она показалась мне очень привлекательной. Не только очаровательное лицо, но и манеры, и голос девушки были столь приятными, что вызвали у меня горячее желание узнать историю ее жизни: кто были ее родители, откуда она, и какова ее судьба. Известно было лишь, что она родственница мистера Эвелина и что ее фамилия - Гренвиль. Вечером представилась удобная возможность попытаться выяснить то, что мне хотелось узнать; все гости кроме миссис Эвелин, моей матушки, доктора Драйтона, мисс Гренвиль и меня уселись играть в карты; дамы беседовали о чем-то в полголоса, доктор уснул, и нам пришлось развлекать друг друга. Это-то мне и было нужно. Не желая более пребывать в неведении из-за собственной нерешительности, я приступила к делу:
− Долго ли вы гостите в Эссексе, сударыня?
− Я приехала во вторник.
− Вы прибыли из Дербишира?
− Ах нет, сударыня! - удивилась она моему вопросу. - Из Суффолка.
Возможно, мое поведение покажется тебе чересчур дерзким, но, дорогая Мэри, ты-то знаешь: если я хочу добиться намеченной цели, напора мне не занимать.
− Как вам нравится в этих краях, мисс Гренвиль? Могут ли они сравниться с теми местами, откуда вы прибыли?
− Они даже превосходят их по красоте. Мисс Гренвиль вздохнула, и мне тут же захотелось узнать почему.
− Впрочем, красоты любой местности, - заметила я, - вряд ли могут служить утешением тому, кто разлучен с дорогими друзьями.
− Значит, вы сожалеете, что покинули Суффолк, мисс Гренвиль?
− О, да.
− Вы, верно, родились там?
− Да, сударыня, и провела там много счастливых лет.
− Как приятно это слышать, - подхватила я. - Надеюсь, сударыня, вы не провели в тех краях ни одного несчастливого года.
− Совершенная судьба не есть удел смертных; никто не смеет надеяться на непрерывное счастье. Увы, на мою долю выпали также и невзгоды.
− Какие невзгоды, сударыня? - воскликнула я, сгорая от любопытства.
− Не те, в коих я сама была бы повинна.
− О нет, сударыня, я не сомневаюсь, что любые несчастья, выпавшие на вашу долю, могли быть вызваны лишь жестокосердием родственников и заблуждениями друзей.
− Вы кажетесь несчастной, моя дорогая мисс Гренвиль. Не могу ли я чем-то облегчить ваши страдания?
− Вы? - переспросила она изумленно. - Увы, никто не в силах сделать меня счастливой.
Мисс Гренвиль произнесла эти слова таким скорбным трагическим голосом, что некоторое время я не решалась продолжать беседу. Я умолкла. Но, немного погодя, все же собралась с духом и, взглянув на бедняжку со всем возможным сочувствием, сказала:
− Моя дорогая мисс Гренвиль, вы еще так молоды и, возможно, нуждаетесь в совете того, кого забота о вас и превосходство в возрасте, а также большая рассудительность побуждают дать его. Я именно такой человек, и я призываю вас довериться мне и принять мою дружбу, в благодарность за которую я лишь попрошу вашу.
− Очень любезно с вашей стороны, сударыня, - сказала мисс Гренвиль. - Весьма польщена вашим вниманием. Но я не испытываю каких-либо затруднений, сомнений или неуверенности и в настоящем положении не нуждаюсь в советах. Однако, если мне таковые понадобятся, - добавила она, с любезной улыбкой, - я буду знать, к кому обратиться.
Я кивнула, но была весьма уязвлена подобным ответом. Однако я не сдалась. Поняв, что проявлением участия и дружбы мне ничего не добиться, я решила прибегнуть к расспросам и догадкам.
− Долго ли вы собираетесь пробыть в этой части Англии, сударыня?
− Да, полагаю, какое-то время.
− Но как мистер и миссис Гренвиль перенесут разлуку с вами?
− Ни одного из них уже нет в живых, мадам.
Письмо пятое
Влюбленная юная леди - своей подруге.
Мой дядя становится все более скуп, а тетя делается все более привередливой, я же с каждым днем все больше влюбляюсь. Что станет с нами к концу года, если мы будем продолжать в том же духе! Сегодня утром я имела счастье получить вот такое письмо от моего дорогого Масгроу.
Вот уже месяц прошел с тех пор, как я впервые увидел мою ненаглядную Генриетту, нельзя не воздать должное этому событию, отметив священную дату письмом к моей избраннице. Никогда не забыть мне того мгновения, когда ее красота впервые предстала моему взору. Даже времени не под силу стереть это воспоминание из моей памяти. Мы встретились в доме леди Скадэмор. Счастливица - она живет всего в миле от божественной Генриетты!
Когда это прекрасное создание впервые вошло в комнату - о! - какие чувства я испытал? Вы были подобны самым возвышенным существам. Я замер - я следил за ней в восхищении. С каждым мгновением она казалась мне все прелестнее. Несчастный Масгроу и оглянуться не успел, как пал жертвой вашего очарования. Да, сударыня, я имею счастье обожать вас, счастье, за которое не устаю благодарить судьбу. «Ах! - сказал он сам себе. - Если бы Масгроу позволили умереть за Генриетту! Завидный удел! И если бы он мог хотя бы тосковать по той, которая снискала всеобщее восхищение, которую обожал полковник, и за чье здоровье поднимал тост баронет!» Драгоценнейшая Генриетта, как вы прекрасны! Я заявляю - вы божественно хороши. Нет - вы не земное создание. Вы - ангел. Вы сама Венера. Короче говоря, сударыня, вы самая милая девушка, какую я встречал в жизни, и красота ваша возрастает в глазах верного Масгроу, поскольку ему позволено любить вас и лелеять надежду. И - ах! Божественная мисс Генриетта, небо свидетель, как страстно я уповаю на смерть вашего деспотичного дяди и его вздорной супруги, ибо моя красавица не согласится стать моей до тех пор, пока кончина родственников не позволит ей вступить во владение состоянием, превосходящим мой нынешний доход. Хотя я и рассчитываю улучшить мое положение. Жестокосердная Генриетта настаивает на таком решении! Сейчас я живу у сестры и предполагаю пробыть здесь до той поры, когда мой собственный дом, вполне приличный, но в настоящее время непригодный для жилья, будет готов принять меня. Любезная принцесса моего сердца, того самого сердца, что трепещет, подписывая эти строки, прощайте.
Ваш самый пылкий обожатель и преданный смиренный раб
Т. Масгроу
в одной странице! Нет, никогда не смогу я найти достойный ответ, ведь счастье встретить человека, подобного Масгроу, выпадает не каждой девушке. О! Как бы мне хотелось быть с ним! Завтра я собираюсь послать ему вот такое письмо.
Обожаемый Масгроу, невозможно выразить словами, как обрадовало меня ваше письмо; я едва удержалась, чтобы не расплакаться от счастья, ведь я люблю вас больше всего на свете. Вы для меня - самый любезный и самый прекрасный мужчина в Англии, и это истинная правда. Никогда в жизни не приходилось мне читать столь милого письма. Пожалуйста, напишите мне скорее еще одно такое же и через строчку повторяйте, что любите меня. Я сгораю от желания видеть вас. Как бы нам встретиться? Мы так любим друг друга, что не можем жить в разлуке. Мой ненаглядный Масгроу, вы не можете себе представить, с каким нетерпением жду я кончины моих дяди и тети. Ах, если они не умрут в ближайшее время, я просто с ума сойду, ведь с каждым днем я люблю вас все больше и больше.
Как счастлива должна быть ваша сестра: она может наслаждаться вашим обществом в своем доме, и как счастливы должны быть все жители Лондона оттого, что вы пребываете там. Надеюсь, вы будете столь любезны, что скоро напишете мне снова: никогда я не читала писем прекраснее ваших. Драгоценнейший Масгроу, я искренне и преданно ваша на веки веков.
Генриетта Халтон
Надеюсь, мой ответ понравится мистеру Масгроу; пусть он и не идет ни в какое сравнение с его письмом - это лучшее, что мне удалось сочинить. Я давно слышала, что мистер Масгроу - мастер любовной переписки. Как ты знаешь, я впервые увидела его в доме леди Скадэмор. Позже ее милость спросила меня, как мне понравился ее кузен.
− Я нахожу его очень красивым, - призналась я.
− Рада это слышать, - сказала леди Скадэмор, - ведь он без ума от вас.
− Помилуйте, - смутилась я, - вы, верно, насмехаетесь надо мной!
− О нет - это чистая правда. Уверяю, он влюбился в вас с первого взгляда.
− Ах, если бы это было так! - вздохнула я. - Ибо это единственный вид любви, который я ценю. В любви с первого взгляда есть что-то исключительное.
− В таком случае позвольте поздравить вас с победой, - отвечала леди Скадэмор, - и победа эта кажется мне совершенной и окончательной; вы можете ею гордиться, ибо мой кузен - очаровательный молодой человек, успевший повидать мир и к тому же пишущий самые лучшие любовные письма, какие мне когда-либо доводилось читать.
Какое счастье! О, как обрадовалась я своей победе. Однако решила не обнаруживать свои чувства и сказала лишь:
− Это очень мило, леди Скадэмор, но как вам известно, мы, молодые наследницы, не должны увлекаться кавалерами, у которых нет ни гроша за душой.
− Голубушка мисс Халтон, - отвечала ее милость, - я не менее вашего убеждена в этом и смею уверить: никогда бы не стала побуждать вас к женитьбе на ком-то, кто не составил бы вашего счастья. Мистер Масгроу не так уж беден: он владеет поместьем, приносящим несколько сотен в год, и доход от которого возможно значительно увеличить, и великолепным домом, который, впрочем, в настоящий момент не пригоден для жилья.
− Если все так, как вы говорите, - мне нечего возразить, а если ваш кузен и в самом деле образованный молодой человек и к тому же пишет прекрасные любовные письма, я уверена, что нет причин упрекать его за любовь ко мне, хотя, при всем этом, я, возможно, и не выйду за него замуж.
− Вы вовсе не обязаны выходить за него замуж, - согласилась ее милость, - разве только сама любовь склонит вас к этому решению, ибо, полагаю, вы уже неосознанно питаете к нему самые нежные чувства.
− Право, леди Скадэмор, - отвечала я, краснея, - как вы могли подумать такое!
− Да ведь каждый взгляд, каждое слово выдают вас, - возразила она. - Полно, моя дорогая Генриетта, ведь я вам друг, так будьте откровенны со мной. Разве не предпочитаете вы мистера Масгроу всем остальным вашим знакомым?
− О, прошу, не задавайте мне подобных вопросов! - прошептала я, отводя взгляд. - Я не могу отвечать на них.
− Ну-ну, душа моя, вот вы и подтвердили мои догадки. Отчего вы стесняетесь любви к достойному человеку и отказываетесь довериться мне?
− Я не стесняюсь своих чувств, - отвечала я, собрав все свое мужество, - не отказываю вам в доверии и не краснею, признаваясь, что влюблена в вашего кузена мистера Масгроу и что испытываю к нему искреннюю привязанность. Разве зазорно любить красивого мужчину? Будь у него заурядная внешность, у меня, конечно, были бы причины стыдиться моей страсти, которая была бы предосудительной, поскольку предмет ее мог быть сочтен недостойным. Но с таким лицом и фигурой и такими прекрасными волосами, как у вашего кузена, - отчего мне краснеть, признавая, что столь явные достоинства произвели на меня впечатление?
− Милая моя девочка, - сказала леди Скадэмор, ласково меня обнимая, - как тонко вы судите о подобных вещах и как не по годам проницательны. О! Как восхищает меня такое благородство чувств!
− Ах, сударыня, вы слишком добры ко мне! Но скажите, леди Скадэмор, неужели ваш кузен сам признался вам в своих чувствах ко мне? Это еще больше возвышает его в моих глазах, ведь у настоящего влюбленного обязательно должен быть наперсник, которому он поверяет свои тайны.
− Голубушка, - отвечала ее милость, - вы просто рождены друг для друга. Каждое произнесенное вами слово все больше убеждает меня в том, что вашими душами управляют незримые силы взаимной симпатии, ибо ваши суждения и чувства удивительным образом совпадают. О, у вас даже схожий цвет волос! Да, моя дорогая, бедный безутешный Масгроу поведал мне историю своей любви. Я не удивилась - у меня было предчувствие, что он обязательно полюбит вас.
Но как он открыл это вам?
− Это произошло после ужина. Мы сидели вместе у огня, болтая о пустяках, хотя, признаюсь, говорила в основном я, а мистер Масгроу, наоборот, был задумчив и молчалив.
Вдруг он перебил меня на середине рассказа, воскликнув с большим чувством:
− Да, я влюблен, теперь мне ясно.
Что Генриетта Халтон погубила меня.
− О, как мило выражает он свои чувства! - воскликнула я. - Получилось чудесное двустишье! Жаль только, что без рифмы.
− Очень рада, что вам понравилось, - отвечала леди Скадэмор. - И верно, сказано со вкусом. «Так вы влюблены в нее, кузен? - переспросила я. - Ах, какая жалость: ведь какими бы исключительными достоинствами вы ни обладали, владея поместьем, доходы от которого могут быть приумножены, и великолепным домом, пусть в настоящее время и не вполне пригодном для жилья, но все же - кто осмелится рассчитывать на взаимность обожаемой Генриетты, которой делал предложение сам полковник и за здоровье которой поднимал тост баронет?»
− Это уже в прошлом! - вырвалось у меня.
Леди Скадэмор продолжала:
− «Ах, дорогая кузина, - вздохнул он, - я прекрасно сознаю, сколь ничтожны мои шансы завоевать сердце той, которую обожают тысячи, и вам нет нужды напоминать мне об этом. Но ни вы, ни сама прекрасная Генриетта не можете отказать мне в исключиельном наслаждении умереть за ту, кого я люблю, или пасть жертвой ее очарования. А когда я умру…»
− О, леди Скадэмор, - прошептала я, утирая слезы, - как можно, чтобы такой милый человек говорил о смерти!
− Да, весьма волнующая сцена, - признала леди Скадэмор. - «А когда я умру, - продолжал он, - пусть меня отнесут и положат к ее ногам, и, возможно, она не сочтет для себя унизительным пролить слезу над моими бедными останками».
− Дорогая леди Скадэмор, ни слова больше! Я не перенесу этого!
− О! Какое у вас нежное и чувствительное сердце! Ни за какие блага на свете не посмела бы я нанести ему слишком глубокую рану, а по сему - умолкаю.
− Молю вас, продолжайте! - вскричала я.
И она продолжала:
− А потом он добавил: «Ах, кузина, представьте, что я почувствую, когда драгоценная слеза коснется моего лица! Право, не жаль расстаться с жизнью, чтобы испытать подобное! А когда меня предадут земле, пусть божественная Генриетта подарит свою благосклонность более счастливому избраннику, и пусть тому будет дано питать к ней столь же трепетные чувства, как те, что питал несчастный Масгроу, останки коего тем временем будут превращаться в прах, и пусть их жизнь станет образцом счастливого супружества».
Приходилось ли тебе когда-либо слышать что-то более возвышенное? Какое очаровательное желание: лежать после смерти у моих ног! О! Какой благородной душой надо обладать, чтобы лелеять подобные мечты! Меж тем леди Скадэмор продолжала:
− «Дорогой кузен, - сказала я ему, - столь благородное поведение способно растопить сердце любой женщины, какой бы жестокосердной ни была она от природы; Если бы божественная Генриетта услыхала, как вы самым бескорыстным образом желаете ей счастья, не сомневаюсь: ее нежное сердце откликнулось бы на ваши чувства». - «Ах! Кузина, - отвечал он, - не пытайтесь возродить во мне надежду столь лестными уверениями. О нет, я не могу уповать на то, что смогу добиться благосклонности этого ангела в образе женщины, - мне остается только умереть». - «Истинная Любовь никогда не теряет надежды, - возразила я, - и я, мой дорогой Том, хочу еще больше укрепить вас в стремлении завоевать это прекрасное сердце: весь день я с пристальнейшим вниманием следила за прекрасной Генриетой и, уверяю вас, со всей очевидностью обнаружила, что и она лелеет в своей груди, пусть пока неосознанно, самую нежную привязанность к вам».
− Дорогая леди Скадэмор, но я и не догадывалась об этом!
− Разве не сказала я, что ваше чувство неосознанное? «Я не ободрила вас прежде, - продолжала я, - но, надеюсь, это открытие обрадует вас еще больше». - «Увы, кузина, - отвечал он печально, - ничто не убедит меня в том, что мне посчастливилось тронуть сердце Генриетты Халтон. Заблуждайтесь сами, но не старайтесь обмануть меня».
отвергать мои доводы - о, я не в силах описать вам его чувства, его восторг и ликование.
− Ах! Как страстно он меня любит! Но, дорогая леди Скадэмор, объяснили ли вы мистеру Масгроу, что я целиком завишу от моих дяди и тети?
− Я поведала ему все.
− И что же?
− Бедный юноша принялся громко возмущаться жестокосердием ваших близких, обвинял законы Англии, позволяющие родственникам владеть состояниями, которые так необходимы их племянникам и племянницам, и говорил, что будь он членом палаты общин, то изменил бы законодательство и устранил возможность подобных злоупотреблений.
− О, какой милый человек! Какая благородная душа!
− А еще мой кузен добавил, что даже если бы его дом был готов принять обожаемую Генриетту, он не может льстить себе надеждой, что та согласилась бы ради него отказаться от роскоши и великолепия, к коим привыкла, и принять в замен лишь уют и изящество, которые способен обеспечить ей его ограниченный доход. Я подтвердила, что подобное маловероятно и что несправедливо было бы рассчитывать на то, что молодая особа ради того, чтобы воздать должное ему и себе, согласится расстаться с властью, коей ныне обладает, и столь благородно использует, творя добро во благо своих ближних.
− В самом деле, - вздохнула я, - время от времени я бываю очень милосердна. Но что же ответил на это мистер Масгроу?
− Он сказал, что вынужден с сожалением признать справедливость моих слов, а посему, коли ему суждено стать счастливейшим из смертных и получить руку прекрасной Генриетты, то, как бы ни было это нестерпимо, ему надлежить набраться терпения и ждать того счастливого дня, когда его избранница освободится наконец от тирании ничтожных родственников и сможет вознаградить его.
Г. Халтон.
Примечания
1
Выход (фр.)