Журнал удальцов.
День во дворце Пари

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Бронте Ш.
Категория:Повесть


Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

Секрет

Журнал удальцов

День во дворце Пари

Сочинение лорда Чарлза Уэлсли

- Ах, Артур, - сказал я как-то утром в прошедшем мае. - До чего же скучно в Стеклянном городе! Я умираю от тоски! Не посоветуешь, как можно развеяться?

- Полагаю, Чарлз, ты мог бы найти удовольствие в чтении либо в беседах с теми, кто умнее тебя. Не настолько же ты легкомысленен и глуп, чтобы изводиться бездельем!

Такая суровая отповедь прозвучала в ответ на мой вполне невинный вопрос.

- О да, брат! Я легкомысленен и глуп! Так что придумай мне какое-нибудь развлечение!

- Что ж, Чарлз, ты часто говорил, что мечтаешь посетить дворец капитана Парри. Сейчас у тебя есть время исполнить твое желание.

- Чудесно, Артур! Никакого золота не хватит, чтобы отплатить тебе за это любезное напоминание.

На следующее утро я спозаранку выехал в направлении страны Уильяма Эдварда и менее чем через неделю пересек границу. Меня изумило, как сразу все изменилось. Вместо высоких, жилистых людей с ружьями на плече или в руках, ищущих, кого бы отправить на тот свет, мне попадались вялые и бледные существа в чистых синих куртках и белых фартуках. Дома стояли ровными рядами, в каждом было по четыре комнаты, а перед крыльцом - аккуратный садик. Ни гордые замки, ни великолепные дворцы не возносились надменно над этими сельскими жилищами. Ни один аристократ не расхаживал среди вассалов с барственной спесью и не обозревал с кичливым видом наследственные угодья. Каждый дюйм земли окружала каменная стена. Реки не мчали, бурля и пенясь, в тесных ущельях, а спокойно катили неспешные воды меж берегов, забранных в гранит, чтобы ни одно резвое дитя не обрело безвременную смерть на их дне. Мглистое бесцветное небо не омрачали фабрики с высокими трубами, изрыгающими плотные клубы черного дыма. Женщины были исключительно в грубых коричневых платьях с белым платочком на шее и в белых чепцах; блистающий атлас, тяжелый бархат, дорогой шелк или нежный муслин не нарушали это скупое единообразие.

Итак, проделав многомильный путь, я наконец увидел впереди дворец Парри. То было прямоугольное каменное здание, крытое синим сланцем, с каменными украшениями, более всего напоминавшими тыквы. Сад, не слишком большой, состоял из круглых, овальных или квадратных клумб, грядок с горохом, кустов крыжовника, красной, белой и черной смородины и лужайки, над которой были натянуты веревки для сушки белья. Все службы - кухня, прачечная, конюшни и угольный сарай - стояли в ряд; за ними росли деревья. В загоне перед домом паслась одна корова, обеспечивающая семью молоком, маслом и сыром, и одна лошадь, запрягаемая в королевскую двуколку для поездок в гости или на рынок; при них были теленок и жеребенок соответственно.

Как только колеса моего экипажа застучали по булыжнику перед дворцом, дверь кухни отворилась и вышли престранные маленькие мучина и жечина[951]. При виде моего великолепного (по крайней мере таким он им показался) экипажа они тут же убежали назад. Из дома донеслись суетливые звуки, и через несколько мгновений сэр Эдвард Парри и леди Эмили Парри уже встречали новоприбывшего гостя. Они тоже поначалу были слегка напуганы, но я развеял их страхи, назвав свое имя.

платье, добавив на маловразумительном местном языке, что раз я приехал с визитом, то наверняка это лучший костюм и моя мама рассердится, если я посажу на него пятно. Я вежливо поблагодарил, но от предложенной салфетки отказался. За чаем стояла полная тишина; ни хозяин, ни хозяйка не проронили и слова. Затем привели маленького Едока в немыслимо засаленном платьице. Леди Эмили тут же переодела его в чистое, ворча, что не понимает, как нянька могла отправить ребенка в гостиную таким замарашкой.

После чая Парри удалился в своей кабинет, а леди Омли[952] - в комнату, где обыкновенно шила, так что я остался один на один с Едоком. Он более получаса стоял передо мной на ковре, держа палец во рту и глядя мне прямо в лицо круглыми бессмысленными глазами, - странные звуки, вырывающиеся у него изо рта, видимо, должны были выражать изумление. Я велел ему сесть. Мальчик засмеялся, но не послушался. Я, разозлясь, кочергой сбил его с ног. Дикий ор, который за этим последовал, отчего-то взбесил меня еще больше. Я несколько раз пнул неслуха, а потом ударил головой об пол, надеясь, что он потеряет сознание и умолкнет. К тому времени переполошился весь дом: вбежали хозяин, хозяйка и слуги. Я принялся оглядываться, ища путь к спасению, однако бежать было некуда.

- Чуво ды хделал с дытятей? - спросил Парри, угрожающе надвигаясь на меня.

Поскольку я хотел прожить у него во дворце еще день, пришлось изобретать ложь.

Добродушный хозяин удовлетворился моим объяснением, и все ушли, унося своего чертенка, который по-прежнему орал как резаный.

Примерно через час подали ужин, состоявший из кофе и нескольких очень тонких кусков хлеба с маслом. За трапезой все снова молчали, а по ее завершении сразу отправились в постель.

На следующее утро я встал в девять и еле успел к завтраку, после которого вышел прогуляться в поля. Во дворе я увидел Едока. Его окружали три кошки, две собаки, пять кроликов и шесть свиней - он их всех кормил. Вернувшись в дом, я застал там нового гостя в лице капитана Джона Росса.

Они с Парри беседовали, но я мало что понимал из их разговора. Речь, видимо, шла о том, что «Онн сшула мны нувый мыслинувый плущ в цвыточук с храснуй лынтуй пу нызу и шулквывым поюскум», который ему очень понравился. На это Парри ответил, что «Пыследнее плутье Омли сшула мны блыдно-мулинувое с жулто-зылено-лылувой куймой, и к ныму сыреневую хляпу с пырьями».

хотя определенно видит мою особу не каждый день. Все ели так, будто три недели крошки во рту не держали, и

…молчанья мрачного печать
У всех лежала на устах.

Меня так и тянуло поджечь дом и спалить всех этих тупых обжор. За десертом каждый выпил ровно по одному бокалу вина, ни каплей больше, и съел по тарелке клубники с пирожными. Я думал, Росс лопнет от проглоченного, и, судя по тому, как он пыхтел и сопел, дело шло к тому. Через час после еды ему стало совсем плохо. Врачей рядом не было, и все ждали, что он умрет с минуты на минуту. Так бы и случилось, но в последний миг явилась джинна Эмили, вылечила его заклинанием и тут же пропала.

Я пробыл во дворце Парри только до следующего утра, поскольку визит прискучил мне до смерти, как, полагаю, и читателю - мой отчет. Однако я не жалею о поездке, поскольку многое в ней узнал. В первые недели по возвращении в Стеклянный город мне не давали прохода расспросами о дворце, где я побывал, однако мною в ту пору овладела странная молчаливость, так что любопытствующие остались ни с чем. У меня есть лишь один способ загладить свое упущение - отправить мой краткий рассказ для публикации в «Журнал удальцов».

Примечания

951

Язык, придуманный Брэнуэллом для молодых людей, состоял из английских слов, произнесенных с зажатым носом, - примитивная попытка спародировать йоркширский диалект.

952

Эмили на местном диалекте.



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница