Зеленый карлик.
Глава 8

Секрет

Зеленый карлик

8

Старое здание Военного суда (его недавно снесли и построили новое на том же месте) было просторное и мрачное. Вокруг здания шли галереи, а сверху его венчал огромный темный купол, опирающийся на массивные колонны. Тень от могучих колонн под мрачными сводами создавала атмосферу глубокой и подобающей торжественности.

Здесь двадцать пятого сентября тысяча восемьсот четырнадцатого года собрались более десяти тысяч зрителей - посмотреть, как будут судить графа Сен-Клера за государственную измену. Герцог Веллингтон занял место главного судьи - всего судей было двенадцать. Выражение напряженного интереса исказило каждое чело, когда отряд военной стражи вывел на середину зала благородного узника, закованного в кандалы и одетого в необычный наряд своего клана. Видя его гордую осанку, величественный облик, юношески-прекрасные черты и уверенную поступь, все невольно почувствовали, что перед ними - не преступник.

Первым делом суд распорядился заново изложить все доказательства, представленные прежде, что и было исполнено должным образом: собравшимся предъявили драгоценности, амулет, шелковую накидку и саблю. Казалось, вина подсудимого доказана вполне. «Он проиграл, погиб безвозвратно», - вот общее чувство, что зародилось в груди каждого зрителя. Графу предложили привести доводы в свою защиту. Он медленно поднялся и спокойно, с достоинством объявил себя невиновным, добавив, что не станет умолять о снисхождении.

- Милорды! - сказал он, с каждым словом набирая силу. - Я не прошу оправдательного приговора. Это пристало человеку, который, сознавая свою вину, рассчитывает лишь на милосердие судей. Нет! Я требую оправдательного приговора - это мое право. Я невиновен и настаиваю на том, чтобы со мной обращались соответственно. Заклинаю вас: исполните свой долг, поверьте слову дворянина, чья честь до сих пор ни разу не подвергалась сомнению, и отриньте слова того, кто… Как назвать его? Того, кто, мягко говоря, известен полным своим пренебрежением к истине и чести, когда обида, действительная или вымышленная, пробудит в его груди свирепую жажду мщения. Что до других свидетелей, милорды… - Тут он обратил свои темные выразительные глаза на пажа, который скорчился, словно обожженный этим взглядом. - Не знаю, какие демоны вселились в моего вассала, какое адское красноречие убедило сироту, с самого рождения жившего лишь моими щедротами, чтобы он согласился участвовать в сговоре против своего господина и благодетеля. Зато я знаю: те, кто осудит меня на основании этих презренных показаний, согрешат перед людьми и ангелами. Бойтесь греха, милорды, избегайте его ради правосудия, которому вы служите, чье изваяние стоит в этом зале!

Тут все взоры обратились к огромной статуе правосудия, озаренной светом из высоких окон.

Граф между тем продолжал:

- Избегайте его и ради самих себя, милорды, ибо смерть последнего Сен-Клера не останется неотомщенной! На склонах моего родного Элимбоса найдется десять тысяч непокоренных воинов, и еще в семь раз больше, отважных как львы и свободных как орлы, живет в бесчисленных горных долинах Брами, не подчиняясь ни одному монарху, не признавая над собой никаких законов. И когда до этих диких сынов тумана дойдут вести о том, что я умер, что дом их вождя повержен, что имя его и слава попраны, пусть тогда трепещут убийцы, сразившие меня под маской правосудия! Милорды, больше я ничего не скажу. Поступайте, как вам угодно, и пожинайте плоды деяний ваших!

Обвиняемого спросили, может ли он представить свидетелей. Несколько мгновений граф молчал и, казалось, глубоко задумался, но почти сразу поднял голову и сказал твердым голосом:

- Я полагаю, что в этом зале находится человек, который по мере сил хочет мне помочь.

Последовала пауза. Судьи изумленно переглядывались (все, кроме герцога - тот во все время суда хранил обычное свое неколебимое спокойствие). Торжествующая улыбка, проступившая на челе полковника Перси, исчезла без следа, паж побледнел, а на лице самого Сен-Клера отразилось тревожное ожидание. Наконец в плотной и доселе неподвижной массе зрителей началось какое-то шевеление, ряды их медленно расступились, и перед судьями предстал молодой человек, с виду красивый и хорошего происхождения, одетый в офицерский мундир.

- Вы хотите дать показания в пользу обвиняемого? - спросил герцог Веллингтон.

- Да, - отвечал молодой офицер, почтительно кланяясь.

- Назовите ваше имя и род занятий.

- Меня зовут Джон Бутон, я служу в чине корнета в шестьдесят пятом кавалерийском полку, под командованием полковника Перси.

- Расскажите все, что вы знаете об этом деле. Но прежде пусть свидетеля приведут к присяге!

Выполнив положенную процедуру, корнет Бутон приступил к даче показаний. Суть их сводилась к следующему: в ночь накануне того дня, когда был дан приказ атаковать вражеский лагерь, корнет, проведя вечер с приятелем, возвращался к себе в шатер; когда он проходил мимо густой рощи на берегу реки, до него вдруг долетели слова: «Ты подчинишься мне сию же минуту, карлик, или этот клинок вонзится тебе в грудь!»; заглянув меж ветвей, корнет увидел полковника Перси и человека в ливрее, державших мальчика - как полагает корнет, того самого, который сейчас присутствует в суде; мальчик, упав на колени, обещал слушаться их во всем; полковник велел ему идти в лагерь к африканцам и потребовать награду от имени своего хозяина, графа Сен-Клера, за весьма важные сведения о планах наступления, только что принятых на военном совете; мальчик возразил, что не знает дороги, на что полковник отвечал, что проводит его до самой границы лагеря; затем полковник закутался в плащ, который передал ему ребенок, все трое направились прочь и вскоре скрылись из виду.

Едва свидетель закончил свою удивительную речь, полковник Перси, сорвавшись с места, одним прыжком подскочил к судейскому столу.

- Милорды! - воскликнул он громким, взволнованным голосом. Тон его, вместе с пылающими щеками, яростным взглядом и вздувшимися на лбу жилами, указывал на силу обуревающих его чувств. - Милорды, умоляю, не верьте ни одному слову этого лжесвидетеля, этого клятвопреступника! Низкая месть внушила…

Он продолжал говорить, распаляясь все более, но тут герцог Веллингтон потребовал тишины. Судьи начали совещаться вполголоса, так что публике почти ничего не было слышно. В конце концов решили, что показания корнета Бутона не совсем ясны и не позволяют немедленно вынести оправдательный приговор, однако обвиняемому необходимо дать время на сбор дополнительных доказательств. Судьи приготовились уже разойтись, когда в толпе вновь произошло движение. Судебное заседание возобновили, и на свидетельском месте появился наш старый знакомый, мистер С’Дохни. За ним шли шесть человек с носилками, на которых лежал человек в синей лакейской ливрее с серебряным галуном. Лицо его покрывала ужасающая бледность, одежда была вся в свежих пятнах крови.

’Дохни деловито и захлопотал, помогая сгрузить скорбную ношу возле полковника Перси.

- Что это значит, негодяй вы этакий? - спросил тот, побледнев так же сильно, как и умирающий на носилках.

С’Дохни в ответ негромко хмыкнул, словно про себя, и многозначительно кивнул. Вслед за тем он обернулся к герцогу.

- Видите ли, милорд, я нынче утром пошел прогуляться в долину, подышать свежим воздухом. В одном особенно пустынном и тихом месте я вдруг услышал протяжный стон, словно человек, издавший его, был пьян или чем-то недоволен. Я обернулся в ту сторону, откуда донесся звук, и что же я увидел, как не эту падаль, корчившуюся на земле, точно раздавленная змея?.. «Что с тобой такое? - спросил я. - И кто это так тебя отделал, мой красавчик?» - «Полковник Перси, - завопил он. - Ах, отнесите меня в Витрополь, отнесите меня в зал суда! Дайте отомстить проклятому злодею, пока я еще жив!» Можно ли было отказать в столь проникновенной просьбе? К тому же я нежно люблю полковника, а поскольку он юноша необузданный, - молодость, увы, подвержена безумствам, так же как и старость, - то я и решил, что ему будет полезно увидеть предсмертные конвульсии своего бедного слуги. Поэтому я сбегал, нанял носильщиков и доставил раненого сюда, согласно его желанию.

- Что все это значит? - спросил герцог. - Кто этот человек?

- Я несчастное, заблудшее создание, - отвечал Трэверс глухим и дрожащим голосом. - Но если небу угодно даровать мне силы и время для исповеди, я хоть отчасти сниму тяжкий груз с души. Да будет известно всем здесь присутствующим, что граф Сен-Клер совершенно невиновен в преступлении, которое ему приписывают! Предатель - мой господин. Да… но… я не могу продолжать…

Несчастный умолк в полном изнеможении, закрыв глаза и трудно дыша. Всем показалось, что он умирает. Однако ж, когда ему подали стакан воды, Трэверс немного пришел в себя. Приподнявшись на носилках, он попросил дозволения переговорить с графом наедине. Зрителей немедленно удалили из зала. Судьи младшего ранга также отошли к дальней стене, и возле раненого остались только герцог Веллингтон, корнет Бутон и сам Сен-Клер. Злополучный лакей продолжил свою исповедь:

- Милорд, за что полковник Перси вас ненавидит, вам лучше знать. На Олимпийских играх он узнал в вас старинного врага и приказал мне проследить за вами после вручения призов. Я должен был сообщить ему, где вы остановитесь на ночлег. Я незаметно следовал за вами до самой долины Зефира, а потом вернулся к хозяину с докладом. Когда мы вновь пришли туда, вы крепко спали, а у ваших ног спал тот мальчишка. Хозяин прозвал его карликом за чудной наряд, малый рост и неестественно старческую физиономию. Полковник велел привести к нему мальчика. Я так и сделал, а полковник выхватил шпагу и грозился, что убьет его на месте, если тот не даст немедленно клятву подчиняться ему во всем. Мальчишка стал кричать, мол, если он и подчинится, так скорее ради награды, а не из страха. Хозяин сказал, пусть он сам назовет награду; тот ответил, что сделает это, когда узнает, что от него требуется. Полковник Перси первым делом спросил, кто его хозяин. Мальчишка отвечал, что готов раскрыть тайну за пять фунтов, и сразу признался, что вы - граф Сен-Клер. Потом полковник велел ему шпионить за вами, а особенно примечать, не поедете ли вы в замок Клайдсдейл, следовать за вами туда, подслушивать под дверьми, если удастся, и обо всем докладывать ему. Корыстный сопляк обещался сделать все за сотню фунтов. Тогда полковник сказал ему, в какой части города его можно найти, и отпустил восвояси. Примерно через неделю мальчишка прибежал к нам домой, совсем запыхавшись, и попросил, чтобы его пропустили к полковнику. Он сообщил, что вы с леди Эмили задумали сбежать и договорились встретиться в полночь. Хозяин велел ему задержать вас, как только возможно дольше. В одиннадцать мы с ним отправились к замку Клайдсдейл в карете шестерней. На место встречи, в каштановую аллею, мы приехали вскоре после полуночи. Хозяин вышел из экипажа и прошел немного дальше. Скоро он вернулся вместе с леди и усадил ее в карету.

- Она шла с ним по доброй воле? - спросил Сен-Клер тоном глубочайшего волнения.

- Да, но только потому, что полковник притворился, будто он - это вы. Он был в дорожном плаще, а под деревьями темно, отличить было никак невозможно.

- Она могла узнать по голосу… Он ведь говорил с ней?

- Всего несколько слов проронил, да и то почти шепотом.

- Продолжайте же - куда вы ее отвезли?

- Этого я не могу сказать; не смею. С меня взяли торжественную клятву никому не открывать этого. Вы же не заставите меня перед смертью взять еще один грех на душу?

На этом умирающий стоял твердо. Напрасно Сен-Клер убеждал его, умолял и приказывал. Видя, что все тщетно и что жизнь Трэверса утекает по капле, он в конце концов позволил тому продолжить исповедь.

- Оставив ее в надежном месте, мы вернулись в Витрополь и на другой день выступили в поход против мятежников вместе со всем войском. Вы прибыли в лагерь вскоре после нас. Хозяин, как вас увидел, решил избавиться от ненавистного соперника в вашем лице, а когда заметил, что его светлость герцог Веллингтон вас отличает, еще больше укрепился в своем решении. И вот однажды ночью он велел привести к нему зеленого карлика. Я пробрался к вашему шатру и вызвал его посредством особого сигнала, о котором мы условились заранее. Угрозами и посулами карлика убедили помочь в исполнении гнусного плана, задуманного хозяином, чтобы вас погубить и опозорить. Мальчишка пошел в лагерь к африканцам, выдал от вашего имени все тайны совета и получил в награду вещи, что лежат сейчас на столе. Их он позже закопал в вашем шатре. Он вынул из ножен вашу шпагу, а вместо нее вложил саблю и в довершение предательства выступил на суде с лживыми показаниями, которые чуть было не привели вас к незаслуженной позорной смерти.

Трэверс вновь умолк, утирая холодный пот, крупными каплями выступивший на бледном лбу.

- Вы поступили благородно, обелив доброе имя Сен-Клера, - сказал герцог Веллингтон. - А теперь скажите, кто нанес вам раны, от которых вы умираете?

- Мой хозяин, - отвечал несчастный. - Нынче утром, когда мы возвращались из поместья его дядюшки, я сообщил ему, что хочу исправиться и начать новую жизнь. Грехи, что я уже успел совершить, тяжким грузом лежат у меня на сердце. Он сперва смеялся, притворяясь, будто принял все за шутку. Я уверил его, что серьезен, как никогда в жизни. Тут он помрачнел. Мы немного прошли молча, а как очутились в безлюдном месте, он вдруг выхватил шпагу и пропорол мне бок. Я упал, а он сказал с громким смехом: «Можешь теперь исправляться в аду!» У меня нет больше сил говорить. Остальное вы знаете.

Трэверс закончил свою исповедь чуть слышным, надломленным голосом. Волнение миновало, и он впал в некую летаргию. Это продолжалось минут десять. Вдруг раненый хрипло застонал, все тело его конвульсивно содрогнулось, и душа отлетела навеки.

Зрителей снова впустили в зал. Судьи заняли свои места, и герцог Веллингтон объявил во всеуслышание, что честь Сен-Клера незапятнана, а все обвинения в его адрес - лишь следствие происков злобного врага. Затем его светлость приказал снять с узника цепи, а вместо него заковать полковника Перси и зеленого карлика. Первого из этих достойных персонажей герцог приговорил к смертной казни, второго - к десяти годам каторжных работ.

Когда дело таким образом уладилось, герцог встал и, взяв Сен-Клера за руку, сказал:

вы подверглись.

Конечно, Сен-Клер не мог ответить отказом на такое учтивое приглашение и вместе с герцогом отправился во дворец Ватерлоо. По дороге он рассказал своему высокородному спутнику о таинственном незнакомце, навестившем его в темнице, и выразил сильное желание узнать, кому он обязан своим удивительным спасением.

- Вы думаете, это был корнет Бутон? - спросил герцог.

- Нет, - ответил Сен-Клер. - Тот выше ростом, и голос совсем не похож. Право, если бы мне было позволено высказать смелое предположение, основываясь на столь скудных сведениях, я сказал бы, что в эту минуту разговариваю со своим неведомым другом.

Герцог улыбнулся и ничего не ответил.

- Значит, я не ошибся! - непринужденно продолжал Сен-Клер. - Вашей светлости я обязан спасением жизни и чести.

- Признаюсь, вы угадали верно, - промолвил герцог. - А теперь вы, должно быть, хотите узнать причины, заставившие меня обратиться к вам с предостережением на берегах Сенегала. Причина проста - за ужином у меня в шатре я заметил, как между вами и полковником Перси произошла размолвка. Он схватился за рукоять шпаги и тут же вновь разжал руку, сопроводив этот жест взглядом и приглушенным восклицанием, которые ясно говорили, что месть всего лишь отложена, дабы впоследствии стать еще слаще, и поскольку жизнь предводителя клана Олбан для меня кое-что значит, я решил хотя бы предупредить вас, чтобы вы были настороже. Далее, мой визит в тюрьму вызван был тем, что́ я узнал от корнета Бутона, и я решил, что предложенный мной способ вызвать его для дачи показаний произведет более сильное впечатление на прочих судей, чем обычный вызов свидетеля.

Рассказ герцога закончился, как раз когда путники подошли к дворцу Ватерлоо. Они сразу направились в столовую, где был уже готов обед. Во время трапезы Сен-Клер говорил очень мало, а ел еще меньше. Приподнятое настроение, вызванное необычными событиями дня, схлынуло. Мысли о леди Эмили, находящейся, по всей вероятности, в самом бедственном положении, угнетали его дух. Герцог заметил это и после нескольких неудачных попыток развеять мрачность своего молодого друга сказал:

- Я догадываюсь, о чем вы думаете, милорд. Идемте, я отведу вас к моей жене. Быть может, ее сочувствие хоть немного вас утешит.

Сен-Клер поднялся почти машинально и проследовал за герцогом в гостиную. Войдя, они застали герцогиню за каким-то рукоделием. На столике индийской работы возле дивана, где она сидела, были разложены принадлежности для шитья и несколько книг. По другую сторону столика сидела спиной к двери еще одна изящная женская фигурка. На ее густые каштановые кудри наброшена была прозрачная вуаль из белого газа, согласно прелестному обычаю того времени. Она задумчиво опиралась головой на руку, а когда объявили о приходе герцога и его гостя, сильно вздрогнула, но более ничем не показала, что заметила их. Герцогиня, однако, встала и подошла к Сен-Клеру с доброжелательной улыбкой.

моя, - обратилась она к молчаливой незнакомке, - вот тот, кого Фортуна жестоко испытывала, и он ждет от нее и от вас награды за все свои мучения.

Леди встала, отбросила вуаль… Минутная пауза, радостное восклицание, и вот уже Сен-Клер прижал к своей груди утраченную и вновь обретенную возлюбленную.

Мне остается только объяснить читателю, как была достигнута счастливая развязка, что я сейчас и исполню по возможности кратко.

* * *

Леди Эмили четыре недели тосковала взаперти, под наблюдением злополучной Берты. Старуха трижды в день приносила еду, а все остальное время пребывала в дальней части замка. На пятую неделю, в самый первый день она не явилась в урочное время. Леди Эмили сперва даже обрадовалась, поскольку от горя и малоподвижного образа жизни у нее совсем пропал аппетит. Но к вечеру пленница начала испытывать голод. Прошел и следующий день, а ни крошки еды, ни капли питья так и не коснулось пересохших и дрожащих губ. К утру третьего дня леди Эмили так ослабела, что не в силах была подняться с кровати.

Она лежала, ожидая смерти и почти желая, чтобы конец наступил поскорее, как вдруг за дверью раздались тяжелые шаги и чей-то грубый голос крикнул:

Очнувшись от забытья, леди Эмили собрала последние силы и крикнула в ответ, что здесь держат в заточении несчастную девушку, которая готова щедро заплатить тому, кто ее освободит и поможет вернуться к друзьям.

Вопрошавший, как видно, услышал ее голос, хоть и очень слабый, и немедленно выбил дверь комнаты. На пороге предстал высокий, атлетически сложенный человек в крестьянской одежде, вооруженный дробовиком.

- Что это вы, бедняжечка, такая худая да бледная? - спросил он, подходя ближе.

Леди Эмили коротко ответила, что ничего не ела уже три дня, и умоляла во имя неба дать ей хоть какой-нибудь еды. Незнакомец тотчас достал из котомки кусок хлеба с сыром. Пока леди Эмили утоляла голод этой грубой, хоть и вполне доброкачественной пищей, ее спаситель рассказал, что зовут его Дик-Забияка и что, занимаясь понемногу браконьерством, он наткнулся в лесу на полуразрушенную башню, из праздного любопытства залез в выбитое окно и, блуждая по пустынным залам, к ужасу своему, обнаружил мертвое тело безобразной старухи, показавшейся ему похожей на самую настоящую ведьму. Предположив, что в замке могут найтись и еще обитатели, он бродил и вопил, пока не добрался до комнаты леди Эмили и, таким образом, волею небес спас ее от голодной смерти.

герцогини. Дика одарили так щедро, что у него сердце возрадовалось, и отпустили с честью.

Горе леди Эмили при известии об аресте лорда Сен-Клера за государственную измену невозможно описать словами; оставим это воображению читателя. Наконец, счастливая встреча с лихвой возместила бедняжке все перенесенные страдания. Возлюбленный вернулся к ней, живой и с незапятнанной честью. Славный старик, маркиз Чарлсуорт, после недолгих уговоров дал согласие на их брак, и, насколько мне известно, не было еще на свете такого прочного и долгого счастья, как то, что выпало на долю благородного графа Сен-Клера и прекрасной леди Эмили Чарлсуорт.

* * *

Итак, заканчивая свой краткий и безыскусный рассказ, я напоследок добавлю несколько слов о судьбе полковника Перси и его сообщников.

Смертный приговор полковнику позднее заменили изгнанием на шестнадцать лет. За это время он много ездил по свету, был то пиратом, то предводителем разбойников, ведя самый распутный и непотребный образ жизни. По окончании срока изгнания он вернулся в Витрополь с пошатнувшимися здоровьем и состоянием и сразу предъявил права на наследство своего дяди, герцога Бофора, скончавшегося некоторое время назад. Однако, наведя справки, он узнал, что дядя вскоре после его позорного разоблачения женился и стал отцом двух сыновей - одному из них соответственно достались поместья и титул. Потерпев неудачу в своих ожиданиях, полковник обратился к политике. Родня от него отреклась, и тогда он взял себе фальшивое имя, отказавшись от настоящего. Немногие в наши дни способны узнать в демагоге, вечно подстрекающем к крамоле и мятежу, потрепанном и поблекшем от разгульной жизни Александре Шельме, виконте Элрингтоне, некогда блестящего красавца, полковника Августа Перси.

Эндрю, отбыв свой срок на каторге, пошел работать в типографию мальчишкой на побегушках; затем дослужился до наборщика и, будучи по складу натуры сквалыгой и скаредой, в конце концов скопил достаточно денег, чтобы приобрести патент и вступить в военную службу. Позднее он занялся сочинительством, публиковал слюнявые вирши, именуя их стихами, и сопливые бредни, величая их романами.