Секрет.
Глава 4

Секрет

Глава 4

Не проспала она и трех часов, как ее разбудила Мина.

- Вы встанете госпожа? - осведомилась служанка. - Маркиз прислал сказать, что завтрак на столе.

- Который час? - спросила Марианна.

- Девять, миледи.

- Ой! Тогда, конечно, встану. Как нехорошо, что ему приходится меня ждать!

Маркиза оделась быстро, ибо ее утренний наряд являл собой воплощение изящной простоты; нескольких движений гребня хватило, чтобы привести в порядок блестящие, от природы кудрявые волосы. С отчаянно бьющимся сердцем спустилась она в комнату, где был накрыт завтрак, ведь ей предстояло увидеть мужа впервые после встречи, описанной в одной из моих предыдущих глав. Тогда Артур ушел в гневе, настрого запретив ей видеться с мисс Фоксли - и как она исполнила волю супруга?

Артур сидел спиной к двери и читал газету. Марианна ступала так легко, что он не слышал, как она вошла. Заговорить первой маркиза боялась, поскольку не знала, прошел ли его гнев, поэтому тихонько уселась на свое место и принялась раскладывать по местам ложечки и прочее.

Артур, услышав звяканье фарфора и серебра, с улыбкой поднял голову.

- Что же вы со мною не здороваетесь, Марианна? Надеюсь, не от обиды, что вас подняли с постели в такую рань?

- Вовсе нет, Артур. Наоборот, я стыжусь, что заставила вас ждать. Но простите меня, ведь обычно я бываю точна.

- Я подумаю, - игриво отвечал он. - Может, и прощу, поскольку не чувствую склонности очень уж негодовать по этому поводу.

Завтраки моего брата обычно растягиваются часа на полтора: вместо того чтобы есть как люди, он лениво почитывает утренние газеты и, по выражению моего опекуна^[992], прихлебывает и кусает с перерывами в пятнадцать минут. Многие мои знакомые дамы закатили бы истерику, заставь их мужья столько просиживать с ними за столом, однако маркиза Доуро почитает заботу о супруге и повелителе за честь и потому, закончив свою скромную трапезу, обычно берет вышивку и терпеливо орудует иголкой, покуда не будет дочитана последняя газетная статья.

В то утро ее работа поминутно прерывалась тягостными вздохами. При каждом таком выражении горя, срывавшемся с ее губ, маркиз, невидимо для жены, поднимал глаза от газеты и со странным выражением устремлял их на Марианну, когда же вновь возвращался к опубликованной речи или статье, в первый миг казалось, будто мысли его заняты отнюдь не чтением.

Все в подлунном мире когда-нибудь заканчивается; закончился и завтрак Артура. Лакей убрал посуду, и Марианна приготовилась идти в детскую, когда маркиз внезапно поднялся и, подойдя ближе, взял ее за руку.

- Марианна, - проговорил он после недолгого молчания. - Вы сегодня очень бледны. Что тому причиной?

- Я… я плохо спала ночью, - запинаясь, выговорила она, трепеща как осиновый лист.

- Не знаю, - ответила Марианна, силясь выдавить улыбку, но вместо этого в ее синих глазах выступили слезы.

Маркиз посмотрел на жену так, будто хотел заглянуть в самую глубину ее сердца, и проговорил тихо, угрожающе:

- Вы меня ослушались? Вы встречались с этой женщиной и вновь подпали под ее власть?

Наступило молчание. Марианна была почти уничтожена. Бледность и румянец, сменявшиеся на ее щеках, говорили о силе чувств, разрывающих душу несчастной. Она не могла говорить, не могла смотреть на своего властного супруга и только стояла, недвижная и безгласная, словно обратилась в камень.

- Отлично, - проговорил Артур, выпуская ее ладонь и сурово складывая руки на груди. - Ваше молчание вполне красноречиво. Вы предпочли поддаться собственному слабоволию наперекор моей воле. Я предупреждал, что в таком случае мы немедленно расстанемся. Не в моем обыкновении бросать слова на ветер. Начиная с сегодняшнего дня вас будет ждать дорожная карета. В течение трех суток вы должны уехать в имение моего отца в Веллингтонии. Скорее всего это наш последний разговор, потому что я не могу любить непослушную жену.

- Артур, мой любезный Артур, не уходите так! Вы бы смягчились, если бы знали все!

- Так расскажите мне! - воскликнул он, торопливо выпуская дверную ручку, которую уже начал было поворачивать.

- Не могу!

- Почему?

- Я связана обещанием не советоваться с вами в течение недели. А когда этот срок выйдет, боюсь, никакие советы уже не помогут и я вынуждена буду оставить вас навсегда.

Маркиз собрался ответить, но тут дверь отворилась, и вошел его светлость герцог Веллингтон. Он замер на пороге и, пристально оглядев Артура и Марианну, спросил тихо:

- Чем вы оба расстроены? Я что, пришел аккурат к не лучшему моменту супружеской идиллии?

Ответа не последовало; Артур лишь отошел к окну и стал смотреть на проплывающие облака. Тогда его светлость обратился непосредственно к даме:

- Что же вы такого натворили, Марианна, отчего ваш супруг стал мрачнее тучи?

Марианна залилась слезами.

- Я не хотела его обидеть, - рыдала она, - но…

- Но что, милая? Надеюсь, это не беспричинное тиранство с его стороны?

- Нет-нет-нет, просто он хочет знать то, что я не могу ему сказать.

- И что же это? Можете вы сказать мне?

- Вот и славно, дитя мое. Садитесь рядом со мной, и выслушаем ваш замечательный секрет.

Марианна села подле герцога, как тот сказал, и некоторое время молчала, собираясь с духом. Наконец черты ее приняли выражение если не спокойствия, то обреченной решимости, однако глаза по-прежнему блестели, как в лихорадке, а голос дрожал, когда она произнесла:

- Милорд герцог, я не жена вашего сына и не дочь сэра Александра Хьюма.

При этих словах маркиз Доуро вздрогнул, словно его ударило электрическим током. Он обернулся и хотел заговорить, но отец удержал его, сказав:

- Погоди, Артур. Ни слова, или я попрошу тебя выйти из комнаты. А теперь, милая, - продолжал герцог, обращаясь к Марианне, - объясните прежде всего, почему вы не жена моего сына.

- Лет пять назад, - стала вспоминать маркиза, - когда моя матушка, вернее, та, кого я до недавних пор считала своей матушкой, мучилась тяжким недугом, который затем и свел ее в могилу, меня однажды пригласили к ней в комнату. Матушка сидела, опершись на подушки, а подле кровати стояли мистер Холл, наш семейный капеллан, мисс Фоксли, моя гувернантка, ваша светлость, возможно, ее помнит, - герцог кивнул, - и Генри Перси, младший сын лорда Элрингтона, чье поместье соседствует с Бейди-Холлом. Мы с ним были примерно одних лет, и, сколько я себя помню, нас связывала детская дружба.

«Марианна, - сказала матушка, когда я к ней подошла, - ты ведь часто слышала от меня о покойной леди Перси?»

Я ответила, что да, и она продолжила:

- Леди Перси была моей самой дорогой подругой. Все ее желания теперь для меня священны, и одно из них я мечтала бы сегодня исполнить. На смертном одре, вскоре после вашего с Генри рождения, она выразила надежду, что в память о нашей дружбе вы со временем поженитесь. Скоро я умру, а Генри завтра отправляется в далекое плавание, из которого может не вернуться. Я желала бы перед смертью увидеть вас женихом и невестой, и если моя до сих пор послушная дочь хочет скрасить последние мгновения умирающей, то сейчас она вручит свою руку тому, кто, я уверена, со временем сделает ее счастливой…

Я не могла отказать в просьбе моей дорогой матушке, которую, я знала, скоро навек сокроет от меня могильная сень, и даже если бы не властное веление долга, не могла бы сыскать в душе убедительных причин для отказа: хотя я не ведала тогда, что такое любовь, Генри Перси, красивый и милый юноша, всегда был мне по сердцу. Мы перед лицом капеллана обменялись обетами, а также знаками, по которым после долгой разлуки сможем друг друга узнать. На следующий день Генри отбыл в плавание, а еще через несколько недель моя матушка отошла в лучший мир.

В следующие три года я ничего не слышала о Генри, пока однажды утром мисс Фоксли не прочла в газете и не показала мне коротенькую заметку. Там сообщалось, что «Русалка», корабль, на котором служил Генри, потерпел крушение в далеких неведомых краях, именуемых островами Южных морей^[993], и вся команда, включая лейтенанта Перси, сына прославленного Александра Шельмы, погибла. Я оплакивала Генри, но не долго и не горестно. Разлука изгладила из памяти его образ и приглушила детскую привязанность, что я когда-то испытывала.

Через год я встретила маркиза; новое, неведомое прежде чувство вспыхнуло в моем сердце. Нет нужды напоминать вашей светлости, что уже был назначен день свадьбы, когда я по необъяснимой - как вам тогда должно было показаться - прихоти объявила, что не выйду за вашего сына. Однако причина у меня была, и очень веская. За три дня до намеченного бракосочетания, когда мисс Фоксли шила мне подвенечное платье, ей пришло письмо от знакомого, служившего с Генри на одном корабле. Тот писал, что сообщение о гибели «Русалки» было лживым: и корабль, и команда благополучно продолжают плавание.

Надеюсь, милорд, теперь вы не станете винить меня за то, что я наперекор велению сердца прервала всякие отношения с вашим сыном. Никто не знает, какие муки я пережила, глядя, как он день за днем чахнет из-за меня, однако долг указывал путь, от которого я не смела отступить. Ваше мнение о моей взбалмошности, вероятно, еще более укрепилось, когда после нескольких месяцев упорного нежелания с ним видеться я внезапно сдалась на его мольбы. Тому тоже была причина, но я робею ее открыть: боюсь, вы сочтете меня излишне романтичной натурой.

Герцог ободрил ее несколькими ласковыми словами, и Марианна продолжила:

- Как-то ясным летним вечером я гуляла в дальней части поместья и зашла в маленький грот - мое излюбленное место уединения. Там я сидела, плача о том, что никогда не стану женой вашего сына, как вдруг заметила, что наступили сумерки. Не желая идти в темноте через парк, будя оленей и диких быков, я поспешно встала и направилась по лесной дорожке, рядом с которой был выстроен грот. Внезапно голос, тихий и скорбный, окликнул меня по имени. Я обернулась и увидела в арке того самого алькова, откуда только что вышла, смутные очертания мужской фигуры.

«Кто там?» - спросила я с легкой тревогой.

Вместо ответа незнакомец шагнул ближе. Я вскрикнула. Он сделал мне знак молчать и глухим голосом, при одном воспоминании о котором меня бросает в дрожь, промолвил:

- Погляди на меня, Марианна. Таким стал твой Генри.

волос и одежды текла вода, широко открытые глаза застыли, лишенные всякого выражения, щеки и нос раздулись и посинели.

От ужаса я ничего не могла ответить, и он продолжал:

- Таким я лежу, Марианна, меж Коралловых островов Южных морей. Не слушай лжецов, не бойся, что я вернусь. Смерть и пучина сковали меня цепью. Будь счастлива и не вспоминай свою первую любовь…

И призрак у меня на глазах двинулся по воздуху. Сама не своя от страха, я бегом бросилась домой.

Там я сразу рассказала об увиденном мисс Фоксли. Она всячески старалась меня убедить, что это лишь плод моего воображения, а когда поняла, что я твердо верю в реальность призрака и намерена поступить по его совету, очень рассердилась и ушла, сказав напоследок, что желает мне жестоко раскаяться в решении выйти замуж за маркиза. Через три недели мы обвенчались, а вскоре после того Артур уволил мисс Фоксли, чему я была только рада, ибо от ее угрюмого вида и глухих намеков меня охватывал необъяснимый ужас.

С тех пор о ней долго не было ни слуху ни духу, а дня три назад маркиз сказал, что видел ее в городе, и настрого запретил мне вступать с нею в какие бы то ни было сношения. В тот же день мисс Фоксли прислала мне письмо. Там говорилось, что если я не хочу, чтобы о неких обстоятельствах стало известно маркизу, то должна, невзирая на титул, навестить свою старую гувернантку в квартире на Харли-стрит. Я поддалась на угрозы и, придя туда, увидела Генри Перси, которого считала погребенным в морской пучине.

Он так переменился, стал такой неприятный и злой, что я сперва отказывалась его признать, но он быстро меня убедил, предъявив тот самый знак, который я пять лет назад вручила ему в залог нерушимой верности. Он хотел, чтобы я осталась с ним в тот же день, но я слезами и уговорами вымолила себе неделю с условием, что не обращусь к мужу за советом и на следующий день приду на Харли-стрит узнать некий важный секрет касательно меня самой.

При второй встрече мисс Фоксли сообщила, что я не дочь сэра Александра Хьюма!

«А чья же в таком случае?» - спросила я.

«Как вам известно, - ответила она, - покойные леди Перси и Хьюм были ближайшими подругами. В знак взаимной любви они сговорились, после вашего с Генри рождения, обменяться детьми, чтобы каждая воспитывала чужого ребенка, как своего. Все было устроено так ловко, что никто, кроме меня, об этом не узнал, так что вы до сего дня считали отцом доктора Хьюма, хотя на самом деле вам подарил жизнь не кто иной, как сам лорд Элрингтон!»

Услышанное так меня поразило, что я упала без чувств, а когда пришла в себя, сказала мисс Фоксли, что буду считать ее слова гнусными измышлениями, покуда не получу доказательств. Она ответила, что дамы составили об этом бумагу и что документ хранился у леди Перси в ларце, открываемом потайной пружиной, затем подробно описала пружину и добавила, что отыскать ее очень трудно и лорд Элрингтон, вероятно, так до сих пор и не открыл ларец.

Сама не своя от мысли, что тот, кого я ненавижу и боюсь больше всего на свете, в действительности мой отец, я, едва ли понимая, что делаю, прибежала в Элрингтон-Хаус. Там я уговорила лорда Элрингтона показать мне ларец, прочла злополучную бумагу и в порыве чувств тут же ее сожгла.

Теперь, милорд, - продолжала она, - вы знаете все мои тайны и можете понять глубину страданий, от которых у меня временами почти мутился рассудок. Объяснения мне тягостны, так что постараюсь изложить оставшееся как можно короче.

Когда Марианна закончила, Артур попросил ее описать знак, по которому она узнала Генри Перси.

Та ответила:

- Это было золотое колечко с прозрачным камнем, в которое заключена прядка моих волос, а с внутренней стороны выгравировано мое имя.

- Гнусная ведьма! - воскликнул маркиз. - Она купила его в ювелирной лавке Сапфира, а тот, кто показал вам это кольцо, - такой же Генри Перси, как я сам! А вся история про лорда Элрингтона - наверняка такая же подлая выдумка, и я выведу вашу мисс Фоксли на чистую воду еще до конца дня!

Он тут же позвонил в колокольчик и велел нескольким слугам отправляться на Харли-стрит за мисс Фоксли и тем, кто там вместе с нею остановился. Посланные вскоре вернулись с гувернанткой и ее сообщником, в котором мои отец и брат тут же узнали Эдварда Перси, известного негодяя и старшего брата того, за кого он себя выдавал. Эдвард без смущения признался, что пошел на обман из одной только корысти: мисс Фоксли обещала ему заплатить. Та, увидев, что ее предали, вынуждена была во всем повиниться и раскрыла тайну ларца покойной леди Перси: дамы и впрямь хотели обменяться детьми, но, не получив согласия мужей, отказались от этой мысли.

Тогда мой отец сказал ей, что если она хочет избежать наказания, то должна немедля покинуть пределы Африки и никогда больше сюда не возвращаться.

- Я предлагаю вам выбор между изгнанием и позорным столбом, - объявил герцог. - Решайте сами, что вам больше по вкусу.

- Простите ли вы теперь мое невольное ослушание, Артур? - спросила вновь счастливая Марианна, когда все уладилось.

Улыбка и поцелуй ответили на ее вопрос куда лучше слов. И на сем заканчивается моя повесть «Секрет».

Примечания

992

Генерал Торнтон, на попечении которого находился юный Чарлз Уэлсли.

993