| Автор: | Мэсон Ф. |
| Категории: | Роман, Приключения, Пираты |
Книга первая. Глориана
Глава 12
УЗКАЯ ДОЛИНА
Как разбудить Кэтрин Ибботт, не потревожив домочадцев торговца мануфактурой, стало его первостепенной заботой. Если бы только он знал, крепко ли спит сероглазая Кэт по ночам или же легко просыпается. Капля, скользнувшая по щеке Генри Уайэтта, предупредила, что скоро начнется дождь. Из пирамиды жердей, смутно вырисовывающейся в саду, он выбрал тонкий шест и стал им легонько постукивать по плотно закрытым ставням, которыми отгородилась от улицы спальня Кэт Ибботт. Окно-то он знал хорошо, годами бросая любовные томительные взгляды на его крепкие ставни.
Поднимающийся ветер шевельнул ветви деревьев за его спиной, и они беспокойно зашелестели, когда, к бескрайнему его облегчению, послышался тихий скребущий звук, какие могут издаваться осторожно отпираемыми засовами. Ставни открывались медленно и постепенно, и вот уже он, стоя под ветками, раскачивающимися от порывов растущего ветра, различил смутные очертания девичьего лица. Кэт, как и всегда до этого, показалась ему невыразимо прекрасной с короной из светлых с золотистым оттенком волос, подобие которых ему предстояло еще узреть в иных краях.
- Генри? - окликнула она его напряженным голосом. - Генри, неужели это ты?
- Да, милая Кэт, это я - но попал в печальную историю.
- Что бы там ни было, пусть Бог благословит этот момент, Генри. - Голос ее звучал низко и сочно, словно музыка, которую играли на одной из виол в театре господина Шекспира в Лондоне на Картерс-лейн.
Беглеца удивило спокойное отношение Кэт к его безобразному виду. Но потом он решил, что, наверное, уж десяток-то жителей их деревни видели, как они с Питером бесполезно сражались с солдатами.
- Оставайся там, где стоишь, Генри, - услышал он из окна, и ставни медленно снова вернулись в прежнее положение.
Впервые за многие часы горечи радость вытеснила муку из сердца Уайэтта. Почему-то в глубине души он ожидал, что Кэт либо вовсе не ответит на его постукивания, либо отошлет его прочь под каким-нибудь малозначительным предлогом. Ему еще как-то не верилось, что щелкнул тихонько замок задней двери, что вот она открывается…
- Генри, любимый! Я вся за тебя исстрадалась!
Не обращая внимания ни на его запачканную грязью и дурно пахнущую одежду, ни на его растрепанные волосы и покрытые запекшейся кровью щеки - эта проклятая рана на голове снова стала кровоточить, - она бросилась в его объятия со всей искренностью измучившейся ожиданием души.
- О Кэт, моя Кэт! - Это все, что он мог сказать, когда она прижалась к нему своим телом, гибким, мягким и теплым, под редким ночным дождем. - О!
Он ощутил своими губами ароматную, словно бальзам Гилеада, прохладу ее щеки.
- Отвратительно, - вспыхнула она, - как эти набожные болваны из наших мест довели твоих бедных родных до виселицы.
Она нежно взяла в свои руки его шершавое небритое лицо.
- А ты, Генри? Ты как - не ранен?
- Нет, но я только что сбежал из хантингдонской тюрьмы. Они уже там собирают за мной погоню. Так что, моя куколка, - он назвал ее давним, дорогим для обоих ласковым именем, - вместе пробудем мы очень недолго.
- Недолго? - Кэт, как-то по-птичьи быстро вздернув головку, посмотрела ему в лицо. - Нет уж, мой родной, мой любимый, не так-то скоро ты от меня отделаешься. Два бесконечных года ждала я тебя и жаждала встречи с тобой - и целых двенадцать месяцев от тебя ни словечка. Ну почему, почему, дурачок мой милый, ты не написал мне, где находишься?
- Я и сам-то был не больше уверен, чем ты, что нам удастся свидеться, - пояснил он.
- Почему? - горячо вопрошала она.
- О Кэт, моя драгоценная, откуда нашлось в тебе столько упрямства, чтобы идти против воли отца?
Прежде чем отвечать, она нежно, но пылко прильнула к его губам.
- Но… но, похоже, ты так мало удивлена тем, что видишь меня.
- Я знала, что ты придешь за мной и ничто не сможет тебе помешать, - Высокая, прямая, похожая в своей ночной рубашке на привидение, Кэт освободилась из его объятий. - Я так была в этом убеждена, что припрятала и держала наготове деньги, еду и кинжал, который принадлежал бедному Руфусу.
Руфус был ее старшим братом, капером, убитым несколько лет назад во время схватки с французскими пиратами близ Ла-Рошели.
Когда он запротестовал, она лишь поцеловала его и юркнула снова в дом, как призрак, которого она напоминала. Ему же только оставалось укрыться от усиливающегося дождя под сенью яблони, посаженной, чтоб обеспечивать тень дубовому корыту для водопоя. Из него он и напился и тогда вдруг почувствовал зверский голод. Уайэтт постарался отмыть лицо и руки и, работая пальцами как гребнем, привести свои сальные волосы хоть в какой-то порядок.
Заслышав, как тихо скрипнули петли двери, он сначала напрягся, затем расслабился, завидев худенькую фигурку Кэт. На ней поверх темного платья был надет серый плащ с капюшоном. Он поспешил к ней, чтобы взять у нее из рук корзину и тяжелый узел.
- Я понесу корзину, - настаивала девушка. - Она совсем не тяжелая. Пойдем, Генри, чем дальше мы будем от Сент-Неотса, когда рассветет, тем лучше для нас.
- Мы?! - ахнул он. - Боже Всевышний! Не пойдешь же ты со мной, с разыскиваемым преступником?
- А вот и пойду! - настаивала она с горячностью в голосе. - Если ты воображаешь, что я собираюсь состариться в девственном одиночестве в этом свинарнике, Сент-Неотсе, тогда, Генри Уайэтт, ты совсем сумасшедший!
Уайэтт неистово восстал против такой глупости. Знает ли она хоть что-нибудь о трудностях и опасностях пути? Отдает ли она себе отчет в том, что он должен скитаться как бродяга, избегая больших дорог, ночуя под кустами и стараясь не попадаться на глаза констеблей? Нет, она не должна покидать уюта этого дома, где находится под защитой доброго имени батюшки - и своего собственного.
- Ведь тебя же растили в нежной заботе, - напомнил он ей, чувствуя, как ледяные струйки дождя катятся по его спине. - Поэтому нельзя тебе со мной. Когда отец тебя хватится, он всю округу поднимет на ноги и устроит погоню. Кэт, дорогая моя, ты понятия не имеешь, что значит уныло тащиться по грязи, когда непрестанно, часами льет дождь. Ты не испытывала еще мук голода и болезни.
Пальцы ее впились ему в предплечье, словно ястребиные когти.
- Генри, если мы через минуту не уйдем отсюда, я так заору, что перебужу весь Сент-Неотс и тебя поймают, обещаю тебе. Милый, славный мой дурачок, неужели ты не понимаешь, что больше я никогда с тобой не расстанусь?
- О Кэт! Родная моя, любимая Кэт!
Дрожа от радости, он подхватил ее на руки, приподнял над землей и поцеловал. Затем взял ее узел и вышел из темного сада Ибботтов.
Как странно знакомо это было ему - еще раз провести неуверенно покачивающуюся Кэт по узенькой планке моста над ручьем, где он в детстве ловил форель. Вот и сливовый сад мастера Ричарда Амнета уже скрыл за собой остроконечные крыши Сент-Неотса.
Под хлещущим холодным дождем, под низко нависшими небесами они шли все утро разными коровьими тропами, переходили вброд речки и шлепали по заливным лугам, зеленым, насыщенным влагой, меж рощиц, где с листьев капало не переставая. Выбранный маршрут был ему отлично знаком, так как еще мальчишкой Уайэтт, с тисовым луком и стрелами гоняясь за неким благородным оленем, принадлежавшим графу Хантингдонскому, обрыскал почти все леса в этом крае.
Он уводил Кэт все выше, в цепь низких, поросших лесом холмов. Капюшон ее, задевая за ветки, так часто спадал с головы, что она позволила ему болтаться на спине, а своим светло-золотистым волосам - промокать и спутываться с листвой, обломками веток и кусочками коры. Корзина, которую она несла по собственному настоянию, постепенно пропиталась влагой и стала такой тяжелой, что приходилось то и дело перекладывать ее из одной руки в другую.
Во время одной из их нечастых остановок Уайэтт срезал ей палку, чтобы она могла нести ее за спиной на плече и дать отдохнуть рукам. Он заметил, что рот у нее плотно сжался, губы побледнели, а волосы дождь превратил в длинные гладкие пряди, облепившие спину и грудь.
Полдень застал их окруженными вершинами Роубсденских холмов, а холодный дождь все хлестал, словно бы наказывая дочку Эдварда Ибботта за бегство из дома ради разыскиваемого преступника, у которого, кроме сердца, ума и рук, ничего-то почти и не было.
- Г-генри! - Голос ее сквозь шум дождя звучал еле слышно. - Знаешь, мне пора отдохнуть. В-видишь ли, мне сильно натерло ногу и она очень болит.
- Надо было сказать раньше, - мягко упрекнул моряк. - Чем больше волдырь, тем дольше он заживает.
Когда Уайэтт опустил на землю свою ношу и встал на колени, чтобы осмотреть ее башмачок - легкий, совсем не подходящий для долгих путешествий, - то стиснул зубы: сквозь светло-коричневую шерсть чулка просачивалась кровь.
Стоя в обвисшем платьице из серой и грубой шерстяной материи среди серебристо-серых стволов буковой рощи, Кэт выглядела удивительно маленькой и одинокой. Подол юбки был в грязи.
- Прости меня, Генри. Не раздражайся. Мне нужно только чуточку отдохнуть.
- Идти осталось немного.
- Немного идти - куда? - Она попыталась улыбнуться.
- До лачуги, на которую я наткнулся в прошлом, когда охотился в Роубсденском лесу. Видишь тот склон?
- Вижу. Он очень крутой.
Кэт непроизвольно оглянулась через плечо и вдруг убедилась, что сквозь косые серебряные нити дождя ей видна чуть ли не вся южная часть Хантингдоншира. Там позади остался родимый дом - с теплой постелью, крепкой непромокаемой крышей и обильной едой.
Едва не падая с ног от голода и усталости, Уайэтт содрогнулся.
- У тебя же силенок почти не осталось, это бесспорно. А ну дай-ка мне понести корзину, - с грубоватой решительностью потребовал он.
- Нет! - Она так резко вздернула подбородок, что капля дождя упала с кончика ее короткого чуть вздернутого носика. - Когда мы уходили из Сент-Неотса, разве я не ручалась, что буду нести свою долю бремени, ниспосланного нам Богом? - Она похлопала по большой камышовой корзине. - Кроме того, ты не должен знать, что у меня здесь, пока… пока мы не доберемся до нашей лачуги, которая, даст Бог, не будет занята бездомными бродягами.
- Не будет. Посмотри! Вон там, по-моему, хороший знак.
Он вытер влагу со лба рукавом и постарался говорить убедительным тоном.
- Нет, я уверен, что домишко будет незанятым. Понимаешь, стоит он в тех холмах довольно высоко и до него добраться не так-то просто. Кроме того, бродяги - народ ленивый, они предпочитают прятаться у дорог.
Уайэтт ненадолго задумался о судьбе двух разбойников поневоле, схваченных им и Питером. Удалось ли им отвертеться от армии? Как странно ведет нас судьба! Ведь и он теперь во всех отношениях не в лучшем положении, чем они. Разве не бежит он от королевского правосудия? Разумеется, за его голову назначат цену; Генри Кромвель со своей лошадиной челюстью непременно позаботится об этом. Наверное, уже давно обратили внимание на совпадение его бегства из тюрьмы и ночного исчезновения Кэт.
Эдвард Ибботт, несомненно, назначит и свою собственную награду и организует погоню.
а чулки в черную и зеленую полоску прорвались во многих местах. Слава Богу, хоть ботинки-то остались целы.
- Милая, - он помог ей подняться, - нам нужно идти. - Он решительно присоединил ее удивительно тяжелую корзину к своему узлу и был поражен, как она несла ее до сих пор.
Кэт неопределенно улыбнулась, принимая из его рук вырезанный из ветки посох.
- Не жалеешь, Генри, что я пошла с тобой? Я… боюсь, я для тебя тяжкая обуза.
Он покачал перевязанной рыжей головой.
- Пока ты был за морями, - спокойно объяснила она, - я часто пешком уходила одна подальше от Сент-Неотса, чтобы никто не мешал мне помечтать о тебе. - С полных губ ее довольно широкого рта сорвалась улыбка, когда она надевала на голову свой капюшон. - Дома отец заботился о том, чтобы у меня поменьше находилось предлогов говорить о тебе.
Когда они снова продолжили путь, следуя узкой тропой, вьющейся вверх среди беспорядочных нагромождений древних обветшалых валунов, дождь еще шел, но небо уже стало понемногу проясняться. Они вспугнули семейство оленей - робких красно-коричневых созданий, долго глядевших на путников, прежде чем броситься наутек через поросль берез, столь же белых, как и выступившие между ними известковые плиты.
Наконец их тропа так круто полезла вверх, что немного спустя они тяжело задышали и взмокли от пота.
- Стой здесь, - приказал ей Уайэтт и, не теряя времени, чтобы убедиться, подчинилась ли девушка, полез дальше один. Он возвратился мокрый, облепленный листьями, но улыбаясь и так быстро, что Кэт и опомниться не успела.
Домик оказался грубым, без окон и с земляным полом. Из мебели - лишь лавка из бревен и грубо сколоченный стол, стоявший в углу. У дальней стены - подстилка из давно пожелтевших высохших веток ели. Трубы не было, но в центре хижины, под дымовым отверстием, проделанным в крыше из дерна, был выложен из почерневших камней очаг. От проникавшего сквозь отверстие дождя на земляном полу образовался темный мокрый круг, но кроме него все было сухо.
Уайэтт встревоженно обернулся и увидел свою мокрую несчастную спутницу, печально озирающуюся вокруг в отдающей плесенью полутьме. С трудом повернулся его язык, чтоб задать ей критически важный вопрос:
- Ты… ты захватила с собой кремень и сталь?
- В корзинке, - устало сообщила Кэт. - Там же найдешь и трут.