Поведал мне эту историю Майк - он стар был и одноглаз;
А я до утра курил у костра и слушал его рассказ.
Струилась река огня свысока, и кончилась водка у нас.
Мечтал этот тип, чтоб я погиб, и строил мне козни он;
Хоть ведал мой враг, что я не слабак, - но гнев его был силен.
Он за мною, жесток, гнался то на Восток, то на Запад, то вверх, то вниз;
И от страшных угроз еле ноги унес я на Север, что мрачен и лыс.
Тут спрятаться смог, тут надолго залег, жил годы средь мрака и вьюг
С одною мечтой: клад найду золотой - и наступит врагу каюк;
Я тут что есть сил землю рыл и долбил ручьев ледяной покров,
Я тут среди скал боролся, искал свой клад золотой из снов.
Так жил я во льдах - с надеждой, в трудах, с улыбкой, в слезах… Я стар;
Прошло двадцать лет - и более нет надежд на мидасов дар.
Я много бедней церковных мышей, обрыдли труды и снега;
Но как-то сквозь тьму - с чего, не пойму - всплыл забытый образ врага.
Миновали года с той минуты, когда взмолился я Князю Зла:
Чтобы дал он мне сил, чтобы долго я жил, чтоб убил я того козла, -
Но ни знака в ответ и ни звука, о нет… Как всё это было давно!
И хоть юность прошла, память в дырах была, - хотел отомстить всё равно.
Помню, будто вчера: я курил у костра, над речкой была тишина,
А небо в тот час имело окрас рубиновый, как у вина.
Позже блеклым, седым, как абсент или дым, надо мною стал небосвод;
Мнились блики огней, и сплетение змей, и танцующих фей полет.
Всё это во сне привиделось мне, быть может… Потом вдалеке
То прыжок, то рывок; вдоль реки, поперек; то на месте кружилось порой, -
Так спускалось пятно; это было смешно и схоже с какой-то игрой.
Туманны, легки, вились огоньки там, где было подобье лица, -
Я понял вполне, что это ко мне тихо двигалась тень мертвеца.
Было гладким лицо, как крутое яйцо, гладким вроде бритой башки
И мерцало, как таз, в полуночный час средь змеящихся струй реки.
Всё ближе блеск, и всё ближе плеск, всё видней мертвец и видней;
Предстал он в конце предо мной в кольце тех туманных, дрожащих огней.
Он дергался, ныл; он корчился, выл; и я не успел сбежать,
Как вдруг он к ногам моим рухнул - и там так и остался лежать.
А далее - в том клянусь я крестом - сказал мне этот «пловец»:
«Я - твой супостат. Я знаю: ты рад увидеть, что я - мертвец.
Гляди же теперь, в победу поверь, тверди же, что месть - сладка;
Гляди, как ползу и корчусь внизу, средь ила, грязи, песка.
Если время пришло - причиненное зло исправить люди должны;
И я шел потому к тебе одному, чувствуя груз вины.
Да, я зло совершал, и тебя я искал - тут и там, среди ночи и дня;
Хоть я ныне - мертвец, но нашел наконец… Так прости же, прости меня!»
Мертвец умолял; его череп сверкал, его пальцы вонзились в ил;
Уйти я не мог - лежал он у ног; он ноги мои обхватил.
И сказал я тогда: «Не буду вреда тебе причинять, скорбя.
Хоть безмерна вина твоя, старина, - ну да ладно, прощаю тебя».
Глаза я протер (может, спал до сих пор?), стряхнул этот сон дурной.
Сияла луна, освещала она пятно средь воды речной;
Спускалось пятно туда, где темно, где лунный кончался свет,
Седого и дряхлого Майка рассказ я слушал почти до утра.
Потом он уснул, и по-волчьи сверкнул стеклянный глаз у костра;