Приключения Перигрина Пикля.
Глава CI

Глава CI

К нему приходит нежданный гость, и тучи злосчастья начинают рассеиваться

Пока он томился в этих тяжелых условиях, питая отвращение ко всему миру и к себе самому, в город прибыл капитан Гантлит, чтобы исхлопотать производство в следующий чин. Согласно горячему желанию своей жены, он решил разыскать Перигрина и примириться с ним даже в том случае, если придется принести извинения. Но он не мог получить о Перигрине никаких сведений там, куда его направили; полагая, что наш герой уехал в деревню, Гантлит занялся устройством своих дел, намереваясь возобновить поиски, когда покончит со всеми хлопотами. Он сообщил о своих притязаниях патрону, который, по его предположению, добыл ему чин капитана, за что в свое время получил ценный подарок; и теперь он льстил себя надеждой добиться цели тем же путем.

Меж тем он познакомился с одним из клерков военного ведомства; помощь этого клерка, как ему сообщили, была необходима для успеха его дела. Беседуя с этим джентльменом о своих чаяниях, он узнал, что знатная особа, которая якобы ему покровительствовала, является отнюдь не влиятельной и ничем не может помочь в его продвижении. Вместе с этим новый знакомый выразил удивление, почему капитан Гантлит не прибегнет к поддержке благородного пэра, чьему вмешательству он обязан своим последним назначением.

его лордство, с которым он был незнаком, выступить в его пользу. Как бы там ни было, он счел своим долгом принести ему благодарность, а потому на следующее же утро он отправился к нему на дом, где его приняли весьма любезно и сообщили, что своим последним производством он обязан мистеру Пиклю.

Трудно описать волнение, раскаяние и чувство благодарности, охватившие Гантлита, когда тайна обнаружилась. Всплеснув руками, он с жаром воскликнул:

- Боже мой! А я так долго враждовал со своим благодетелем! Я хотел с ним помириться во что бы то ни стало еще в ту пору, когда не знал, сколь многим ему обязан, но теперь у меня не будет ни минуты покоя, пока я не выражу ему своих чувств, вызванных его самоотверженной дружбой. Я предполагаю, на основании милости, оказанной мне по его ходатайству, что ваше лордство хорошо знает мистера Пикля. И я буду счастлив, если вы мне скажете, где он находится теперь, потому что человек, с которым он когда-то жил, не мог сообщить мне о том, куда он переехал.

Вельможа, тронутый благородным самоотречением Перигрина и мягкосердечием его друга, посочувствовал горю нашего героя, сообщив Гантлиту, что тот уже давно тронулся рассудком после своего разорения, что кредиторы бросили его во Флитскую тюрьму, но жив ли он, или смерть уже избавила его от всех несчастий, его лордство не знает, ибо никогда о нем не справлялся.

Едва услыхав об этом, Годфри, вне себя от огорчения и нетерпения, попросил разрешения немедленно удалиться; затем, покинув его лордство, он снова вскочил в наемную карету и приказал везти себя прямо во Флит. Когда карета проезжала мимо рынка, он, к крайнему своему удивлению, увидел Хэтчуея и Пайпса, которые приценивались к цветной капусте у зеленного ларька; головы того и другого облекали шерстяные ночные колпаки, наполовину прикрытые шляпой, а в зубах торчали короткие трубки. Годфри очень обрадовался, увидев моряков, так как счел это счастливым предзнаменованием того, что найдет друга, и, остановив карету, окликнул лейтенанта по имени. Джек в ответ на оклик оглянулся и, узнав старого знакомого, проворно подбежал к карете. Сердечно пожимая ему руку, он сказал:

- на пути дружбы, хочу я сказать, и я всегда умел во время от них ускользнуть. Но этот своевольный мальчишка не повинуется ни шкотам, ни рулю и, насколько я могу судить, пойдет ко дну там, где отдал якорь.

Гантлит, поняв далеко не все, немедленно вышел из кареты и, отправившись с лейтенантом на его квартиру, узнал обо всем, что произошло между Хэтчуеем и Пиклем. В свою очередь и он сообщил Джеку об открытии, касавшемся его назначения, в ответ на что лейтенант не выразил удивления, но сказал, вытащив трубку изо рта:

- Что и говорить, капитан, не в первый раз он вам услужил! Те деньги, которые вы получили от коммодора якобы в уплату старого долга, - ведь это только уловка, придуманная Пиклем для вашей пользы; но он скорее предпочтет носиться по волнам без парусов и снастей и без съестных припасов на борту, чем принять помощь от кого бы то ни было.

Годфри был не только изумлен, но и опечален этим сообщением, которое оскорбляло его гордость и побуждало расплатиться с тем, кому он был столь обязан. Он полюбопытствовал узнать о положении заключенного и, услышав в ответ, что тот болен и безучастно относится к отсутствию насущных жизненных удобств, оставаясь глухим к предложениям помощи, он крайне встревожился, так как начал опасаться, что и он также будет бессилен помочь Перигрину в беде благодаря его упрямству и гордыне. Тем не менее он порешил не останавливаться ни перед чем, что может преодолеть столь гибельное предубеждение. Когда он приехал в тюрьму, ему указали камеру несчастного арестанта; он постучался и отшатнулся с ужасом, когда дверь открылась.

Фигура, представшая его взору, казалась лишь тенью его друга, некогда счастливого, но ныне столь изменившегося, что почти невозможно было его узнать. Цветущий, веселый, оживленный, пылкий юноша превратился в бледный, унылый, худой и жалкий призрак с ввалившимися глазами, свидетельствующими о нужде, болезни и отчаянии. Однако эти глаза, в которых светилась какая-то жестокость, мрачно блеснули и он молча бросил на своего старого приятеля смущенный и неприязненный взгляд. Что касается Гантлита, то он не мог без душевного волнения видеть, как обошлась безжалостная судьба с человеком, к которому он питал самые горячие чувства дружбы, благодарности и уважения. Его волнение было слишком велико, чтобы излиться в словах, и слезы брызнули у него из глаз, прежде чем он успел что-нибудь сказать.

махнул рукой, приказывая Гантлиту уйти и покинуть жертву злосчастной судьбы; но, будучи не в силах справиться с собой, он глубоко вздохнул и громко зарыдал.

Гантлит, увидев его столь растроганным, не мог не отдаться порыву своих чувств и, обняв его, сказал: «Мой дорогой друг и верный благодетель! Я явился просить прощения за обиду, какую нанес вам, на свое горе, перед нашей последней разлукой; я пришел просить о примирении, поблагодарить за все блага, которыми я вам обязан, и, невзирая на ваше нежелание, спасти вас от той беды, о которой я ничего не знал еще час тому назад. Не лишайте меня радости выполнить свой долг. Вероятно, вы питали какое-то уважение к человеку, для которого столько сделали, и, если от этого уважения хоть что-нибудь осталось, вы не должны отнимать у него возможности показать себя хотя бы отчасти достойным вашего к нему отношения. Не заставляйте меня страдать от мучительного отказа - отказа принять дружеское расположение, но пожертвуйте своей обидой и непреклонностью ради того, кто готов отдать жизнь ради вашей чести и благополучия. Если вы не хотите уступить моим просьбам, то внемлите желаниям моей Софи, строго наказавшей мне испросить у вас прощение еще тогда, когда она не знала, сколь многим я вам обязан. Но если и это вас не убедит, я надеюсь, вы смягчитесь хотя бы ради бедной Эмилии, чье негодование уже давно укрощено любовью и которая теперь втайне страдает от вашего пренебрежения».

Каждое слово этого обращения, произнесенного весьма патетически, произвело впечатление на Перигрина. Он был растроган смирением своего приятеля, который, говоря по правде, никогда не давал ему повода обижаться. Он знал, что только серьезные мотивы могли заставить столь щепетильного человека принести извинение. Он понимал, что им руководит чувство благодарности и бескорыстной любви, и сердце его начало смягчаться. Когда его стали умолять во имя Софи, упорство Перигрина поколебалось, а когда вызвали в его памяти образ Эмилии, все его существо было потрясено. Он ласково взял друга за руку и, как только обрел дар речи, которого лишился от наплыва чувств, сказал Гантлиту, что не питает к нему никакой вражды, но видит в нем товарища, чье дружеское расположение остается неизменным при всех невзгодах. Он отозвался о Софи в самых почтительных выражениях, говорил об Эмилии с благоговением, как о предмете своей вечной любви и преданности, но отказался питать какие бы то ни было надежды завоевать ее уважение и не пожелал прибегнуть к помощи Годфри; он с решительным видом заявил, что порвал все связи с человечеством и с нетерпением призывает смерть, которую, если она заставит себя ждать, решил ускорить своими силами, так как не намерен быть жертвой презрения и тем более невыносимого сострадания подлых людей.

Гантлит восстал против этого безумного решения со всем пылом дружбы, но его увещания не возымели желаемого действия на нашего отчаявшегося героя, который спокойно отверг все его возражения, защищая правоту своего поведения против доводов рассудка и истинной философии.

Пока длился этот спор, причем одна сторона спорила с жаром, а другая - рассудительно, Перигрину принесли письмо, которое он небрежно бросил в сторону, не вскрывая, хотя почерк показался ему незнакомым; по всей вероятности, содержание письма так и осталось бы неизвестным, если бы Гантлит не попросил его не церемониться и тотчас же прочесть письмо. Уступая просьбе, Перигрин вскрыл записку и к немалому своему удивлению прочел следующее:

«Мистеру П. Пиклю.

Сэр, позвольте вас уведомить, что после многих опасных испытаний я, благодаря богу, благополучно прибыл в Дауне на борту корабля Ост-Индской компании; и я надеюсь возвратить вам с процентами семьсот фунтов, взятые мною у вас взаймы перед отъездом из Англии. Я пользуюсь случаем переслать письмо через нашего казначея, отправляющегося немедленно с депешами для компании, чтобы вы получили как можно скорее настоящее извещение от человека, коего вы, по-видимому, давно считали исчезнувшим. Я вкладываю это извещение в письмо своему маклеру, который, полагаю я, знает ваш адрес и перешлет его вам. Остаюсь, сэр, ваш покорный слуга

Бенджемин Чинтц».

Как только Перигрин бросил беглый взгляд на это приятное послание, его физиономия прояснилась, и, протягивая письмо своему другу, он сказал с улыбкой:

- Вот здесь самый убедительный аргумент в вашу пользу из всех, какие могут выставить казуисты всего мира.

- Не сумма меня радует, - сказал он, - ибо, клянусь, я готов был бы заплатить втрое больше, чтобы вы были удовлетворены, но, мне кажется, это письмо примиряет вас с жизнью и склоняет вас разделить блага, доставляемые обществом.

Внезапная перемена, которую эта неожиданная улыбка судьбы вызвала в наружности нашего героя, была непостижима. В одно мгновение она разгладила и прояснила каждую черточку его лица, заставила его поднять голову, уже поникшую было на грудь, и удрученный, хриплый голос превратила в твердый и чистый. Годфри, воспользовавшись такой благоприятной переменой, стал соблазнять его описанием будущих его успехов. Он напомнил ему о его юности и талантах, предназначенных для лучших времен, чем те, какие ему пришлось испытать; он перечислил различные пути, которыми Пикль мог достигнуть богатства и славы; он докучал ему просьбой взять деньги, необходимые для неотложных расходов, и настойчиво предлагал уплатить за него долг, из-за которого Перигрин попал в тюрьму; при этом он утверждал, что приданое Софи позволяет ему засвидетельствовать, таким образом, свою благодарность, не нанося себе ущерба; он заверял его, что никогда не признает себя достойным уважения мистера Пикля, если ему не будет дана возможность отплатить добром человеку, который не только помог ему избавиться от нужды и занять почетное положение, но и способствовал его победе над прекрасной женщиной, которая его осчастливила.

Перигрин заявил ему, что считает себя вознагражденным с лихвой за оказанные услуги, ибо испытывал удовольствие, приходя ему на помощь, а теперь радуется последствиям своего участия, способствовавшего благополучию дорогих для него людей. Он обещал другу рано или поздно успокоить его совесть и, отбросив щепетильность, воспользоваться его услугами;, но а настоящее время он не может прибегнуть к его дружеской помощи, не нанося обиды честному Хэтчуею, который давно уже молил его о том же и проявлял свою привязанность к нему с удивительным упорством и настойчивостью.