| Автор: | Смоллетт Т. Д. |
| Категория: | Роман |
Глава CV
Он отдает последний долг отцу и с весьма важными намерениями возвращается в Лондон
Когда Перигрин, его друзья и домочадцы надели траур и сделаны были все прочие необходимые приготовления, отца его похоронили в приходской церкви; его бумаги просмотрели в присутствии приглашенных для этой цели свидетелей, известных своею честностью и неподкупностью, и не нашли никакого завещания и никаких распоряжений в пользу второго сына; однако из брачного договора явствовало, что вдова имеет право на часть наследства, приносящую пятьсот фунтов в год. Среди остальных бумаг находились ост-индские акции, акции южных морей, закладные, векселя, долговые расписки - всего на сумму в восемьдесят тысяч семьсот шестьдесят фунтов; в эту сумму не входила стоимость дома, столового серебра, мебели, лошадей, экипажей, скота и прилегающих к дому сада и парка.
Такая сумма превосходила ожидания Перигрина, и воображению его рисовались заманчивые картины. Он тотчас же стал весьма важной особой среди своих деревенских соседей, приехавших поздравить его и засвидетельствовать ему глубокое почтение, что могло бы погубить юношу с таким нравом, как у Перигрина, не пользуйся он преимуществами опыта, за который уже заплатил дорогой ценой. Научившись быть осмотрительным, он отнесся к своему богатству с удивительным спокойствием; все были очарованы его любезностью и воздержанностью. Когда он навещал окрестных джентльменов, чтобы отблагодарить за учтивость, они ухаживали за ним с беспримерной настойчивостью и советовали ему выставить свою кандидатуру от графства на следующих выборах, которые, полагали они, должны состояться в скором времени, так как здоровье члена парламента заметно ухудшилось. Наружность и манеры Перигрина не могли не привлечь внимания леди, из коих многие без стеснения старались соблазнить его своими чарами с целью заполучить столь ценную добычу. Мало того, это наследство произвело такое впечатление на некоего пэра, проживавшего в тех краях, что он с великим усердием поддерживал знакомство с Пиклем и, не тратя лишних слов, предложил ему руку своей единственной дочери, имевшей большое состояние.
эту жертвусвоей любви к Эмилии, к которой стремился теперь с таким нетерпением, что решил как можно скорее вернуться в Лондон и с этой целью посвящал целые дни приведению в порядок домашних дел. Он уволил всех слуг своего отца и нанял других по рекомендации сестры, которая обещала присматривать в его отсутствие за хозяйством. Он выдал матери вперед полугодичную сумму, полагающуюся ей из ее вдовьей части; а что касается до брата Тема, то он не раз давал ему возможность признать свою вину, дабы он, Перигрин, мог с чистой совестью предпринять какие-либо шаги в его пользу; но сей молодой джентльмен не был еще в достаточной мере унижен невзгодами и не только не делал попыток примириться, но пользовался каждым удобным случаем, чтобы злословить и поносить нашего героя, в чем поддерживала и к чему его подстрекала добродетельная мамаша.
Когда все было, таким образом, улажено, триумвират тронулся в обратный путь в том же порядке, в каком прибыл в деревню, с той лишь разницей, что теперь с Хэтчуеем ехал в карете прежний камердинер вместо Пайпса, который вместе с другим лакеем сопровождал их верхом. Проехав две трети пути до Лондона, они нагнали некоего деревенского сквайра, возвращавшегося от соседа, который принимал его с таким радушием, что, по словам лейтенанта, сквайр кренился набок при каждом шаге своей лошади - прекрасного гунтера; когда же кареты промчались мимо, он приветствовал их охотничьим окликом, прозвучавшим, как французский рожок, и пришпорил своего гнедого, чтобы не отставать от карет.
Перигрин, находившийся в чудесном расположении духа, приказал форейтору ехать медленнее и завязал разговор с незнакомцем о статьях и норове его лошади, о чем рассуждал с таким знанием дела, что сквайр был изумлен его осведомленностью. Когда они приблизились к его дому, он предложил молодому джентльмену и его спутникам остановиться и распить бутылку эля и так настойчиво их упрашивал, что они приняли приглашение.
своему намерению выпить, не входя в дом, по стакану октябрьского эля.
Комнаты соответствовали наружному виду chateau; наш герой полагал, что они уже обошли все здание, как вдруг хозяин заявил ему, что они еще не видели самого лучшего, и тотчас ввел их в огромную столовую, где Перигрин не мог скрыть крайнего своего изумления. Стены были сверху донизу завешаны портретами кисти Ван Дейка, и все головы на этих портретах были украшены нелепыми париками, вроде тех, какие обычно висят перед дверью дешевых цирюлен. Высокие сапоги, в которые были обуты фигуры на портретах, а также костюмы и позы, совершенно несовместимые с этим чудовищным головным украшением, производили столь забавное впечатление, что изумление Пикля вскоре уступило место веселости, и он расхохотался так, что едва мог отдышаться.
- Я знаю, почему вы смеетесь. Вам кажется странным, что мои предки носят сапоги со шпорами, тогда как головы у них покрыты этими огромными париками. Дело было так. Я не мог потерпеть, чтобы на моих фамильных портретах космы волос свешивались на глаза, как челки у жеребцов. Поэтому я нанял живописца из Лондона и распорядился прикрыть их пристойными париками по пяти шиллингов с головы, а также предложил ему заменить сапоги красивыми башмаками и чулками по цене три шиллинга за каждый портрет. Но мошенник, полагая, что я соглашусь на любую цену, раз головы у них уже прикрыты, запросил четыре шиллинга за каждого. Тогда я его прогнал. Пусть они остаются в таком виде, как сейчас, пока сюда не заглянет какой-нибудь более покладистый живописец! Пикль одобрил его решение, но в глубине души был возмущен таким варварством. Распив две-три бутылки пива, они продолжали путешествие и к одиннадцати часам вечера прибыли в Лондон.