| Автор: | Смоллетт Т. Д. |
| Категория: | Роман |
ПРИКЛЮЧЕНИЯ РОДРИКА РЭНДОМА
Глава VII
Меня приглашает мистер Крэб. - Описание его - Я обучаюсь искусству врачевания. - Изучаю нрав Крэба. - Становлюсь ему необходимым. - Непредвиденный случай. - Крэб советует мне пуститься в широкий мир. - Помогает деньгами. - Я отправляюсь в Лондон
Когда улеглось мое раздражение, а мое тщеславие было утолено, я увидел, что обречен всем ужасам крайней нужды и люди избегают меня как существо иной породы или, вернее, как одинокое создание, отнюдь не предусмотренное планами провидения и лишенное его защиты. Мое отчаяние довело меня чуть ли не до полного отупения, когда в один прекрасный день мне сказали, что какой-то джентльмен хочет повидаться со мной в одном трактире, куда я немедленно отправился, и был представлен некоему мистеру Ланчелоту Крэбу, городскому лекарю, распивавшему вместе с двумя другими так называемый поп-ин - напиток, приготовляемый из полутора кварт бренди и кварты слабого пива. Прежде чем поведать о причине этого приглашения, мне кажется, я угожу читателю, ежели опишу джентльмена, пославшего за мной, и сообщу о некоторых чертах его нрава и поведения, которые могли бы осветить последующие события и объяснить его отношение ко мне.
Этому члену факультета было пятьдесят лет, росту он был пять футов, а в талии - десять; лицо его было широко, как полная луна, а цветом походило на ягоду тутового дерева; нос его, имевший сходство с пороховницей, распух до чудовищных размеров и сплошь был усеян прыщами; его серые глазки отражали лучи света столь косо, что когда он смотрел вам прямо в лицо, казалось, будто он любуется пряжкой на своем башмаке. Давно уже он питал неугасимую ненависть к Пошну, который, хотя был моложе его, но преуспел больше и однажды умудрился вылечить больного, чем опроверг диагноз и посрамил упомянутого Крэба. Эта вражда, почти улаженная в свое время благодаря вмешательству и стараниям друзей, вспыхнула снова, уже непримиримая по вине жен обоих противников, которые, встретившись случайно на крестинах, затеяли спор о старшинстве, перешли от ругательств к драке, и только с большим трудом кумушки помешали им превратить радостное событие в скорбное зрелище.
Распря между обоими соперниками достигла крайнего ожесточения, когда я получил приглашение Крэба, принявшего меня так учтиво, как можно только было ждать от человека его нрава; предложив мне сесть, он осведомился во всех подробностях, почему я покинул дом Пошна; когда я рассказал ему об этом, он заметил со злорадной усмешкой:
- Вот подлый пес! Я всегда считал его, чорт побери, бездушным, пресмыкающимся негодяем, который пролез в нашу профессию благодаря лицемерию и умению всем и каждому лизать…
- Правильно! - подхватил другой. - Слепой, и тот увидит, что разбойник бесчестен - слишком уж он старательно посещает церковь.
Это мнение было скреплено третьим, который объявил своим собеседникам, что Пошна никогда не видели пьяным за исключением одного раза, на церковном собрании, где он отличился, произнеся молитву ex tempore[4], затянувшуюся на целый час.
После этого вступления Крэб обратился ко мне с такими словами:
- Ну что ж, дружище, до меня дошла хорошая молва о вас, и я вам помогу. Можете перенести ваши пожитки ко мне в дом когда угодно. Я уже распорядился, чтобы вас приняли. Чего этот остолоп таращит глаза? Если вам не по вкусу мое любезное предложение, отказывайтесь от него, и чорт с вами!
Отвесив почтительный поклон, я ответил, что не помышляю отвергнуть дружеское приглашение, которое приму немедленно, как только он сообщит, на каком положении я буду у него проживать.
- На каком положении! Разрази меня господь! - вскричал он, - Вы что, думаете, для вас будут держать лакея и пару лошадей?
фармации, так как, пока жил у мистера Пошна, занимался на досуге этим искусством, к тому же я не совсем невежда во врачевании, которое изучал усердно и с большой охотой.
- Ого! Вот как! - воскликнул Крэб. - Джентльмены, перед вами настоящий мастер своего дела. Изучал врачевание?! По книгам? В один прекрасный день вы заведете со мной спор о моем врачебном деле! Вы, конечно, можете объяснить мускульные сокращения и открыть тайны мозга и нервов. Ха! Вы слишком учены для меня, чорт подери! Но довольно болтать. Пустить-то кровь вы умеете? Клистир поставить, наложить пластырь, приготовить лекарство?
После моего утвердительного ответа он, покачав головой, сказал мне, что вряд ли от меня будет много толку, несмотря на все мои утверждения, однако он готов принять меня милосердия ради.
Итак, я в тот же вечер перебрался к нему в дом и занял предназначенную мне комнатушку на чердаке, с которой мне поневоле пришлось примириться, несмотря на удар, нанесенный моей гордости такой переменой обстоятельств. Скоро я обнаружил подлинные причины, побудившие Крзба принять меня: он не только утолил жажду мести, разоблачив себялюбие своего противника и проявив великодушие, с начала до конца притворное, но и заполучил юношу, кое-что понимавшего в его профессии, и, таким образом, заместил старшего ученика, недавно умершего не без того, чтобы вызвать основательные подозрения в виновности жестокого хозяина. Моя осведомленность об этом обстоятельстве, равно как и обращение его, изо дня в день, с женой и младшим учеником отнюдь не споспешествовали мне предаваться радости по поводу моего нового положения; однако, не ведая, как бы я мог устроиться лучше, я решил усердно изучить нрав Крэба и управлять им как можно искусней. Немного погодя я обнаружил странную особенность его натуры, которая объясняла его обращение с людьми, от него зависящими. Я заметил, что, испытывая радость, он, как скряга, не хотел ею делиться, и, ежели его жена или слуги были склонны разделить ее, он принимал это за оскорбление и приходил в крайнее бешенство, последствия коего им редко удавалось избегать. Когда же он приходил в негодование, то попытки его успокоить решительно лишали его рассудка и человечности.
Посему я положил действовать совсем по-иному, и однажды, когда он обозвал меня невежественным отродьем и ленивым оборванцем, я храбро ответил, что я совсем не лентяй и не невежда, а знаю свое дело и исполняю его не хуже, чем он сам мог бы это сделать ради спасения своей души; и несправедливо называть меня оборванцем, так как костюм у меня крепкий и происхожу я из семьи более благородной, чем любая, с которой он может похвастаться родством. При этих моих словах он проявил величайшее изумление и, потрясая палкой над моей головой, взирал на меня, скорчив поистине дьявольскую мину. Хотя я порядком испугался его угрожающих взглядов и телодвижений, у меня хватило ума сообразить, что зашел я слишком далеко, отступать нельзя и настала критическая минута, когда решается мое будущее, связанное со службой у него. Я схватил пестик и поклялся, что если он вздумает ударить меня без всякого повода, я посмотрю, крепче ли его череп, чем мое оружие. Некоторое время он молчал, затем разразился такими восклицаниями: - Нечего сказать, хорошее обращение слуги с хозяином! Очень хорошее! Будь ты проклят! Ты мне за это заплатишь, собака! Я тебя проучу! Я тебе покажу, как поднимать на меня руку!
Благодаря тому, что я начал вести себя таким манером, я скоро одержал над ним верх и стал столь необходим ему, исполняя его обязанности, в то время как он не расставался со своей бутылкой, что фортуна начала обращаться ко мне лицом; я утешал себя за пренебрежение моих прежних знакомых теми знаниями, какие я изо дня в день впитывал, рачительно исполняя порученную мне работу, в чем и преуспел превыше собственных надежд. Я был в прекрасных отношениях с женой моего хозяина, уважение которой я обрел и старался сохранить, изображая миссис Пошн в самом комическом виде, который только мог изобрести мой сатирический дар, а также оказывая ей христианские услуги, когда она слишком налегала на бутылку, к коей она частенько обращалась в утешение от обид, наносимых ей жестоким супругом.
Так я жил, не получая никаких вестей о моем дяде, на протяжении двух лет и почти ни с кем не водился, не питая склонности, да и не имея возможности поддерживать знакомства, так как Навал-хозяин{12} не платил мне жалованья, а скудного побочного дохода едва хватало мне на самое необходимое. Я уже не был задорным пустоголовым щеголем, опьяненным всеобщими похвалами и преисполненным радужных надежд; мои несчастья научили меня, сколь мало должен ценить человек успехи в обществе в пору своего благоденствия и сколь заботливо и усердно должен он добиваться того, чтобы от них не зависеть. Теперь мой внешний вид нисколько не занимал моего внимания, целиком поглощенного накапливанием знаний, пригодных в будущем для защиты меня от капризов фортуны, и я стал таким неряхой и так мало заботился о пристойном виде, что все считали меня человеком пришибленным; вернувшийся в город Гауки ничуть не рисковал навлечь на себя мой гнев, к тому времени значительно остывший и сдерживаемый так старательно моей рассудительностью, что я даже и не помышлял расплатиться с ним за причиненное мне зло.
Когда, по моему разумению, я стал мастером своего дела, я начал искать благоприятный случай, чтобы выйти на широкую дорогу, уповая найти какое-нибудь выгодное место, которое вознаградило бы меня за тяжелые испытания; но так как надеяться на это нельзя было, не располагая небольшой суммой денег для экипировки перед отправлением в путь, я ломал себе голову, как раздобыть их, хорошо зная, что Крэб, думая только о своей выгоде, никогда не предоставит мне возможность покинуть его, раз его интересы так тесно связаны с тем, чтобы я остался у него. Но маленькое происшествие, случившееся примерно в это время, заставило его принять решение в мою пользу. Это было не что иное, как беременность его служанки, которая сообщила мне об этом, утверждая в то же время, что виновником сего события являюсь я.
ношу у моей двери, когда она может распорядиться с большей для себя выгодой, указав на мистера Крэба. Она вняла моему совету и на следующий день сообщила ему о достигнутом якобы успехе их совместных усилий. Он нисколько не обрадовался этому доказательству своей мощи, которое, как он предвидел, могло доставить ему много неприятностей; не то чтобы он страшился домашней передряги и упреков жены, во всем ему покорной, нет, но он знал, что это доставит его сопернику Пошну повод чернить его и подрывать его репутацию, потому что во мнении обитателей той части острова, где проживал он сам, ни один скандал нельзя было равнять со скандалом, вызванным развратным поведением.
Поэтому он принял решение, вполне его достойное, убедить служанку, что она не беременна, но только страдает хворью, нередкой у молодых женщин, которую он легко может излечить; с этой якобы целью он прописал ей такие лекарства, какие, по его мнению, неизбежно должны были вызвать выкидыш, но тут он потерпел неудачу: служанка, предупрежденная мною о его замысле и в то же время прекрасно понимавшая свое положение, наотрез отказалась следовать его предписаниям и пригрозила разгласить о своем состоянии, ежели он немедленно не обеспечит ее перед важным событием, ожидаемым ею в ближайшие месяцы. Я догадался о результате его размышлений, ибо он вскоре обратился ко мне с такими словами:
- Удивляюсь, как это такой молодой человек, как вы, не проявляет желания испытать фортуну в широком мире! Я был моложе вас, а уже жарился на берегу Гвинеи. Чорт подери! Что мешает вам воспользоваться войной, которую вот-вот мы объявим Испании? Вы легко могли бы поступить на военный корабль помощником морского врача, где у вас, конечно, была бы большая практика и немало шансов получить призовые деньги{13}.
Я ухватился за это предложение, о котором давно мечтал, и сказал, что с радостью последовал бы его совету, будь это в моей власти, но у меня нет никакой возможности воспользоваться благоприятным случаем, так как у меня нет ни единого друга, который одолжил бы мне немного денег, чтобы я купил все необходимое и оплатил путешествие в Лондон. Крэб сказал мне, что «необходимого» понадобится очень мало, а что до расходов на путешествие, то он готов ссудить мне денег не только для этой цели, но и для безбедного проживания в Лондоне, пока я не добуду приказ о назначении на борт какого-нибудь корабля. Я принес ему тысячу благодарностей за его любезную готовность (хотя я хорошо понимал его намерение возложить после моего отъезда на меня вину за рождение незаконного ребенка) и спустя две-три недели отправился в Лондон, располагая следующим имуществом: одним костюмом, полудюжиной гофрированных сорочек, таким же количеством простых, двумя парами шерстяных и двумя парами нитяных чулков, ящичком с инструментами, томиком Горация, лечебником Уайзмана{14} и десятью гинеями, за которые Крэб получил от меня долговую расписку из пяти процентов годовых, а также дал мне письмо к члену парламента от нашего города, которое, по его словам, должно было помочь мне уладить все мои дела.
12
Навал. - Родрик уподобляет своего хозяина библейскому богачу и скупцу Навалу, отказавшему, по легенде, в приюте Давиду и его спутникам.
13
Для определения, является ли корабль «призом», надлежало отвести его в порт, где специальный суд решал этот вопрос и, в случае положительного решения, организовывал продажу имущества (если это был военный корабль, то государство выплачивало капитану и команде определенную сумму). Классовый характер распределения «призовых денег» вполне очевиден, если принять во внимание, что капитан получал одну десятую всей суммы, а остальные девять десятых делились на доли, из которых он дополнительно получал 45 долей, лейтенант - 30-40 долей и т. д., а рядовой матрос - 2 доли.
14
Лечебник Уайзмана - руководство по хирургии знаменитого хирурга XVII в Ричарда Уайзмана «Семь Трактатов по хирургии».
Примечания
4
лат.).