Таинственный сад.
Глава XIX

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Бёрнетт Ф. Э., год: 1911
Категории:Повесть, Детская литература


Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

Глава XIX

Утром, после припадка Колина, послали за доктором Крэвеном. За ним обыкновенно всегда посылали в таких случаях, и он всегда заставал его бледным, расстроенным, очень угрюмым и готовым снова разрыдаться при первом слове. Доктор Крэвен боялся и не любил этих визитов. На этот раз он явился в Миссельтуэйт только после обеда.

- Ну, как он? - с раздражением спросил он м-с Медлок. - Когда-нибудь у него лопнет кровеносный сосуд во время такого припадка. Мальчик просто полусумасшедший оттого, что истеричен и страшно избалован.

- Вы своим глазам не поверите, сэр, когда увидите его, - ответила м-с Медлок. - Эта некрасивая кислая девочка, которая, пожалуй, так же избалована, как он, просто околдовала его! Как она это сделала - невозможно понять! Бог свидетель - просто посмотреть не на что, и говорит она очень мало, но она сделала то, чего никто из вас не осмелился сделать. Она накинулась на него, как рассерженный котенок, затопала ногами и приказала ему перестать вопить; он был так поражен, что на самом деле перестал. А сегодня... вы только подите взгляните! Просто невероятно!

Картина, которую увидел доктор Крэвен, когда вошел в комнату пациента, действительно поразила его. Когда м-с Медлок отворила дверь, он услышал болтовню и смех. Колин в халате сидел на диване совершенно прямо, разглядывая рисунки в книге, и говорил с некрасивой девочкой, которую в этот момент едва ли можно было назвать некрасивой, потому что лицо ее сияло оживлением.

- Видишь, вот эти голубые, как стрелы! У нас их будет много! - заявил Колин. - Они называются...

- Дикон говорит, это живокость, только цветы крупнее, - воскликнула Мери. - Там их целые клумбы!

Они увидели доктора Крэвена и умолкли. Мери сразу присмирела, а лицо Колина стало капризным.

- Очень жаль, что ты вчера опять был болен, мой мальчик, - несколько взволнованно заявил доктор Крэвен.

- Мне теперь лучше, гораздо лучше, - ответил Колин тоном раджи. - А через день, два, если будет ясно, меня вывезут в кресле. Мне нужен свежий воздух.

Доктор сел возле него, пощупал его пульс и с любопытством посмотрел на него.

- День должен быть очень ясный, - сказал он, - и ты должен быть очень осторожен, чтоб не устать.

- От свежего воздуха я не устану, - сказал маленький раджа.

Бывали времена, когда этот маленький джентльмен громко вопил от ярости и настаивал на том, что на свежем воздухе он простудится и умрет; поэтому-то не было ничего удивительного в том, что доктор был несколько озадачен.

- Я думал, что ты не любишь свежего воздуха, - сказал он.

- Не люблю, когда я один, - ответил раджа, - но теперь со мною будет моя двоюродная сестра.

- И сиделка, конечно? - подсказал доктор.

- Нет, сиделки не надо, - сказал он так высокомерно, что Мери невольно вспомнила о маленьком радже, с его брильянтами, изумрудами и жемчугами, которые "везде торчали на нем", о его маленькой смуглой руке, украшенной рубинами, которою он давал знак своим слугам приблизиться и выслушать его приказания.

- Моя двоюродная сестра умеет ухаживать за мною; мне всегда лучше, когда она со мною. Вчера ночью она меня успокоила. А кресло мое повезет сильный мальчик... которого я знаю.

Доктор Крэвен встревожился. Если этот надоедливый истеричный мальчик выздоровеет, то он, доктор, потеряет всякую возможность унаследовать Миссельтуэйт... Но он все-таки не был бесчестным человеком и не хотел позволить мальчику подвергнуться какой-нибудь опасности.

- Этот мальчик должен быть сильный и надежный, - сказал он. - Я должен знать его. Кто он? Как его зовут?

- Это Дикон! - вдруг сказала Мери. Ей казалось, что все в степи должны были знать Дикона. И она не ошиблась, она увидела, как на озабоченном лице доктора Крэвена появилась улыбка облегчения.

- О, Дикон! - сказал он. - Если это Дикон, то это вполне безопасно. Он силен, как степной пони.

- И он самый надежный мальчик во всем Йоркшире, - сказала Мери.

- Нет, - ответил он. - Сначала я не хотел принимать его, а потом, когда Мери меня успокоила, она убаюкала меня... она говорила так тихо... про весну, которая идет... в сад...

- Гм... это очень успокаивает, - сказал доктор, совершенно сбитый с толку, взглянув мельком на Мери, которая сидела на табурете и молча глядела на ковер. - Тебе, очевидно, гораздо лучше, но ты должен помнить.

- Я не хочу помнить, - прервал Колин опять тоном раджи. - Когда я лежу один и вспоминаю, у меня все начинает болеть, и я думаю о таких вещах, что мне хочется кричать... потому что я боюсь... Если бы где-нибудь был такой доктор, который может заставить забыть о болезни, а не помнить, я бы велел привезти его сюда... Мери заставляет меня забыть, и поэтому мне лучше, когда она тут.

Доктору Крэвену никогда не приходилось делать такого короткого визита после припадков Колина; ему обыкновенно приходилось оставаться долго и делать очень многое. На этот же раз он не прописал никакого лекарства и не дал никаких приказаний. Когда он сошел вниз, у него был очень задумчивый вид, и м-с Медлок, с которой он остановился поговорить в библиотеке, сразу поняла, что он был очень озадачен.

- Ну, что, поверили ли бы вы этому, сэр? - спросила она.

- Положение вещей теперь совсем иное, - сказал доктор, - и нельзя отрицать, что оно лучше прежнего.

...В эту ночь Колин спал, ни разу не проснувшись, и когда он открыл глаза утром, он остался лежать неподвижно и улыбался, сам не подозревая этого, улыбался, потому что ему было как-то удивительно хорошо. Он повернулся на бок и с наслаждением потянулся. Доктор Крэвен, вероятно, сказал бы, что его нервы отдохнули и успокоились Вместо того чтобы лежать и глядеть на стены и сожалеть о том, что он проснулся, он думал о планах, которые они с Мери строили вчера, о саде, о Диконе и его зверях. Минут через десять он услышал, как кто-то бежит по коридору: чрез секунду Мери уже была в комнате и подбежала прямо к его постели, внеся с собою запах свежего, душистого утреннего воздуха.

- Ты уже выходила! Как хорошо от тебя пахнет листьями! - воскликнул он.

Она бежала, и волосы ее распустились, и вся она точно сияла.

- Пришла? Правда? - крикнул Колин. и хотя он ровно ничего не знал о весне, у него забилось сердце. Он сел в кровати. - Открой окно! Может быть, мы услышим трубный глас! - добавил он, смеясь не то от волнения, не то своей выдумке.

Мери тут же очутилась около окна, широко открыла его, и в комнату ворвался свежий, душистый воздух и пение птиц.

- Это свежий воздух! - сказала она. - Ложись на спину и вдыхай глубоко! Дикон всегда так делает, когда лежит в степи. Он говорит, что поэтому он такой сильный, как будто будет жить всегда... во веки веков. Дыши же! - Она повторяла слова Дикона, и они почему-то особенно понравились Колину.

- "Во веки веков"! Неужели? - сказал он и стал глубоко вдыхать в себя воздух, и ему показалось, что с ним происходит нечто новое и чудесное.

- Всякие растения так и спешат выглянуть из-под земли, - продолжала она, - везде распускаются цветы, везде почки, и зеленое покрывало уже почти закрыло все серое. А птицы так спешат вить гнезда, потому что боятся, что уже поздно, они даже дерутся за место в саду... А розовые кусты уже совсем ожили, и в лесу уже есть подснежники... Семена, которые мы посеяли, уже взошли, и Дикон принес с собою свою лису, и ворону, и белок, и маленького ягненка... - Она остановилась перевести дух.

Три дня тому назад Дикон на шел в степи крохотного ягненка, лежавшего подле своей мертвой матери между кустами терновника. Ему не раз случалось находить таких "сирот", и он знал, что надо делать. Завернув его в свою куртку, он принес его в коттедж, положил подле печи и напоил теплым молоком... Теперь же он всю дорогу нес его на руках; в кармане у него вместе с белкой была бутылка молока, из которой он поил ягненка; а когда Мери уселась под деревом и теплый, мягкий ягненок свернулся у нее на коленях, она не могла говорить от радости. Ягненок! Живой ягненок, который лежит на коленях, точно дитя!

Она с увлечением описывала все это Колину, а он лежал и слушал, глубоко дыша, когда вошла сиделка. При виде открытого окна она слегка вздрогнула. Не один жаркий день просидела она, задыхаясь, в этой комнате, только потому, что ее пациент был уверен, что люди простуживаются, если окна открыты.

- Вам не холодно, мистер Колин? - спросила она.

Сиделка ушла, едва скрывая улыбку, чтобы распорядиться относительно завтрака.

Когда Колин уже сидел на диване и на столе стоял завтрак для двоих, он заявил сиделке самым высокомерным тоном, как раджа:

- Сегодня утром ко мне в гости придет мальчик с лисицей, вороной, ягненком и двумя белками. Пусть их приведут наверх, как только они придут. Пусть никто не играет с животными внизу и не задерживает их там. Я хочу, чтобы они были здесь.

Сиделка тихо ахнула и закашлялась, чтобы скрыть это.

- Ты можешь сделать вот что, - добавил он. - Скажи Марте, чтобы она привела их сюда. Этот мальчик - брат Марты; его зовут Дикон, и он чародей: он привораживает животных.

- Надеюсь, что звери не будут кусаться, - сказала сиделка.

- Я тебе сказал, что он чародей, - строго сказал Колин, - а звери чародеев не кусаются.

- В Индии есть заклинатели змей, - сказала Мери, - и они всовывают головы змей себе в рот!

- Как ты думаешь, когда придет Дикон?

Он не заставил себя ждать. Минут через десять Мери подняла руку.

- Слушай! - сказала она. - Слышишь карканье?

Колин прислушался и услышал хриплое "карр-карр".

- Это Сажа, - сказала Мери. - Слушай еще? Слышишь теперь блеяние... тихое такое?

- Да, да! - крикнул Колин, весь зардевшись.

- Это ягненок! - сказала Мери. - Дикон идет!

На Диконе были тяжелые, неуклюжие сапоги, и хотя он старался ступать тихо, они стучали, точно чурбаны, когда он шел по длинным коридорам. Колин и Мери слышали, как он шагал, до тех пор, пока он не миновал завешенную ковром дверь и вошел в устланный мягким ковром коридор, ведший в комнату Колина.

Дикон вошел, улыбаясь своей широкой, милой улыбкой. На руках у него был ягненок; вслед за ним шагала рыжая лисичка; Орех сидел у него на правом плече. Сажа - на левом, а из кармана куртки выглядывали голова и лапки Скорлупки.

Колин медленно приподнялся, сел и стал пристально глядеть на них, так же пристально, как глядел на Мери, когда впервые увидел ее, но взгляд его выражал восторг и удивление. Дело было в том, что, несмотря на все рассказы, которые он слышал, он все-таки не мог себе представить, что за мальчик Дикон; не мог представить, что его лиса, ворона, ягненок и белки держатся так близко к нему, что почти кажутся частью его самого. Колин никогда в жизни не говорил с другим мальчиком и был так поглощен любопытством и радостью, что ему и в голову не приходило сказать что-нибудь.

Дикон же не испытывал ни малейшей робости или неловкости. Он не испытывал никакого смущения, если, например, ворона, не зная его языка, не говорила с ним, а только смотрела, когда они впервые встретились: все живые создания делали то же самое, пока не узнавали друг друга. Он подошел к дивану и спокойно положил ягненка на колени Колина; маленькое животное сейчас же прижалось к теплому бархатному халату, тыча мордочку в его складки и нетерпеливо толкаясь курчавой головкой о бок Колина. Конечно, никто не мог бы удержаться, чтобы не заговорить!

- Что он делает? - воскликнул Колин. - Чего ему надо?

Он стал на колени подле дивана и вынул из кармана бутылку молока.

- Иди-ка, малыш, - сказал он, осторожно поворачивая своей загорелой рукой маленькую белую головку, - ведь тебе этого хочется! - И он сунул резиновый наконечник бутылки ему в рот; ягненок стал жадно сосать.

После этого, конечно, нашлось о чем поговорить. Когда ягненок заснул, на Дикона так и посыпались вопросы, и он на все ответил. Потом он рассказал им, как нашел ягненка три дня тому назад на рассвете, когда он стоял в степи, слушая пение жаворонка.

Пока он говорил, Сажа степенно вылетела и влетела в открытое окно. Орех и Скорлупка карабкались на деревья, стоявшие под окном, бегали вниз и вверх по их стволам, а Капитан свернулся клубком возле Дикона, сидевшего на ковре.

"деревенские" названия всех цветов и знал, какие именно из них росли в таинственном саду.

- Я не могу выговорить вот этого имени, - сказал он, указывая на рисунок, под которым было написано "Aquilegia", - но у нас эти цветы называются голубки, а вот эти - жабрей, и растут они возле изгородей; только те, что в саду, - крупнее и красивее. В саду есть большие клумбы голубков; когда они распускаются, они похожи на стаи белых и голубых мотыльков.

- Я все это увижу! - крикнул Колин. - Я все это увижу!

- Конечно! Ты должен это видеть! - сказала Мери. - И не надо терять времени!

 



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница