| Автор: | Бёрнетт Ф. Э., год: 1911 |
| Категории: | Повесть, Детская литература |
Глава XXI
В жизни очень редко приходится испытывать уверенность, что будешь жить всегда, "во веки веков". Иногда это испытываешь, когда встаешь в торжественный час рассвета, выходишь и стоишь совершенно один, закинув голову, и смотришь вверх и видишь, как бледное небо медленно меняет цвет и рдеет, как происходит какое-то неведомое чудо. У вас почти готов вырваться крик, и сердце почти перестает биться при виде удивительного, неизменного величавого зрелища - восхода солнца, которое повторяется каждое утро целые тысячелетия. Тогда на миг испытываешь такое чувство.
Иногда его испытываешь, когда стоишь один в лесу во время заката, и таинственная тишина, и косые золотистые лучи, пробивающиеся сквозь листву и из-под ветвей, как бы медленно шепчут что-то, чего никак нельзя расслышать, сколько ни старайся. Иногда эту уверенность вызывает в вас необъятный спокойный темно-синий простор ночи, с ее миллионами звезд; иногда звук отдаленной музыки; иногда взгляд чьих-нибудь глаз.
То же самое чувство испытывал и Колин, когда он впервые увидел, услышал и почувствовал весну в высоких стенах скрытого сада. В этот день все вокруг точно старалось быть совершеннее, красивее и добрее - ради одного мальчика; весна как будто нарочно собрала вместе все свои дары в этом саду.
...Они поставили кресло под сливовым деревом, покрытым белоснежными цветами, среди которых гудели пчелы; это был точно балдахин короля в волшебной сказке. Поблизости стояли цветущие вишневые деревья н яблони, покрытые белыми и розовыми почками, между которыми некоторые уже распустились. Меж цветущих ветвей проглядывали клочки голубого неба, точно чьи-то удивительные глаза.
Мери и Дикон понемногу работали, а Колин следил за ними. Они приносили ему разные предметы, чтоб он посмотрел: распустившиеся почки, почки, которые еще не открылись, маленькие веточки, на которых показывались зеленые листочки, перья дятла, которые упали на траву, скорлупки яиц, из которых уже вылупились птички. Он, как сказочный король, точно объезжал свою страну, и ему показывали все ее таинственные богатства.
- А малиновку мы увидим? - спросил Колин.
- Подожди немного, чрез несколько дней будешь часто ее видеть, - ответил Дикон. - Когда птенцы вылупятся, у нее будет столько хлопот, что голова кругом пойдет. Ты увидишь, как она летает взад и вперед, таща червяков чуть ли не с себя самое величиною, а в гнезде такой шум и писк, когда она прилетает, что она не знает, кому в рот сунуть первый кусочек; все пищат, у всех клювы раскрыты. Моя мать говорит, что, когда она видит, как трудятся птички, чтобы насытить голодные рты, ей кажется, что она барыня, которой нечего делать... Она говорит, что иногда видит птиц, и ей кажется, что с них, должно быть, катится пот, только люди этого не видят.
Это заставило детей так расхохотаться, что они должны были закрыть рты руками, вспомнив, что их никто не должен слышать. Колина еще за несколько дней раньше уведомили, что надо говорить очень тихо, даже шепотом; ему очень нравилась вся эта таинственность, и он старался все это исполнить, но среди такого возбуждения и веселья было очень трудно не смеяться громко.
...Каждый момент был полон новых впечатлений, и лучи солнца с каждым часом, казалось, становились ярче и золотистей. Кресло снова поставили под балдахин; Дикон только что уселся на траву и вынул было свою дудку, как вдруг Колин заметил что-то, чего раньше не успел заметить.
- Вон то дерево - очень старое, не правда ли? - спросил он.
Дикон посмотрел на дерево, Мери тоже посмотрела, и на секунду все притихли.
- Да, - ответил Дикон после паузы, и его тихий голос звучал как-то особенно ласково.
Мери глядела на дерево и о чем-то думала.
- Похоже, как будто от него отломилась большая ветвь, - сказал Колин. - Как это случилось?
- Это случилось давно, много лет назад, - ответил Дикон. - О! - воскликнул он с видимым облегчением, положив руку на плечо Колина. - Погляди-ка на малиновку! Вот она! Она собирала корм для своей подруги!
Колин едва успел заметить красногрудую птичку, которая быстро пронеслась, таща что-то в клюве. Она мелькнула среди зелени и скрылась из виду в густо заросшем уголке сада. Колин опять откинулся на подушку, слегка посмеиваясь.
- Она, должно быть, несет своей подруге чаю. Вероятно, уже пять часов. Мне самому тоже захотелось чаю!..
...На этот раз опасность миновала.
ветвь которого отломилась десять лет тому назад. Оба они рассуждали об этом, и Дикон стоял с беспокойным видом, почесывая голову.
- Надо сделать вид, как будто это дерево такое же, как и все другие, - сказал он. - Мы никогда не скажем ему, как оно сломалось... Бедный мальчик! Если он опять заговорит об этом, то мы постараемся... быть повеселее.
- Да, постараемся, - ответила Мери. Но она знала, что вид у нее был вовсе не веселый, когда она смотрела на дерево.
Дикон все еще с недоумевающим видом почесывал свою рыжую голову, но в его голубых глазах появилось более довольное выражение.
- М-с Крэвен была очень хорошая, добрая дама, - продолжал он, колеблясь, - и моя мать думает, что она, быть может, иногда здесь, в Миссельтуэйте, и присматривает за Колином, так же, как все матери делают, когда уходят из этого мира. Видишь ли... они должны вернуться... Она, быть может, заставила нас работать и велела нам привезти Колина туда...
Мери подумала, что он, вероятно, говорил о волшебной силе. Она сама глубоко верила в нее. Она втайне верила, что Дикон обладал волшебной силой, конечно, доброй, и поэтому люди любили его, а дикие животные знали, что он их друг. Она думала, что, возможно, эта сила привела малиновку как раз в то время, когда Колин задал опасный вопрос. Она чувствовала, что благодаря этой силе Колин казался совершенно другим мальчиком. Разве это был тот бешеный мальчик, который вопил, колотил и кусал свою подушку? Даже его странная бледность исчезла. Слабый румянец который показался на его лице, шее и руках, когда он впервые очутился в саду, не совсем исчез. Колин был похож на живого человека, а не на фигуру из слоновой кости или воска.
Они еще раза три видели малиновку, которая несла корм своей подруге; это навело их на мысль о послеобеденном чае, и Колин решил, что надо напиться чаю.
- Поди прикажи кому-нибудь из слуг принести чайную корзинку в рододендроновую аллею, - сказал он, - а потом ты и Дикон принесете это сюда.
Это была очень удачная мысль, которую легко было привести в исполнение. Когда на траве была разостлана белая скатерть и на ней появился горячий чай, лепешки и хлеб с маслом, все это было съедено с удовольствием; пролетавшие "по домашним делам" птицы остановились разузнать, в чем дело, и усердно принялись за крошки. Орех и Скорлупка вскарабкались на дерево с кусками сладкого пирога, а Сажа, утащив в уголок целую половину лепешки, принялась клевать и переворачивать ее, пока, наконец, не решила проглотить ее всю сразу.
...День близился к закату; золотые стрелы солнечных лучей становились темнее; пчелы возвращались домой, и птицы прилетали реже. Дикон и Мери сидели на траве, уложив чайную корзинку, чтобы отнести ее назад в дом, а Колин лежал на своих подушках, откинув со лба густые волосы: цвет лица у него был совершенно нормальный.
- Мне не хочется, чтоб этот день прошел, - сказал он, - но я опять приду сюда завтра, и послезавтра, и после, и после... Теперь я видел весну, и мне хочется видеть лето... Я хочу видеть, как все будет расти здесь. Я сам хочу здесь вырасти!
- Вырастешь, - сказал Дикон. - Ты скоро будешь здесь ходить, копать так, как другие люди...
Колин весь зарделся.
- Ходить! Копать! - сказал он. - Разве я...
Дикон как-то особенно ласково и предупредительно взглянул на него. Ни он, ни Мери никогда не спрашивали у него про его ноги.
- Конечно, будешь ходить, - храбро сказал он. - Ведь у тебя... у тебя есть свои ноги, как у других людей!
Мери на миг испугалась, пока не услышала ответ Колина.
- Они совсем не больные, - сказал он, - только такие худые и слабые... Они так дрожат, что я боюсь попробовать стать.
И Мери и Дикон с облегчением вздохнули.
- Когда перестанешь бояться, тогда и будешь стоять на ногах, - весело сказал Дикон. - А бояться ты скоро перестанешь.
Некоторое время среди них царила тишина. Солнце опускалось все ниже; наступало такое время, когда все затихает, а дети очень деятельно и интересно провели этот день. У Колина был такой вид, как будто он глубоко наслаждался отдыхом. Даже "твари" Дикона перестали бегать и, собравшись вместе, отдыхали возле детей. Салса уселась на низкой ветке, и глаза ее задернулись серой пленкой; Мери подумала про себя, что Сажа, пожалуй, сейчас захрапит.
Все они чуть не вздрогнули, когда среди этой тишины Колин, приподняв голову, вдруг воскликнул громким, тревожным шепотом:
- Кто этот человек?
Дикон и Мери вскочили на ноги.
- Человек! - приглушенно крикнули оба.
Колин указал на высокую стену.
- Посмотрите! - возбужденно шепнул он. - Посмотрите только!
Мери и Дикон обернулись и посмотрели. Поверх стены на них глядело сердитое лицо Бена Уэтерстаффа, который стоял на лестнице. Он погрозил Мери кулаком.
- Кабы я не был холостяк и ты была бы моя девчонка, я бы тебе задал встрепку! - крикнул он.
Он угрожающе поднялся еще на одну ступеньку, точно собираясь соскочить вниз и разделаться с нею; но когда Мери направилась к нему, он, очевидно, раздумал и остался стоять на верхней ступеньке своей лестницы, все еще грозя ей кулаком.
- Ты мне никогда не нравилась! Я тебя терпеть не мог с первого раза, когда увидел тебя! - разглагольствовал он. - Этакая бледная, сухопарая, как метла, и вечно задает вопросы и сует свой нос куда не надо! Я и не заметил, как это ты ко мне пристала! Если бы не малиновка... чтобы ее...
- Бен Уэтерстафф! - воскликнула Мери, переведя дух; она стояла внизу и кричала, почти задыхаясь: - Бен Уэтерстафф, это малиновка указала мне дорогу сюда!
На этот раз Бен, казалось, на самом деле перескочит через стену, - до того он был взбешен.
- Ах ты, гадкая девчонка! - воскликнул он, глядя вниз на нее. - Сваливает всю вину на малиновку, будто она и без того не проказница! Она указала тебе дорогу! Она! Ах ты, маленькая... - Следующая фраза вырвалась у него почти невольно, потому что он сгорал от любопытства: - Как это ты сюда попала?
- Это малиновка показала мне дорогу! - упрямо заявила она. - Она сама не знала, что она это делает, но она все-таки указала... Я не могу рассказывать вам отсюда, когда вы мне грозите кулаком.
Он вдруг перестал грозить ей, рот его полураскрылся, и он с изумлением глядел чрез голову Мери на что-то, приближавшееся к нему.
При первом звуке этого потока речи Колин был так поражен, что сидел и слушал, точно очарованный, но скоро оправился и сделал повелительный знак Дикону.
- Вези меня туда! - приказал он. - Подвези меня совсем близко и остановись как раз напротив него!
Это именно зрелище, которое увидел Бен, и заставило его в изумлении открыть рот. Кресло на колесах, с роскошными подушками и пледами, которое двигалось по направлению к нему, скорее напоминало какую-нибудь королевскую колесницу, потому что в ней сидел маленький раджа, откинувшись назад, с царственно-повелительным выражением в больших глазах с темными ресницами и с гордо протянутой к нему худой белой рукой. Колесница остановилась как раз пред самым носом Бена; неудивительно, что рот его так и остался открытым.
А Бен все глядел; его покрасневшие старческие глаза были так устремлены на него, как будто он видел пред собою призрак. Он все глядел и глядел; в горле у него появился какой-то ком, и он не говорил ни слова.
- Ты знаешь, кто я? - еще более надменно спросил Колин. - Отвечай же!
Бен поднял свою мозолистую руку, провел ею по глазам, потом по лбу и ответил каким-то странным дрожащим голосом.
Ты-то кто? - сказал он. - Знаю, знаю... Ведь с твоего лица глядят на меня глаза твоей матери... Господь ведает, как ты сюда забрался... Это ты - бедный калека?
Колин сразу забыл, что у него есть спина. Лицо его побагровело, и он сел совершенно прямо.
- Я не калека! - гневно крикнул он. - Неправда!
- Он не калека! - воскликнула Мери с негодованием. - У него нет шишки на спине даже с булавочную головку. Я видела, там ничего нет, ничего!
Бен снова провел рукою по лбу и опять стал глядеть, точно не мог наглядеться; у него дрожали руки, дрожали губы, дрожал голос. Он был бестактный старик и повторял только то, что слышал от других.
- Разве ты... разве у тебя не кривая спина? - сказал он хрипло.
- Нет!:- крикнул Колин.
- И у тебя... ноги не кривые? - спросил Бен еще более хрипло.
Это уже было слишком. Вся сила, которую Колин тратил во время своих "припадков", вдруг волною поднялась в нем. Никогда еще его не обвиняли в том, что у него кривые ноги, даже шепотом, и наивная уверенность в существовании этих кривых ног, звучавшая в голосе Бена, это было больше, чем мог стерпеть раджа. Гнев и оскорбленная гордость заставили его забыть обо всем, кроме настоящего момента, пробудили в нем какую-то неведомую, почти сверхъестественную силу.
- Иди сюда! - крикнул он Дикону и начал срывать пледы со своих колен, чтобы выпутаться из них. - Иди сюда! Иди сюда! Сию минуту!
Дикон в секунду очутился подле него. Мери ахнула и почувствовала, что бледнеет.
После непродолжительных напряженных усилии пледы были сброшены на землю, Дикон взял руку Колина, и его худые ноги высвободились... и стояли на траве. Колин стоял, стоял прямой, как стрела, и странно высокий, откинув назад голову, и его странные глаза метали молнии.
- Погляди на меня! - бросил он Бену. - Погляди же на меня, ты! Только погляди!
- Он такой же прямой, как я! - крикнул Дикон. - Он такой же прямой, как любой мальчик в Йоркшире!
То, что произошло с Беном, показалось Мери необыкновенно странным. Он вдруг закашлялся, всхлипнул, всплеснул руками, и по его морщинистым загорелым щекам вдруг потекли слезы.
Дикон крепко держал Колина под руку, но мальчик не выказывал усталости. Он стоял так же прямо и глядел прямо в лицо Бена.
- Я - твой господин, когда здесь нет моего отца, - сказал он, - и ты должен мне повиноваться. Этот сад мой.
Не смей говорить ни слова про него. Сойди с лестницы и пойди в длинную аллею; там тебя встретит мисс Мери и приведет сюда. Я хочу поговорить с тобой. Ты нам вовсе не нужен, но теперь придется доверить тебе тайну. Скорее же!
Угрюмое лицо Бена еще было мокро от слез, и он, казалось, не мог отвести глаз от худой, прямой фигуры Колина, стоявшего на ногах, с закинутой назад головой.