Дрэд, или Повесть о проклятом болоте (Жизнь южных штатов).
Глава XXVI. Суд

Глава XXVI.
Суд.

-- Теперь надо смотреть в оба, - сказал Фрэнк Россель, обращаясь к двум-трём адвокатам, сидевшим в боковой комнате уголовного суда в И... - Клэйтон засел на боевого коня своего и намерен атаковать нас, как левиафан, выбежавший из густого тростника.

-- Клэйтон - добрый малый, - заметил один из адвокатов. - Я люблю его, несмотря что он не слишком словоохотлив.

-- Добрый! - сказал Россель, вынимая изо рта сигару. - Да это просто бомбовая пушка, заряженная по самое дуло добродушием! Во уж и то если он разрядит её, то того и смотри, что разгромит целый мир. Мы не можем составит себе полное понятие о его душевных качествах. Процесс, этот, начатый по просьбе его невесты, я считаю за величайшее для него благодеяние, потому собственно, что он, как нельзя более, согласуется с его рыцарским характером. Верите ли, когда я услышал об этом, я чуть с ума не сошёл. Опрометью бросился из дому, побежал к Смитирсу, Джойсу и Петерсу, и упросил их не медлить этим делом, чтоб не дать Клэйтону возможности остынуть. Если он успеет выиграть этот процесс, то почему знать, быть может и навсегда примирится с призванием адвоката.

-- А разве он не любит этого призвания?

-- Не знаю, как вам сказать. Знаю только, что Клэйтон одарён той возвышенною благородной гордостью, которая возмущается почти против всего в этом мире. Из десяти процессов, едва ли он возьмётся защищать хотя один. В самую критическую минуту с его совестью вдруг начнут делаться какие-то конвульсии, и он бросает дело. Надеюсь, однако же, что защита этой невольницы понравится ему в высшей степени.

-- Говорят, она славная женщина? - заметил один из адвокатов.

-- И принадлежит к хорошей фамилии, - подхватил другой.

-- Да, - сказал третий, - и, кажется, предмет любви Клэйтона принимает в этом деле живое участие.

-- Это правда, - сказал Россель, - мне говорили, что женщина, о которой идёт речь, принадлежит одной из её родственниц. Мисс Гордон, сколько мне известно, довольно своенравное маленькое создание: едва ли она согласится оставить подобное дело без последствий. К тому же, и фамилия Гордонов издавна пользуется большим уважением и влиянием. Клэйтон уверен в выигрыше этого процесса, между тем как закон, сколько я понимаю, ни под каким видом не в его пользу.

-- В самом деле? - сказал один из адвокатов, по имени Билль Джонс.

-- Да, да, - отвечал Россель, - я уверен в этом. Впрочем это ничего не значит. Клэйтону стоит только проснуться: он увлечёт за собою и судей и присяжных.

-- Удивляюсь, - сказал другой адвокат, - почему Баркер не покончил дела мировой.

-- О, Баркер упрям, как пень. Вы знаете, что такие люди, как он, и вообще люди среднего сословия, всегда питают ненависть к старинным фамилиям. Он хочет испытать свои силы в борьбе с Гордонами, вот и всё здесь. В добавок к этому примешиваются его понятия о правах гражданина Соединённых Штатов. Он не хочет уступить Гордонам ни на волос. В его жилах течёт шотландская кровь, и, поверьте, он, как смерть, уцепится за это дело.

-- Надобно ожидать, что Клэйтон произнесёт превосходную защитительную речь, - сказал Джонс.

-- Ещё бы! - сказал Россель, - да я бы и сам произнёс такую речь, что все слушатели разинули бы рты! Во-первых, тут обнаруживается явное зверство над женщиной, которая вполне заслуживает уважения; во-вторых, кроме долга каждого человека - защищать беззащитного, можно отличным образом распространиться на счёт гуманности и тому подобного. Клэйтон лучше всякого сумеет воспользоваться этими обстоятельствами, потому собственно, что будет говорить по убеждению. Во всяком случае, поговорить тут есть о чём; а когда человек говорит по убеждению, то он непременно произведёт впечатление, которое невозможно при всяких других обстоятельствах.

-- Однако, я не понимаю тебя, Россель, - сказал один из адвокатов, - почему ты думаешь, что закон не на стороне Клэйтона? С своей стороны я вижу в этом деле гнусное злоупотребление власти.

-- Конечно; это так, - сказал Россель, - да и самый человек-то этот - ни больше, ни меньше, как бессмысленный, бездушный зверь, которого следовало бы повесить, расстрелять, словом, сделать с ним всё, что угодно; но если судить строго, то он не совсем переступил границы, определённые законом. Вам известно, что тому, кто нанимает слугу, закон ваш предоставляет неограниченные права властелина. От буквы закона, по моему мнению, отступать нельзя.

-- Но, согласись, Россель, - сказал Джонс, - ведь это ни с чем не сообразно?

-- Что делать, мой друг! Мир наш преисполнен всякого рода несообразностями, - заметил Россель, закуривая новую сигару.

-- Скажи же мне, - сказал Джонс, - каким образом Клэйтон надеется успеть, если закон так явно говорить не в его пользу.

-- О, ты ещё не знаешь Клэйтона. Он мастерски умеет мистифицировать. Главнее всего, он мистифицирует самого себя. А вы заметьте, если способный даровитый человек мистифицирует самого себя и вполне предаётся своим убеждениям, тогда ему ничего не значит убедить в том же и других и склонить их на свою сторону. С искренним сожалением признаюсь тебе Джонс, что недостаток этой способности, в некоторых случаях, я считаю для себя за величайшее несчастье. В необходимых случаях, я умею говорить мужественно и патетично; но никаким образом не могу увлечься своими словами. Я решительно не верю себе; а это предосадная вещь. Только те люди и могут увлекать других своим красноречием, которые одарены способностью веровать в свои слова и приходить от них в беспредельный восторг. Тот же, кто смотрит на жизнь, как смотрю я на неё, то есть, как на тяжёлую, сухую, скучную действительность, не в состоянии произвести впечатление, какое производят люди, подобные Клэйтону.

-- Действительно, Россель, своими словами ты всегда производишь на меня неприятное впечатление. По-видимому, ты ни во что не веришь.

-- Напротив, - сказал Россель, - я верю в таблицу умножения и в некоторые другие вещи подобного рода, помещённые в начале арифметики; верю также и в то, что из дурного не может выйти хорошее. Но что касается до великолепных отвлеченностей Клэйтона, я от души желаю ему наслаждаться ими. А между тем, пока он говорит, я буду ему верить; так точно будете и вы, и все другие, хотя в сущности верить-то решительно не следует; в этом я убеждаюсь не ранее, однако ж, как на другое утро при пробуждении. Крайне жаль, что такими людьми, как Клэйтон, нельзя заменять огромные пушки. Каждый выстрел его наносил бы смерть и разрушение. Если б он позволил мне заряжать его и стрелять, то он и я образовали бы фирму, которая в непродолжительное время опустошила бы весь край. Да вот и он налицо!

-- Алло, Клэйтон! Всё ли готово?

-- Кажется, всё, - сказал Клейтон, - когда будет собрание?

-- Разумеется, не дальше, как сегодня, - сказал Россель.

присутствовать многие искренние друзья Клейтона, его отец, мать и сестра, которые, хотя и жили в различных частях штата, но на этот раз, по случаю визита, находились вблизи города И... Первый шаг молодого человека, при вступлении его на какое либо поприще, первый его опыт, как спуск корабля на воду, всегда обращает на себя внимание и вызывает сочувствие. Во время вышеприведённого разговора, отец, мать и сестра Клейтона, вместе с Ниной, сидели в гостиной знакомых своих в И... и рассуждали о том же предмете.

-- Я полагаю, что он выиграет это дело, - сказала Анна Клейтон с уверенностью великодушной женщины и любящей сестры. - Он показывал мне проект своей защитительной речи, - и, я уверена, возражения на неё невозможны. Батюшка, говорил ли он вам об этом что-нибудь?

-- Мой взгляд на предметы и взгляд Эдварда до такой степени различны, что я счёл за лучшее не приводить его в замешательство объяснениями по этому делу. По моему мнению, он сделал весьма неудачный выбор; лучше, если бы он взял на себя какое-нибудь другое дело.

-- Так вы полагаете, что он не выиграет этого процесса? - сказала Анна с горячностью.

-- Конечно, нет, если дело это будет поведено по закону, - сказал судья Клейтон. - С другой стороны, Эдвард обладает такой силой красноречия и так ловко умеет уклониться от главного предмета, что, быть может, и успеет.

-- А разве не все дела решаются по закону? - сказала Анна, - к чему же, в таком случае, и составлять законы?

-- Всё же, батюшка, доказательство жестокости так очевидно, что едва ли кто решится защищать виновного.

-- Никто, дитя моё, и не будет защищать его. Дело не в доказательстве жестокости. Тут представляется решить простой вопрос: не преступил ли обвиняемый законной власти? По моему убеждению - он её не преступил.

-- Но, батюшка, где же тут справедливость? - сказала Анна.

-- Я смотрю на этот предмет просто, без всякого преувеличения, - отвечал судья Клейтон, - но Эдвард одарён способностью возбуждать чувства; под влиянием его красноречия дело может принять совсем другой оборот, и тогда человеколюбие восторжествует в ущерб закона.

искреннее убеждение, в свои доводы, придавали таинственную силу всему, что он говорил. Он начал изложением постановлений о зависимости одного сословия от другого, о правилах, которыми должно руководствоваться в этом случае, и доказал, что, если власть должна служить необходимым условием для водворения порядка в обществе, то разум и здравый смысл должны определять этой власти известные границы. Закон даёт родителям, опекунам и хозяевам право вынуждать повиновение посредством наказания; но такое дозволение имеет место в том только случае, когда увещание не производит надлежащего действия. Желание добра своему ближнему должно служить основанием этого права; но когда наказание наносится без причины, по одному произволу, и притом так жестоко, что самая жизнь наказуемого подвергается опасности, основание это становится нарушенным. Самый поступок делается противозаконным и на столько же не заслуживающим законной защиты, на сколько несовместным с понятием о человечестве и справедливости. Клейтон старался доказать неопровержимыми доводами, что дело, защиту которого он принял на себя, содержало в себе именно эти свойства. При допросе свидетелей, Клейтон показал величайшее спокойствие и проницательность; а так как впечатление, с самого начала произведённое на всё собрание, клонилось к тому, чтоб поддержать его, то нет много удивительного, что его доводы с каждым словом приобретали большую и большую силу. Свидетели единодушно подтвердили безукоризненное поведение Мили и бесчеловечное с ней обращение. В заключение Клейтон торжественным тоном обратился к присяжным с замечаниями о обязанности тех, которым вверено попечение о беззащитных.

-- Негры, - говорил он, - переносили и переносят самые жестокие страдания. История их представляет собою нескончаемый ряд несправедливостей и жестокостей, прискорбных для человека с благородной душой. Мы, которые в настоящее время поддерживаем состояние невольничества, принимаем из рук наших отцов страшное наследие. Безответственная власть, в своём роде, есть самое тяжёлое испытание для человечества. Если мы не охраняем строго нашей нравственной чистоты в применении этой власти, мы должны обратиться в деспотов и тиранов. Ничто не может оправдывать нас в поддержании этого невольничества даже на час, если мы на обращаем его в предмет наших попечений, если мы, при нашем превосходном уме и сильном влиянии, не делается защитниками и покровителями их простосердечия и слабости. На нас устремлены взоры всего мира. Не соблюдая этого условия, мы, по всей справедливости, заслуживаем всеобщее порицание. Покажем же поэтому, с помощью того духа, в котором мы учреждаем наши узаконения, с помощью того беспристрастия, с которым мы защищаем права негров, что владетель слабого, беспомощного негра есть его лучший и истинный друг.

Очевидно было, что Клейтон увлёк за собою всю аудиенцию. Адвокат со стороны Баркера чувствовал себя в стеснительном положении. Там, где дело касается защиты явного тиранства и жестокости, красноречие становится бессильным. К тому же слова человека, который не только не видит основания в своих доводах, но и чувствует всю силу убеждений своего противника, ни под каким видом не в состоянии произвести глубокое впечатление. Словом, результат был таков, что судья предложил присяжным произнести приговор, если наказание, по мнению их, было несоразмерно и жестоко. Присяжные, после кратковременного совещания, единодушно признали Баркера виновным; и таким образом первая защитительная речь Клейтона увенчалась полным успехом. Женщина более всего гордится своим любовником именно в то время, когда видит в нём торжествующего народного оратора. Когда кончилось судебное следствие, Нина, с ярким румянцем на щеках и самодовольной улыбкой, стояла в кругу дам, которые одна за другой поздравляли её с успехом Клейтона.

-- Понимаем, понимаем, - сказал Фрэнк Россель; - откуда истекает его магическая сила. Рыцарь всегда остаётся победителем, когда на него обращены взоры обожаемого им предмета! Мисс Гордон подтверждает наши догадки! Она, так сказать вытянула всю силу из противника Клэйтона как магнитная гора вытягивает гвозди из мимоидущего корабля.

-- Я рад, - сказал судья Клейтон, жене своей, возвращаясь домой, - я очень рад, что речь Клэйтона увенчалась успехом. До этой поры я боялся, что он некогда не будет иметь влечения к своей профессии. Впрочем, и то сказать, в нашей профессии есть многое, что весьма естественно должно смущать человека с наклонностью видеть во всём только хорошую сторону.

-- И слава Богу, - отвечал судья. - Конечно; с моей стороны было бы весьма жестоко, если б я вздумал разбить в прах все его доводы, хотя для меня это не стоило бы ни малейшего труда.

-- Ради Бога, не говори ему об этом, - боязливым тоном сказала мистрисс Клейтон. --Предоставь ему удовольствие насладиться первым своим успехом.

-- Разумеется. Эдвард добрый малый, а я надеюсь, что через несколько времени он отлично пойдёт в этой упряжи.

Между тем, Френк Россель и Билл Джонс шли вместе совершенно по другому направлению.

-- Правда, правда! Клэйтон говорил увлекательно, - сказал Джонс.

-- Кто говорит против этого? Я никогда не сомневался в способности Клэйтона убеждать других. Он умеет созидать великолепные доводы, единственный недостаток которых заключается только в их неосновательности. Баркер выходит из себя. Он клянётся, что возьмёт это дело на апелляцию. Но это ничего не значит. Клэйтон восторжествует, как и сегодня. Теперь очевидно, что он проснулся.

-- Не беспокойтесь, он столько же не чужд небольшой популярности, сколько вы и я; - его только стоит расшевелить, и, поверьте, из него выйдет отличнейший адвокат.

-- А скажите, обратили ли вы внимание на мисс Гордон, во время речи Клэйтона? Нет? Ну, так я вам скажу, она до такой степени была очаровательна, что я охотно бы заступил место Клэйтона.

-- Каким же это образом она полюбила его?

-- Почему я знаю?

-- Как тюльпан, она исполнена самых разнообразных, очаровательных оттенков; одним из этих оттенков только и можно объяснить её расположение к Клэйтону. Заметил ли ты её, Билл? С одной стороны спускается шарф, с другой вьются локоны, ленты и вуаль, как лёгкие флаги на мачте хорошенькой яхты! И потом, её глаза! Она вся проникнута жизнью. Она напоминает собою душистый шиповник, усыпанный цветами, каплями росы и вместе с тем острыми шипами. О! Она должна разбудить его, и разбудит!