Брошенная лодка
(Старая орфография)

Текст в старой орфографии, автоматический перевод текста в новую орфографию можно прочитать по ссылке: Брошенная лодка

Брошенная лодка

Песчаный берегъ зъ Торресадодась съ многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служилъ местомъ сборища ддя всего хуторского люда. Растянувшiеся на животе ребятишки играли въ карты подъ тенью судовъ.

Старики покуривали глиняныя трубки привезенныя изъ Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудныхъ путешествiяхъ, предпринимавшихся въ прежнiя времена въ Гибралтаръ или на берегъ Африки прежде, чемъ дьяволу взбрело въ голову изобрести то, что называется табачноню таможнею.

Легкiе ботики съ белымъ и голубымъ брюшкомъ грацiозцо наклоненной мачтой составляли переднiй рядъ, на самомъ краю берега, где кончались волны, и тонкiй слой воды полировалъ песокъ, точно хрусталь. За ними лежали обильно осмоленныя черныя парныя лодки, ожидавшiя зимы, чтобы выйти въ море, бороздя его своимъ хвостомъ изъ сетей. А въ последнемъ ряду находились чинившiеся лауды, дедушки, около которыххъ работали конопатчики, смазывая ихъ бока горячимъ дегтемъ. Этимъ лаудамъ предстояло снова предпринять тяжелое и однообразное плаванiе no Средиземному морю - то на Балеарскiе острова съ солью, то къ Алжирскимъ берегамъ съ восточными плодами, а многимъ съ дынями и картофелемъ для красныхъ солдатъ въ Гибралтаре.

Втеченiе года населенiе песчанаго берега менялось. Починенные лауды отправлялись въ море, рыболовныя суда снаряжались и тоже спускались на воду. Только одна брошенная лодка безъ мачтъ оставалась пригвожденною къ песку, печальною, одинокою, въ обществе одного только карабинера, садившагося подъ ея тенью.

Краска на ней расползлась подъ лучами солнца. Доски дали трещины и стали скрипеть отъ сухости; пескомъ, вздымаемымъ ветромъ, занесло на ней палубу. Но ея тонкiй профиль, стройные бока и прочность постройки обнаруживали въ ней легкое и смелое судно, предназначенное для бешенаго хода, съ полнымъ презренiемъ къ морской опасности. Она отличалась печальною красотою техъ старыхъ лошадей, которыя были прежде горячими и гордыми скакунами и падаютъ слабыми и обезсиленными на песке арены, для боя быковъ.

У нея не было даже имени. Корма была чиста, и на бокахъ не было никакого намека на номеръ или названiе. Это было неизвестное существо, которое умирало среди остальныхъ лоокъ, гордившихся своими напыщенными именами, какъ умираютъ въ мiре некоторые люди, не разоблачивъ тайны своей жизни.

Ho инкогнито лодки было лишь кажущимся. Все знали ее въ Торресалинасъ и говорили о ней не иначе, какъ съ улыбкою и подмигиванiемъ, точно она напоминала что-то особенное, вызывавшее тайное наслажденiе.

Однажды утромъ, въ тени заброшенной лодки, когда море кипело подъ лучами солнца и напоминало голубое, усеянное световыми точками небо въ летнюю ночь, одинъ старый рыбакъ разсказалъ мне ея исторiю.

- Эта фелюга, - сказалъ онъ, лаская ладонью руки сухой остовъ судна: - это Закаленный, самая смелая и известная лодка изо всехъ, что ходятъ въ море отъ Аликанте до Картагены. Пресвятая Божiя Матерь! Какую уйму денегъ заработала эта преступница! Сколько дуро вышло отсюда! Она сделала по крайней мере двадцать переходовъ изъ Орана къ нашимъ берегамъ и трюмъ ея былъ всегда туго набитъ грузомъ.

Странное и оригинальное названiе Закаленный несколько удивило меня, и рыбакъ заметилъ это.

- Это прозвище, кабальеро. Они даются у насъ одинаково, какъ людямъ, такъ и лодкамъ. Напрасно расточаетъ на насъ священникъ свою латынь. Кто здесь креститъ по настоящему, - это народъ. Меня напримеръ зовутъ Филиппомъ. Но если я буду нуженъ вамъ когда-нибудь, то спросите Кастелара {Кастеларъ - писатель и государственный деятель второй половины XIX века.}. Все знаютъ меня подъ этимъ именемъ, потому что я люблю поговорить съ людьми, и въ трактире я - единственный, который можетъ почитать товарищамъ газету. Вонъ тотъ мальчикъ, что идетъ съ рыбной корзиной, это Искра, а хозяина его зовутъ Седымъ, и такъ мы все здесь окрещены. Владельцы лодокъ ломаютъ себе голову, придумывая хорошенькое названiе, чтобы намалевать его на корме. Одну лодку зовутъ Безпорочное Зачатiе, другую - Морская Роза, ту вонъ - Два Друга. Но является народъ со своею страстью давать прозвища и называетъ лодки Индюшкою, Попугайчикомъ и т. д. Спасибо еще, что не даютъ имъ менее приличныхъ названiй. У одного изъ моихъ братьевъ - самая красивая изо всехъ здешнихъ лодокъ. Мы окрестили ее именемъ моей дочери - Камиларiо, но выкрасили ее въ желтый и белый цветъ; и въ день крещенiя одному изъ мальчишекъ на берегу взбрело въ голову сказать, что она похожа на яичницу. И что же, поверите ли? Ее знаютъ только подъ этимъ прозвищемъ.

- Хорошо, - прервалъ я его: - но почему же прозвали эту лодку Закаленный?

- Ея наетоящее названiе - Смельчакъ, но за быстроходность и бешеное упорство въ борьбе съ морскими волнами, ее стали звать Закаленный, какъ человека, привыкшаго ко всему... А теперь послушайте, что произошло съ беднягою немного более года тому назадъ, последнiй разъ, когда онъ шелъ изъ Орана.

Старикъ огляделся во все стороны и убедившись въ томъ, что мы одни, сказалъ съ добродушною улыбкою:

- Я находился на немъ. Это знаютъ все въ деревне, но вамъ-то г iоворю объ этомъ, потому что мы одни, и вы не станете потомъ вредить мне. Чортъ возьми! Побывать въ экипаже на Закаленномъ, это не безчестье. Все эти границы, и карабинеры, и суда табачной таможни, вовсе не созданы Господомъ Богомъ. Ихъ выдумало правительство, чтобы беднымъ людямъ хуже было жить. Контрабанда вовсе не грехъ, а весьма почетное средство для заработка съ рискомъ потерять шкуру на море и свободу на земле. Это трудъ честныхъ и отважныхъ людей, угодныхъ Господу Богу.

Я зналъ хорошiя времена. Каждый месяцъ совершались два путешествiя, и деньги катались по деревне такъ, что одна прелесть. Ихъ хватало на всехъ - на беднягъ въ форме, которые не знаютъ, какъ содержать семью на две песеты, и для насъ - морского люда.

Но дела шли съ каждымъ разомъ хуже и Закаленный выходилъ въ путь только по вечерамъ и то съ крайнею осторожностью, потому что хозяинъ прослышалъ, что за нами следятъ и собираются наложить на насъ руки.

Въ последнемъ путешествiи насъ было на судне восемь человекъ. Мы вышли изъ Орана на разсвете и въ полдень, добравшись до высоты Карфагена, увидали на горизонте черное облачко, оказавшееся вскоре пароходомъ, который все мы знали. Лучше бы надвинулась ма насъ буря. Это была канонерка изъ Аликанте.

Дулъ хорошiй ветеръ. Мы шли попутнымъ ветромъ съ туго натянутыми парусами. Но съ этими новыми изобретенiями людей парусъ не стоитъ ничего, а хорошiй морякъ - и еще меньше того.

He думайте, что насъ нагоняли, сеньоръ. Хорошъ былъ бы Закаленный, если бы попался имъ въ руки при сильномъ ветре! Мы плыли, какъ дельфинъ съ наклоненнымъ корпусомъ, и волны захлестывали палубу. Но на канонерке поднажали на машины, и судно становилось въ нашихъ глазахъ все крупнее. Влрочемъ, не по этой причине падали наши шансы. О, если бы это произошло подъ вечеръ! Ночь наступила бы прежде, чемъ онъ настигнетъ насъ, а въ темноте насъ не найти. Но до ночи оставалось еще несколько светлыхъ часовъ и, идя вдоль берега, мы несомненно попались бы имъ въ руки.

Хозяинъ управлялъ рулемъ съ осторожностыо человека, все состоянiе котораго зависитъ отъ неправильнаго поворота. Белое облачко отделилось отъ парохода, и мы услышали пушечный выстрелъ.

Но не увидя ядра, мы весело засмеялись и даже возгордились темъ, что насъ иредупреждаютъ съ такимъ шумомъ.

Снова раздался выстрелъ, но на этотъ разъ более сердитый. Намъ показалось, будто надъ лодкою пронеслась со свистомъ большая птица; рея обрушилась съ разорвачными снастями и парусомъ. Насъ обезоружили, и къ тому же дерево переломило при паденiи ногу одному изъ экипажа.

Признаюсь, что мы слегка струхнули. Мы уже думали, что насъ поймаютъ. Чортъ возьми!

- He беда, ребята. Вытащите новый парусъ. Если поторопитесь, то насъ не поймаютъ.

Онъ говорилъ не глухимъ людямъ, и торопить насъ ему не пришлось дважды. Бедный нашъ товарищъ извивался, какъ ящерица, лежа на носу судна, ощупывая сломанную ногу, не переставая стонать и умоляя ради всехъ святыхъ дать ему глотокъ воды. Но намъ некогда было возиться съ нимъ! Мы делали видъ, что не слышимъ его, занятые исключительно своимъ деломъ, разбирая снасти и прилаживая къ мачте запасной парусъ, который мы подняли черезъ десять минутъ.

Хозяинъ переменилъ курсъ. Бороться въ море съ такимъ врагомъ, который двигался паромъ и извергалъ ядра, было безполезно. На сушу, и будь, что будетъ!

Мы находились противъ Торресалинасъ. Все мы были отсюда и разсчитывали на друзей. Увидя, что мы держимъ курсъ на сушу, канонерка перестала стрелять. Они считали насъ пойманными и, будучи уверены въ успехе, замедлили ходъ. Народе, находившiйся на берегу въ Topресалинасъ, сейчасъ же заметилъ насъ, и весть мигомъ облетела всю деревню: Закаленнаго преследуетъ канонерка!

Надо было видеть, что произошло - настоящая революцiя, поверьте мне, кабальеро. Полъ-деревни приходилось намъ сродни, а остальные извлекали косвенныя выгоды изъ нашего дела. Этотъ берегъ сталъ похожимъ на муравейникъ. Мужчины, женщины и дети следили за нами съ тревожнымъ взглядомъ, оглашая берегъ радостными криками при виде того, какъ наша лодка делала последнiя усилiя и все более опережала своего преследователя, прiобретая полчаса запаса.

Даже алькадъ {Алькадъ - местный судья.} былъ тутъ, чтобы послужить доброму делу. А карабинеры, славные ребята, которые живутъ среди насъ и считаются нами безъ малаго своими, отошли въ сторонку, понявъ въ чемъ дело и не желая губить несколькихъ бедныхе людей.

- На сушу, ребята! - закричалъ нашъ хозяинъ. - Бросимъ якорь. Важно спасти грузъ и людей, а Закаленный сумеетъ выбраться изъ этихъ передрягъ.

И, не убирая парусовъ, мы пристали къ берегу, врезавшись носомъ въ песокъ. Вотъ тутъ-то закипела работа! Еще теперь, когда я вспоминаю о ней, все это кажется мне сномъ. Вся деревня набросилась на лодку и взяла ее приступомъ. Ребятишки зашныряли въ трюмъ, точно крысы.

- Скорее, скорее! Идутъ правительственные!

Тюки прыгали съ палубы и падали въ воду, где ихъ подбирали босые мужчины и женщины съ подоткнутыми юбками. Одни исчезали справа, другiе слева, и вскоре исчезъ весь грузъ, точно онъ былъ поглощенъ пескомъ. Вся деревня Торресалинасъ была окутана волною табаку, которая проникала въ дома. Алькадъ вмешался тутъ по-отечески.

- Ты уже очень постарался, батюшка, - сказалъ онъ хозяину. - Они уносятъ все, и карабинеры будутъ жаловаться. Оставьте, по крайней мере, несколько тюковъ, чтобы оправдать подозренiя.

- Хорошо, сделайте несколько маленькихъ тюковъ изъ двухъ большихъ худшаго сорта. Пусть удовольствуются этимъ.

И онъ ушелъ по направленiю къ деревне, унося на груди все документы лодки. Но онъ прiостановился еще на минуточку, потому что этотъ дьявольскiй человекъ вникалъ во все решительно.

- Надписи! Сотрите надписи!

Казалось, что у лодки выросли лапы. Она была уже на суше и вытянулась на песке среди кипевшей и работавшей толпы, оживляемой веселыми криками.

Нашего товарища со сломанной ногой понесли на рукахъ жена и мать. Бедняга стоналъ отъ боли при каждомъ резкомъ движенiи, но глоталъ слезы и смеялся, какъ остальные, видя что грузъ будетъ спасенъ, и радуясь проделке, смешившей всехъ окружающихъ.

Когда последнiе тюки исчезли на улицахъ въ Торресалинасъ, началось ограбленiе самой лодки. Народъ утащилъ паруса, якоря, весла.

Мы сняли даже мачту, которую взвалила на плечи толпа молодыхъ парней и унесла въ процессiи на другой конецъ деревни. Остался одинъ только остовъ, голый, какъ сейчасъ.

А въ это время конопатчики съ кистями въ рукахъ малевали и малевали. Закаленный менялъ свою физiономiю, какъ оселъ у цыганъ. Четырьмя мазками было уничтожено названiе на корме, а отъ надписей на бокахъ, отъ этихъ проклятыхъ надписей, которыя служатъ документомъ для каждой лодки, не осталось ни следа.

спускавшимъ на море рыболовное судно.

Канонерка выслала вооруженный ботикъ, и на берегъ выскочило сколько-то человекъ съ ружьями и штыками. Старшой, шедшiй впереди, бешено ругался, глядя на Закаленнаго и на карабинеровъ, овладевшихъ имъ.

Все населенiе Торресалинасъ смеялось въ это время, ликуя по поводу проделки; но оно посмеялось бы еще больше, увидя, какъ я, какая была физiономiя у этихъ людей, когда они нашли вместо груза несколько тюковъ сквернаго табаку.

- А что произошло потомъ? - спросилъ я у старика. - Никого не наказали?

- А кого же наказывать? Разве только Закаленнаго, который былъ взятъ въ пленъ. Много бумаги было вымарано, и полъ-деревни было вызвано въ свидетели. Но никто ничего не зналъ. Где была приписана лодка? Все молчатъ. Никто не видалъ надписи. Кто былъ въ экипаже? Несколько человекъ, которые бросились бежать внутрь страны, какъ только сошли на берегъ. И больше никто ничего не зналъ.

въ распоряженiи хозяина. Ни одинъ фунтъ табаку не потерялся. Те, которые рискуютъ жизнью ради хлеба и ежедневно встречаются лицомъ къ лицу со смертью, более свободны отъ искушенiй, чемъ другiе...

- И съ техъ поръ, - продолжалъ старикъ: - Закаленный находится здесь въ плену. Но онъ скоро выйдетъ въ море со своимъ прежнимъ хозяиномъ. Говорятъ, что маранье бумаги кончилось; его продадутъ съ аукцiона, и онъ останется за хозяиномъ по той цене, какую тотъ захочетъ дать.

- А если кто-нибудь другой дастъ больше?

- А кто же это сделаетъ? Разве мы разбойники? Вся деревня знаетъ, кто настоящiй хозяинъ лодки; никто не станетъ мошенничать и вредить ему. Здесь все очень честные люди. Каждому свое, и море, принадлежащее Господу Богу, должно быть для нась, бедныхъ людей, которые должны доставать изъ него хлебъ, хотя этого и не хочетъ правительство.