Грешница и кающаяся.
ЧАСТЬ II.
XVIII. ПОБЕГ

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Борн Г., год: 1870
Категории:Роман, Приключения


Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

XVIII. ПОБЕГ

Вернемся к заключенному в тюрьму Ла-Рокет.

Не первый раз жизнь Фукса подвергалась опасности, но до сих пор вера в свою счастливую звезду не изменяла ему, и всякий раз удавалось избежать смерти. В этот раз помощь запоздала настолько, что он уже и не ждал ее, и все-таки она пришла.

Визит барона чрезвычайно обрадовал и успокоил его. Теперь он спасен! Барон, с которым он привык обращаться, как с товарищем, невзирая на камергерский титул, снабдил его всем необходимым для побега, а смелость и хладнокровие никогда еще ему не изменяли. Что ж, да здравствует барон!

Никто и не подозревал, что Фуксу был известен не только приговор, но и вся процедура его исполнения.

Фукс отлично знал, что в десять часов вечера для него начнут возводить эшафот, а около одиннадцати придет палач или его помощник, дабы освидетельствовать приговоренного.

После этого вместе с судьей, который огласит приговор, в камеру к нему явятся священник и два тюремщика. Священник будет находиться с ним до последней минуты, чтобы утешить его, принять покаяние и отпустить грехи, а тюремщики должны следить, чтобы он не наложил на себя руки и тем самым не избегнул бы наказания. Кроме того они принесут с собой свечи, вино и молитвенник.

При мысли об этих визитерах на потрепанном лице Фукса появилась низкая коварная усмешка.

"Эти черные господа очень удивятся, когда найдут гнездо пустым,-- подумал он.-- Представляю, как они кинутся меня искать! Постараюсь их позабавить и самому позабавиться... Но вот бьют часы!"

Фукс считал удары.

"Восемь,-- пробормотал он,-- только восемь. Еще целых два часа надо провести в этом проклятом каземате.

Эй, Фукс, что было бы с тобой, если бы добрый сострадательный барон не протянул тебе руку помощи? Я думаю, тебе было бы несдобровать. С этой машиной, которую придумал человеколюбивый доктор Гильотин и сам на себе испробовал, шутки плохи! Завтра ровно в семь часов ты отправился бы в тот мир, откуда нет возврата и куда ты один раз уже заглянул (разве не может так выразиться тот, чья голова чуть не лежала на плахе). Пятьдесят один год избегал ты этой участи и хорошо понял, как неприятно умирать насильственной смертью. Но увы, все мы эгоисты и не всегда готовы перенести то, что делаем другим.

Как много людей радуется, что я одной ногой стою уже на эшафоте. Их столько, что и не сочтешь!

Первый из них - это князь Монте-Веро, но у него есть основания радоваться, и я не в обиде на него за это. Когда я выйду отсюда, то первым делом сверну голову его любимцу...

Далее, моей смерти обрадуются полицейские чиновники, потому что избавятся от человека, причинившего им столько забот и писанины,-- о, я это хорошо знаю, сам когда-то был канцеляристом!

Их тоже можно понять - приходится либо умирать с голоду, либо самим воровать и брать взятки; попробуй-ка прокормить семью на жалованье пятнадцать талеров в месяц, при этом прилично одеваться и платить налоги! Они и шагу не могут ступить без особого соизволения начальства, только голодать им дозволяется в любое время!

Ну, кто еще? Палач будет рад моей смерти, но и ему я прощаю, так как казни составляют его единственный доход.

Тюремщик Гирль, вероятно, тоже будет доволен, что избавится от столь беспокойного арестанта,-- он не очень-то мне доверяет и правильно делает! Кто знает, остался бы он в живых сегодня вечером, если бы не помощь барона...

А сколько любопытных рады будут увидеть преступника на гильотине! Может быть, кое-кто из зрителей и сам когда-нибудь познакомится с ней, но уже не вырвется из ее объятий.

Девять часов. Сейчас, должно быть, Гирль отдаст мне свой последний визит..."

Этими словами Фукс завершил свой внутренний монолог.

Послышались тяжелые шаги, кто-то подошел к двери камеры. Фукс уселся на соломенное ложе, под которым хранился маскарадный наряд. В камере было темно, прежде в это время всегда уже горел фонарь. Однако в эту ночь его должны заменить восковые свечи.

Лязгнул замок, дверь отворилась, и вошел Гирль, дюжий и угрюмый тюремщик. В одной руке он держал фонарь, в другой - связку ключей.

Сколько раз наносил Гирль последние визиты заключенным в Ла-Рокет!

-- Ну, Гирль! - воскликнул Фукс, в то время как тюремщик тщательно подметал углы камеры,-- как там мои дела?

-- Ничего не знаю,-- буркнул тот.

-- Я хотел бы проститься с вами.

-- Это вы всегда успеете. Встаньте, я приведу в порядок вашу постель.

"Вот это уже лишнее,-- подумал Фукс,-- знал бы он, что там лежит!..."

Вслух он приветливо сказал:

-- Полно, не беспокойтесь, я сам приберу свою солому.

Гирль сегодня, в последний свой визит, казался добрее, чем обычно. Он пожал плечами, отошел от постели и принялся мыть старый стол, стоявший посредине.

-- Вы останетесь здесь на ночь? - спросил Фукс.

-- Нет, после десяти часов я свободен на целые сутки.

-- Прощайте, Гирль! - Фукс протянул надзирателю руку.-- Вы ужасно сердитый и ворчливый, но я не сержусь на вас.

Гирль недоверчиво следил за каждым движением заключенного.

-- Желаю вам побыстрей свести счеты с жизнью,-- угрюмо сказал он.-- Я думаю, она стала уже тяготить вас.

-- Это как сказать,-- неопределенно произнес Фукс.

 У вас есть какое-нибудь желание? - спросил Гирль, ставая фонарь на стол.

-- Нет, благодарю вас,-- спокойно отвечал Фукс, сидя на своей соломенной подстилке с таким выражением, будто он находился в трактире и хозяин спрашивал, чего он еще желает.

-- Да пребудет с вами милость Божия,-- пробормотал Гирль и вышел.

Лязгнул двойной замок, послышались удаляющиеся шаги. Фукс встал с постели, на цыпочках подошел к двери и прислушался. Скоро пробьет десять, и Гирля сменит другой надзиратель.

Фукс приподнял четырехугольную форточку в двери и выглянул в коридор, слабо освещенный газовыми горелками. Отверстие было слишком маленькое, чтобы он мог просунуть голову, а ему хотелось взглянуть, сколько сторожей находится на другом конце коридора, там, где начиналась лестница, ведущая к привратнику, и где коридор упирался в апартаменты начальника тюрьмы.

Он замер, прислушиваясь. На том конце коридора о чем-то тихо переговаривалось несколько человек. Вдруг послышался голос господина д'Эпервье: он собирался уезжать и приказывал надзирателям принести из его кабинета бутылки, стаканы, свечи - все, что по закону полагалось приговоренному, чтобы скрасить его последнюю ночь.

Фукс злорадно засмеялся: тюремщики усердно заботились о нем.

-- Молодцы, ребята,-- прошептал он,-- стаканчик вина мне очень был бы кстати, но вы слишком дорого берете за него, через час я раздобуду гораздо дешевле.

Фукс быстро переоделся в красную рубаху и панталоны с сапогами; сапоги оказались немного велики, но это ничего не значило. Помощник палача не забыл положить с другими вещами и свою широкополую шляпу.

Фукс надел ее и надвинул на лицо.

Но оставалась еще одна деталь, которая могла легко его выдать, а именно - рыжая борода.

Но для такого опытного и находчивого преступника, как Фукс, подобное затруднение представлялось сущим пустяком. Он раскрыл фонарь, смочил пальцы в масле, вымазал их в печке сажей и этой жирной краской принялся натирать бороду, очень скоро ставшую совершенно черной.

Он зажал в кулаке ключ и обратился в слух, но звуки шагов в коридоре никак не стихали.

Было уже около десяти часов.

Но Фукс хотел еще подшутить над господином, который придет к нему в одиннадцать часов.

Если бы кто-нибудь вошел или взглянул в отверстие двери, то мог бы принять это чучело за него самого.

До сих пор все шло отлично, теперь бы еще посчастливилось выйти неузнанным из тюрьмы.

Фукс обладал качеством, незаменимым в рискованных предприятиях,-- он всегда был уверен в успехе. Чувство страха было ему незнакомо, да и чего в данном случае бояться? Что могло быть хуже того, от чего он пытался спастись?

Если его узнают, то вернут в камеру, и утром он взойдет на эшафот. Если же удастся бежать, то ему открыты все дороги.

Через отверстие в двери он следил за коридором, чтобы улучить минуту, когда там никого не будет, и выйти из камеры.

-- Чертовы негодяи, шатаются взад-вперед,-- пробормотал он сквозь зубы.

По коридору шли два тюремщика, Гирля среди них не было... Уже одиннадцатый час, нельзя терять времени. Незаметно дверь не открыть.

Он громко постучал и воскликнул, изменив голос:

 Эй, отоприте!

Тюремщики даже не взглянули в его сторону.

-- Оглохли вы, что ли? - крикнул он громче.-- Отоприте дверь!

Если в эту минуту явится настоящий помощник палача, он пропал!

Один из тюремщиков подошел.

 Кто там кричит? - грубо спросил он.

-- Отоприте! Гирль впустил меня к приговоренному и снова запер дверь; я хочу выйти.

-- Кто вы такой? - спросил надзиратель и заглянул в отверстие.-- А, это вы,-- сказал он, увидев помощника палача.-- Сейчас я вам открою. Гирль не имеет права оставлять дверь незапертой. Он уже сменился и, видать, забыл предупредить меня о вашем приходе.

Звякая ключами, надзиратель отворил дверь.

-- Проклятый хитрец! - пробормотал Фукс, выйдя в коридор и указывая на свой каземат.

 Вы скоро положите конец его хитростям,-- осклабился надзиратель.

Фукс кивнул на прощание и, пройдя мимо второго тюремщика, спустился по лестнице. Сердце его учащенно билось.

Внезапно раздался сильный стук. Кто-то колотил во входную дверь.

Вдруг это настоящий помощник палача?!

Фукс остановился и сделал вид, что отряхивает панталоны. Привратник вышел из своего помещения и отворил дверь, ведущую во двор. Фукс из-под руки взглянул на вошедших и облегченно выпрямился - это были судья и священник.

 Черт возьми,-- пробомортал он,-- надо торопиться!

Твердыми шагами прошел он мимо черных фигур судьи и священника, пожелав им доброго вечера, и крикнул привратнику:

-- Отворите!

Тот с удивлением оглядел человека в красной рубахе.

-- Не иначе, вы пролезли через замочную скважину, а? - заметил он, смеясь.-- Я вас не впускал.

 Меня впустил мой старый друг,-- отвечал Фукс грубым голосом, в то время как священник и судья поднимались по лестнице.

-- Я и говорю, что вы связаны с чертом! - продолжал шутить привратник.

-- Не спорю,-- отвечал Фукс,-- но в данном случае все очень просто: меня впустил господин д'Эпервье через ворота, выходящие на улицу. Он вышел, а я вошел.

-- Это другое дело,-- сказал привратник.-- Господин обер-инспектор может позволить себе подобные исключения.

И привратник спокойно отворил перед Фуксом тяжелую дверь, зная, что господин д'Эпервье действительно уехал в десять часов.

Мерными шагами он пересек двор. Привратник отворил ему большие ворота, выходящие на площадь.

-- Благодарю! - воскликнул Фукс. Он был на свободе.

Ничего не подозревающий привратник запер ворота.

Фукс радостно засмеялся, стоя на площади Ла-Рокет возле почти готового для него эшафота.

Вздохнув полной грудью, Фукс подошел к эшафоту. Подмостки для гильотины были уже построены, черное сукно, покрывающее эшафот, к утру должно было совсем промокнуть.

Палач, четверо его помощников и кучер в этот момент как раз переставляли с воза на помост тяжелую деревянную раму гильотины.

Фукс стоял в стороне и посмеивался, глядя на этот инструмент, вовсе не располагающий к смеху. Вдруг он увидел на ступеньках эшафота большой кусок мела, принесенный, вероятно, кем-нибудь из работников для разметки досок.

В голову Фукса пришла новая мысль; он взял мел и, выждав, когда наверху занялись укреплением гильотины, подошел к ступеням и сделал на черном сукне какую-то надпись большими буквами в том месте, где дождь не мог смыть ее.

Шло к полуночи.

Шум на тюремном дворе усилился, зазвучал сигнал тревоги.

"Глупцы,-- подумал Фукс,-- они ищут меня в стенах тюрьмы, а я уже на свободе!"

В надежде, что беглеца схватят, эшафот не снимали до самого утра. А когда рассвело, толпы парижан смогли прочесть на черном сукне насмешливые, немного уже стертые слова:

Можно представить себе, какую огласку получил этот дерзкий побег. Известие о нем дошло даже до императора. Лучшие сыщики Франции были подняты на ноги, но старания их ни к чему не привели. Фукс и его товарищ Рыжий Эде как сквозь землю провалились.

 



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница