Дон Карлос.
Том 1. Часть 1.
XVII. Бегство Изидора

XVII. Бегство Изидора

В тот же день, когда брат Франциско посетил арестанта в его камере, Изидора позвали вниз, в зал, где за зеленым столом сидело несколько судей в черном.

Изидор решил уже, что его последний час наступил, но так как в душе он все еще надеялся на освобождение, то и повторил судьям прежние уверения в своей невиновности и непричастности к делу.

-- Меня могут осудить, сеньоры, - заключил он, - но я перенесу все с гордым сознанием своей невиновности!

Судьи сразу разгадали, что за молодец перед ними, но человека неопытного его заверения легко могли обмануть. Они поняли, что от него не добиться никакого признания, и решили основываться на фактах.

"Не трудитесь, братцы, - посмеивался между тем про себя Изидор, - не тратьте на меня понапрасну свое искусство и свою ученость. Я еще не умер, я намерен еще весело пожить и надеюсь заставить карлистов считаться с собой. У Изидора Тристани много покровителей! Нет, сеньоры, птица улетит от вас тогда, когда вы меньше всего будете этого ожидать".

Однако он начал терять уверенность, ибо день подходил к концу, а брат Франциско все не возвращался. Арестант задумался, у него даже пропал его превосходный аппетит. Он беспокойно ходил взад и вперед по своей камере и дурно спал ночь.

Замечено, что преступники, совершенно равнодушно относящиеся к страданиям других, обычно сильно падают духом, когда им приходится страдать самим.

К таким натурам принадлежал и Изидор. Им овладел безумный страх, когда на другой день в камеру вошли двое судей и палач. Ему пришлось собрать все силы, чтобы сдержать дрожь.

-- Мы пришли объявить тебе приговор, - сказал судья. - Изидор Тристани! За покушение на жизнь короля, в назидание твоим соучастникам и в наказание за содеянное, ты приговорен к смерти. Завтра, в седьмом часу утра, казнь совершится на тюремном дворе в присутствии законных свидетелей!

-- На тюремном дворе? - повторил Изидор, к которому снова вернулась прежняя уверенность и надежда на избавление. - От Тристани хотят, как видно, отделаться потихоньку, без огласки? Ну нет, этого я не допущу! Если я осужден, так пусть казнь моя совершится публично, а не за углом! Кроме того, и срок слишком короток! До завтра мне остается всего двадцать четыре часа, а этого недостаточно, чтобы собраться с мыслями и обдумать, не должен ли я сделать кое-какое признание. Требую, чтобы моя казнь была перенесена на послезавтра, на то же время. Это мое последнее желание, и вы обязаны исполнить его.

-- Мы представим суду твое желание, - отвечал судья.

Палач, высокий мускулистый человек лет тридцати гнести, унаследовал должность седого Вермудеца, имя которого не умерло в народе, поэтому его, Тобаля Царцарозу, по привычке тоже называли Вермудецом. У него была длинная рыжая борода, высокий открытый лоб и довольно длинные волосы. Руки и лицо можно было назвать нежными. Выражение лица было спокойным и холодным - он казался достойным преемником старого Вермудеца, сорок лет владевшего мечом правосудия. Подойдя к Изидору, он ощупал его затылок и шею. Изидор невольно содрогнулся.

-- Вы любите пощекотать, сеньор Вермудец, - сказал он, - затылок, кажется, отлично выбрит, а?

Тобаль Царцароза равнодушно кивнул и вышел с судьей из камеры.

-- Черт возьми! - пробормотал Изидор, стоя посреди комнаты и неподвижно глядя в одну точку своими косыми глазами. - Если они дадут мне отсрочку, я подожду с разоблачением до завтра. Впрочем, нет, до сегодняшнего вечера, а то в последнюю ночь меня станут караулить, и о бегстве нечего будет и думать. Самое большее, подожду до полуночи, не позже. Ну, торопитесь, благородные доны, терпение Изидора может лопнуть...

Арестант тревожно ходил взад и вперед по камере.

Вечером судьи еще раз пришли к нему и объявили, что его желание исполнено - казнь отложена до послезавтра и совершится на площади Кабада.

Изидор снова остался один. Еда и питье не шли ему на ум в этот день, о том, чтобы уснуть, нечего было и думать. Поэтому он решил не ложиться совсем и ночью сделать свое признание, раз никто не приходил к нему на помощь.

Было уже поздно и стемнело. Сторож принес лампу, которая должна была гореть всю ночь. В полночь обыкновенно приходили с проверкой. Главный надзиратель заглядывал через дверное отверстие в камеры арестантов, чтобы убедиться, все ли в надлежащем порядке.

Когда миновал долгий, жуткий час ожидания, Изидор постучал, давая знать, что хочет говорить.

-- Что вам нужно? Зачем вы стучите, Изидор? Надо спать.

-- Поберегите для себя свои советы, - отвечал Изидор. - Я спать не собираюсь, мне хотелось бы кое-что сообщить следственному судье.

-- Ого! Верно, смирились, - заметил сторож, - у вас ведь всегда этим кончается. Значит, решили признаться?

-- Ну уж нет! Признаваться мне не в чем, но зато есть что сообщить!

-- Я не смею ради этого будить судью, - отвечал сторож.

-- Значит, его можно звать только для того, чтобы он выслушал признание?

-- Только для этого.

-- Ну, я о словах спорить не стану, - сказал Изидор. - Скажите судье, что я хочу выдать соучастников.

-- Это другое дело, - отвечал сторож, закрывая отверстие в двери.

Изидор беспокойно ходил взад и вперед по камере. Вдруг в замке загремели ключи. Верно, пришел следственный судья.

Дверь отворилась. На пороге возле сторожа стоял запыхавшийся брат Франциско.

Это было неожиданностью для Изидора.

-- Судья придет через несколько минут выслушать ваше признание, - сказал сторож и ушел.

Франциско вытаращил глаза.

-- Вы слышали, благочестивый брат, - обратился к нему Изидор, - я хочу признаться! Уже два дня я жду вашего ответа, но наконец потерял надежду на помощь.

-- Измени свое намерение, сын мой!

-- Значит, вы пришли помочь мне, благочестивый брат?

Монах кивнул головой.

-- Только будь осторожен, иначе все пропало, - сказал он, подозрительно озираясь.

-- Вот это другое дело! Когда же вы собираетесь освободить меня из этой проклятой западни?

-- Сегодня же ночью!

 Так надо спешить.

-- Раньше полуночи нельзя.

-- Да, но потом остается всего каких-нибудь три часа, в четвертом уже светает!

-- Не беспокойся, только будь осторожен.

-- Так на мои слова наконец обратили внимание?

-- Тебя признали невиновным, сын мой, ты избежишь смертной казни.

-- Это приятно слышать. Да ведь я и в самом деле невиновен, так несправедливо было бы проливать мою кровь! Но скажите...

-- Тише... идут... - шепнул монах, пониже опустив капюшон и сгорбившись.

Дверь снова отворилась. Вошел судья с секретарем.

-- Простите, сеньор, - вскричал Изидор, - теперь уже не надо, я открою все на исповеди благочестивому брату.

-- Так зачем же вы нас звали? - недовольно спросил судья.

-- Потому что благочестивый брат слишком долго не приходил, я предпочитаю открыть все ему, - объяснил Изидор.

Судья и секретарь ушли.

Изидор весело подмигнул им вслед и перекрестился, потом кивнул головой монаху и, подойдя к окну, подвинул ему стул, а сам сел на кровать.

-- Ну, к делу, скоро полночь.

-- Еще целый час, - отвечал Франциско. - Сейчас я уйду, сын мой, а ты ляжешь и притворишься спящим, чтобы не возбудить подозрений во время обхода. Потом встанешь, - монах вынул из-под своей широкой рясы несколько пилочек и веревочную лестницу, сплетенную из пеньки и конского волоса, - перепилишь вверху вон те два прута, загнешь их крючком внутрь камеры и прицепишь к ним лестницу.

-- Понимаю, понимаю, благочестивый брат, - отвечал Изидор. - Какая тонкая-то, никогда не видывал таких лестниц. Не в досужее ли время вы этим занимаетесь?

-- Укрепив лестницу, - продолжал монах, - спускайся вниз, только смотри, будь осторожнее возле нижних окон - не разбуди никого. Внизу найдешь лодку, садись в нее и подожги лестницу - спички есть - она не будет гореть, а только тлеть, но так быстро, что к утру не останется и следа.

-- Клянусь честью, хорошо придумано! Скажут, что я бросился в Мансанарес!

-- Переплыви на тот берег и ступай в монастырь Святой Марии. Там тебе скажут, что надо делать.

-- Благодарю, благочестивый брат! Вот, не я вам сделал признание, а вы - мне, да еще какое важное.

-- Только умоляю тебя, сын мой, будь осмотрителен! Не торопись, но и не медли, пили не слишком быстро, да не жалей масла из лампы, чтобы пилу не было слышно! Спрячь все хорошенько в постель.

 А крепка ли лестница, брат Франциско?

-- Совершенно надежна. Вот тебе спички!

-- Вы опытный и умный человек!

-- Скоро полночь, - сказал Франциско, вставая. - Теперь я уйду.

Он подошел к двери и постучал.

-- Отворите и выпустите меня, - сказал он. Сторож заглянул в отверстие двери и, увидев, что

Изидор стоит посреди комнаты, а монах у самой двери, отворил ее и выпустил монаха. Замок снова щелкнул.

-- Ну, теперь дело в шляпе, - пробормотал Изидор, - меня боятся и не оставили в беде. Ха-ха! Опасно это путешествие из окна, но что делать! Все же лучше, чем на площадь Кабада!

Изидор лег и притворился спящим.

Подождав еще несколько минут, Изидор встал и потушил лампу. Теперь могла начаться работа!

Достав пилочки, он смазал их маслом и, встав на стул, начал осторожно перепиливать один из прутьев оконной решетки. Перепилив первый прут, он принялся уже за другой, но тут терпение стало ему изменять, он пилил уже не так осторожно, как сначала, понадеявшись, что все спят и поблизости никого нет. Шум его работы был явственно слышен.

Вдруг Изидор услышал шаги в коридоре. Кто-то подходил к его камере. Он мигом соскочил со стула и лег в постель. Почти в ту же минуту у отверстия двери раздался громкий голос, спрашивавший, почему в этой камере потушена лампа, и приказавший сторожу отворить дверь.

Это был старший надзиратель. Неужели он услышал шум и пришел выяснить причину?

-- Кто потушил лампу? - спросил надзиратель.

Изидор приподнялся и бессмысленно оглянулся.

-- Лампа? Какая лампа? - сказал он.

-- Он спал! - сказал надзиратель. - Сторож, зажги лампу, она, верно, догорела. Что это ты тут делал с маслом? Отчего пятна на столе?

 Какие пятна, сеньор? Не знаю.

-- Завтра утром надо посмотреть, не нужно ли исправить лампу, - сказал надзиратель и зорко оглядел камеру, но не нашел в ней ничего подозрительного. Сторож снова зажег лампу и вышел вслед за ним.

Когда ключ повернулся в двери, Изидор облегченно вздохнул - они ничего не заметили. Поднявшись, он прислушался - все было тихо. Ночь надвигалась.

и нащупать ими лестницу, которая была не толще мизинца.

Он так и сделал: привязал лестницу к прутьям решетки и, ухватившись за них, опустил сначала одну ногу, отыскал качавшуюся на ветру лестницу, потом - другую, все еще не выпуская из рук прутьев. Но, наконец, надо было оставить их - и он, вцепившись в лестницу, повис между небом и землей.

страшном положении, и, оторвав взгляд от мрачной бездны, стал потихоньку спускаться. На это ушло немногим больше получаса, а ему показалось - вечность. Наконец он оказался у воды, там действительно была привязана лодка. Монах говорил правду.

Спрыгнув в нее, Изидор поджег лестницу, она затлела и сгорела раньше, чем он ожидал. Тогда, махнув рукой, он направил лодку к противоположному берегу Мансанареса, поглядывая временами на Адский замок, откуда так счастливо освободился.

Заря уже занималась на востоке, когда Изидор причалил к берегу.