Дон Карлос.
Том 1. Часть 1.
XXIV. В камере пыток

XXIV. В камере пыток

Через несколько дней после бегства Инес из отцовского дома граф Кортецилла вышел в темный, ненастный вечер из своего дворца через ту самую дверь павильона, которой воспользовалась для своего бегства его дочь.

Заперев за собой эту дверь, граф прислонился к стене, окружающей парк, и впал в глубокую задумчивость, очевидно, мысли о постигшем несчастье постоянно преследовали его.

Вдруг недалеко от того места, где он стоял, отделился от стены человек и, приблизившись к графу, вывел его из раздумья. Человек этот был одет в широкий плащ, один конец которого, закинутый на плечо, образовывал спереди широкую складку, красиво драпируя фигуру незнакомца. На голове его была шляпа с широкими полями и с пером, длинные, покрытые пылью сапоги для верховой езды довершали костюм.

-- Во имя Гардунии! - сказал он тихо, подходя к графу.

-- Спасение заговорщикам! - ответил граф Кортецилла.

Слова эти, очевидно, имели тайный условный смысл. Услышав ответ графа, незнакомец подошел к нему поближе и низко раскланялся.

-- Это вы, принципе [принципе - высший, первый, а также - принц]? Я к вам с поручением!

-- Кто вы? Я не узнаю вас, - спросил граф Кортецилла.

-- Капитан Мигуэль Идеста!

-- Приветствую вас, капитан, - ответил Кортецилла, отходя от стены парка вместе со своим собеседником. - Кто еэс прислал?

-- Начальник Толедо!

-- Проводите меня до монастыря Святой Марии. По дороге расскажете мне о деле. Улицы, по которым мы пойдем, в этот час обычно пустынны, думаю, мы никого не встретим и можно будет говорить без опаски.

-- Как прикажете, принципе, я к вашим услугам, - почтительно ответил капитан.

-- Когда вы приехали?

 Час тому назад. Мой проводник остался у заставы с лошадьми.

-- Когда вы думаете вернуться в Толедо?

-- Я отправлюсь сразу, как только передам вам, принципе, то, что имею сообщить.

-- Состоялось ли собрание начальников в прошлую ночь в Толедо?

-- Да, принципе, состоялось.

-- Сколько их было?

-- Тринадцать человек.

-- Говорите, что у вас, капитан, - приказал Кортецилла.

-- Начальник поручил мне засвидетельствовать вам, принципе, свое нижайшее почтение и готовность исполнить приказания, которых ждут от вас. Затем он покорнейше просит назначить общую встречу в монастырских развалинах, чтобы доложить вам о результатах деятельности общества во всех пунктах края. В последнее время в Гардунии было сделано очень много.

-- Собрание можно назначить на ночь новолуния. Прошу вас, капитан, передайте это от моего имени начальникам.

-- Еще мне поручено спросить вас, принципе, будет ли выхлопотана отсрочка казни Алано Тицона?

-- Казнь будет отсрочена.

-- На встрече, о которой начальники просили вас, они рассчитывают представить на ваше усмотрение их планы насчет Алано Тицона, - продолжал капитан. - У Рубена Валмонка, помощника предводителя, брат служит сторожем в городской тюрьме.

-- Я знаю это.

-- Через брата Рубен имеет возможность связываться с Алано, он передал ему об ожидающем его освобождении.

-- Было бы лучше, если бы этого не делали, так как в благонадежности сторожа мы не уверены!

-- Под Сантандером капитан Ириццо попал в руки карлистов.

-- Один он и больше никто?

-- Их было четверо, принципе! Их заставили принести присягу дону Карлосу!

-- Это сообщает начальник Сантандера?

 Да, принципе.

В эту минуту шепотом разговаривающие между собой собеседники приблизились к стенам монастыря Святой Марии.

-- Много ли средств получено из провинций? - спросил Кортецилла.

-- Начальник Толедо внес в банк три миллиона, - ответил капитан.

-- Он слишком поторопился, деньги эти нужно было разделить.

-- Насколько мне известно, начальники сделали это не без основания, у них были на это какие-то тайные причины, они сами намерены вам их сообщить.

-- У вас есть что-нибудь еще, капитан?

-- Мне остается только засвидетельствовать вам свое глубочайшее почтение.

-- Итак, передайте от меня поклон начальнику Толедо, а также то, что я вам сказал относительно нашей встречи, - сказал граф Кортецилла, завершая разговор с капитаном благородным движением руки и легким поклоном, в ответ капитан низко раскланялся.

Вслед за этим собеседники расстались, капитан исчез в вечернем мраке, а граф, позвонив у монастырских ворот, которые вскоре отворились перед ним, вошел во двор и направился в аббатство.

Отца Доминго не было, и дежурный послушник сходил за отцом Бонифацио.

-- Все готово, мы ждем вас, граф Кортецилла, - сказал патер с сухим неподвижным лицом. - Я сам руковожу пыткой.

-- Итак, вы решились?

-- Этого не избежать, такие, как она, покоряются только физической боли, - отвечал Бонифацио. - Мы предпринимали все, пробовали разные средства, чтобы смягчить душу этой женщины и переломить ее упрямство, но она твердит свое, и мы так и не смогли добиться от нее признания, хотя принц в ее присутствии отрекся не только от связи, но даже от знакомства с нею, а Изидор Тристани открыто сознался, что он былее любовником.

-- Зачем вы пригласили меня?

-- Мы считаем, что вы должны быть свидетелем пытки и признаний этой женщины, которые не могут не иметь значения для вас!

-- Да, прежде я мог ими интересоваться, но не теперь.

-- Что значат ваши слова?

-- Разве вам неизвестно, святой отец?

-- Что неизвестно? Что случилось, граф Кортецилла? Говорите, ради Бога!

 Дочь моя, графиня Инес, тайно ушла от меня. О, если бы вы знали, как я страшно страдаю! До сих пор я секретно принимал все меры, чтобы отыскать ее, и старался скрыть от света мое несчастье, это опозорит мое имя, если станет известным.

-- Графиня ушла? - спросил Бонифацио с расширившимися от гнева и изумления глазами.

-- Да, она ушла!

-- Если бы это услышал дон Карлос!

-- Не думаю, что он может это знать, он уехал.

-- Когда случилось это невероятное происшествие?

-- Ночью, три дня назад.

-- И вы не нашли никаких следов?

-- Ни малейших, ни-че-го.

-- Безрассудная! Нужно принять все меры, чтобы найти ее и возвратить вам!

-- Разумеется, я ничего не упущу из виду.

-- Несчастье это нужно скрыть от всех.

-- Я бы очень хотел этого, но не думаю, однако, чтобы это было возможно, - прислуга, отец Антонио, который ушел от меня...

-- Как, отец Антонио не у вас, граф Кортецилла? - спросил Бонифацио. - Я как раз хотел спросить, знает ли он чего-нибудь.

-- У нас вышел очень неприятный разговор, и он оставил мой дворец! Я опасаюсь, что он причастен к бегству моей дочери.

-- Если это так, он сильно за это поплатится!

-- Я боюсь большего!

-- Говорите же все, граф Кортецилла!

-- Внутренний голос подсказывает мне, что отец Антонио злоупотребил доверием, которым он пользовался в моем доме.

-- Как, вы думаете, что отец Антонио вступил в предосудительные отношения с вашей дочерью?

 Теперь я почти убедился в этом, - она пропала, и он ушел от меня, а в монастырь не вернулся.

-- Есть ли у вас какие-нибудь доказательства ваших предположений?

-- Недавно я застал графиню Инес с патером в парке, и беседа их показалась мне подозрительной. Когда вскоре после этого я объявил ей мою непреклонную волю насчет ее брака с принцем, она убежала.

-- И вслед за ней исчез патер, - невнятно проговорил Бонифацио. - Да, это подозрительно, я тоже начинаю опасаться, что ваши предположения верны. Но будьте спокойны, граф Кортецилла, его-то мы найдем.

-- Теперь вы понимаете, надеюсь, мою озабоченность. Несмотря на мои старания, все, конечно, станет известно, и тогда слух о происшествии дойдет до принца.

-- Этого не должно быть! Брак этот должен состояться, - сказал Бонифацио. - Во что бы то ни стало мы отыщем графиню! Антонио не осмелится нарушить своего обета.

В этот самый момент в комнату вошел послушник и прервал разговор.

-- Отец Антонио! - доложил он.

Бонифацио и граф Кортецилла быстро переглянулись.

-- Проводи его сюда, - сказал инквизитор, обращаясь к послушнику.

-- Оставайся! - закричал Бонифацио громовым голосом.

-- Извини, почтенный брат, - спокойно отвечал Антонио, - но я полагаю, что лучше отложить наш разговор, так как я вижу здесь светского гостя.

-- Граф Кортецилла, которого ты здесь видишь, - отвечал Бонифацио строгим, повелительным тоном, - может слышать все, что ты будешь говорить.

-- В его присутствии я не буду говорить, достопочтенный брат мой, тем более что он, вероятно, уже рассказал тебе все!

 Далеко не все! Оставайся! Я требую этого! - повелительно заметил Бонифацио.

Антонио подчинился приказанию, делая над собой явное усилие, тогда как Бонифацио внимательно следил за выражением его лица, стараясь проникнуть в глубину его души.

-- Где ты провел последние три дня? - спросил патер.

-- В городе.

-- Но не в монастыре, к которому ты принадлежишь и куда должен был явиться немедленно после того, как оставил свое место у графа Кортециллы!

 Мне помешало немедленно явиться в монастырь выполнение одной весьма важной обязанности.

-- Что же за обязанность лежала на тебе?

-- Я искал графиню Инес!

-- Ты искал ее? И каков результат твоих трудов?

-- К несчастью, я не нашел графини.

 Что же, наконец, привело тебя сюда?

-- Я пришел просить позволения отправиться за город для продолжения моих поисков.

Неподвижное лицо инквизитора принимало все более и более грозный вид.

-- Ступай в свою келью, она слишком долго стояла пустой, там ты получишь ответ на свою просьбу, - сказал Бонифацио, видимо, делая усилие над собой, чтобы удержаться от гнева, бушевавшего в его душе.

-- Считаю долгом, достопочтенный брат, обратить ваше внимание на то, что следы бежавшей с каждым днем будет все труднее обнаружить, и потому было бы весьма желательно, чтобы я мог отправиться на поиски немедленно.

 Ты никуда не пойдешь, знай это, - повысил голос Бонифацио в ответ на слова Антонио, сказанные тихим, спокойным тоном. - Это был бы открытый соблазн.

-- Твоя строгость неуместна, она вредит делу! А потому еще раз прошу тебя дать мне позволение отправиться на поиски!

-- Я остаюсь при том, что сказал, и моего позволения ты не получишь!

-- В таком случае, как это ни тяжело для меня, но я отказываюсь подчиниться твоей воле! Где почтенный отец Доминго? Я обращусь к нему.

-- Ты должен повиноваться моему приказанию! Тебе известны последствия ослушания, - воскликнул Бонифацио.

 Ты не можешь предать меня проклятию, мой почтенный брат, ибо я решился на ослушание из-за важного, не терпящего отлагательства дела!

Инквизитор пришел в ярость, гнев душил его.

-- Говорю тебе, иди в свою келью! - вскричал он прерывающимся от злости голосом. - Я приказываю, - продолжал он, указывая на дверь. - Ступай немедленно! Мое приказание - для тебя закон!

-- То, что велит мне мое сердце и долг, я ставлю выше твоих приказаний! Будь что будет, я исполню свой долг, - сказал Антонио и вышел из комнаты.

-- Иди же, безумец, к своей погибели! Уйди ты хоть на край света, наши руки и там достанут тебя, - тихо, почти беззвучно проговорил инквизитор и затем обратился к графу Кортецилле: - Следуйте за мной, я должен распорядиться пыткой Амаранты, и вы должны присутствовать, чтобы услышать признания грешницы.

Спускаясь и поднимаясь по каменным ступеням, пройдя несколько коридоров, они вошли наконец в ту часть здания, где находились казематы и камеры пыток.

Монах, приблизившись к большой двери, отворил ее, и граф с инквизитором вошли в пустое обширное помещение со сводами, с почерневшими от сырости стенами и с полом, вымощенным плитами. Прикрепленные к сводам факелы освещали красноватым ярким светом страшную комнату, посреди которой стоял деревянный станок около шести футов в длину и около трех в вышину. В станке были сделаны отверстия для шеи, рук и ног несчастных, приговоренных к пытке. Крепкие кожаные ремни и железные кольца висели на гладко отшлифованном блоке, внизу находилась толстая доска с двумя дырами для гвоздей, которыми прокалывали ноги страдальцев.

В стороне стояли жаровня, ведро с водой, лестницы и другие орудия пыток, от которых не избавлены и сами монахи.

Получение признаний с помощью пыток сохранилось в Испании, ибо инквизиция, официально считавшаяся уничтоженной, продолжала действовать тайно и особенно часто прибегала к так называемым легким пыткам, которые она использовала всегда, когда нужно было выбить из кого-нибудь признание. Высшие светские власти не волновало, что эти варварские меры продолжают применяться к монахам и монахиням, ибо ответственность за них лежала на их монастырском начальстве.

Впрочем, для легкой пытки требовалось совсем немного орудий.

Впервые инквизиция была отменена еще в 18С8 году, после того как, по данным Лорента, с 1481 года она в одной Испании предала смерти через пытки более 290000 человек и через сожжение - не менее 31912. Эта отмена не помешала инквизиторам продолжать свое тайное дело, пока, наконец, в 1834 году инквизиция не была вторично отменена по всей Испании, а имения, принадлежавшие ей, не были отданы в уплату публичных долгов. Но и после этого могущественное учреждение продолжало втайне свою неутомимую деятельность, простиравшуюся до самых отдаленных концов страны.

Инквизиторы вели свои процессы следующим образом.

Обвиняемого или обвиняемую в чем-либо обычно приглашали явиться в секретное судилище. Если они являлись, их арестовывали, если же, предвидя свою участь, они игнорировали приглашение, то за ними посылали сыщиков, те находили их и, взяв под арест, доставляли в инквизицию. После ареста заключенных сразу же бросали в известные уже нам казематы, куда почти не проникал дневной свет.

каземат, где он и оставался, пока смерть не освобождала его.

Если же кто-то обвинялся в ереси, его, пусть он и успевал оправдаться, в течение длительного времени подвергали разным наказаниям, покаянию и облачали в позорящие одежды. Но любого из этих оправдавшихся ожидала неминуемая гибель, если к инквизиторам поступало вторичное обвинение, - тогда их предавали смертной казни, чаше всего сжигая на костре. Легко представить себе, сколько невинных жертв погибло из-за ложных доносов, если вспомнить, что инквизиция никогда не заботилась о проверке их истинности, а добивалась лишь признания обвиняемых, мнимые преступления которых доносчики сочиняли по большей части из личной вражды и ненависти. Для получения признаний иногда достаточно было заточения в каземат, если это не помогало, в ход шли пытки - пытали веревками, водой и огнем. Но если и после всего этого жертва не сознавалась, ее все равно ждала смерть или заключение в смертную камеру, откуда никто не выходил живым. Если же под пытками обвиняемый признавался, то и тогда, чаще всего, его продолжали истязать, чтобы он оговорил еще кого-нибудь из неугодных инквизиции людей.

Прежде главный инквизиционный трибунал находился в Валенсии и только после 1808 года был переведен в Мадрид, в Санта-Мадре, а оттуда - в аббатство Святой Марии.

В то время власть инквизиции официально была ограничена гораздо сильней, чем при королевах Христине и Изабелле, мужья которых покровительствовали этому варварскому учреждению и, оставив в его подчинении все храмы, ордена, приходы, монастыри, все духовенство, помогли инквизиции, несмотря на ее официальный запрет, сохранить всемогущество. Неудивительно поэтому, что из аббатства Святой Марии она продолжала править в Испании, не признавая над собой никакой власти на земле, кроме генерала иезуитского ордена в Риме.

Когда граф Кортецилла вошел с отцом Бонифацио в камеру пыток, монахи, или так называемая служащая братия, вытянулись перед инквизитором и низко поклонились ему.

Она обвела диким, блуждающим взором всех присутствующих.

Граф Кортецилла стоял в стороне, прислонившись к одному из каменных столбов, поддерживающих свод.

Амаранта, увидев отца Бонифацио, быстро подошла к нему и бросилась перед ним на колени.

-- О, сжальтесь! - воскликнула она. - Делайте со мной, что хотите, но верните мне моего ребенка!

 Ребенок твой находится в хороших руках, Амаранта Галло! Приди в себя и сознайся в истине! Там, на этой скамье пыток, ты должна сделать свое признание!

-- Что же я могу еще сказать? Вы слышали уже от меня все, что я знаю, - ответила Амаранта. - Я говорила правду, могу и теперь это повторить, хотя бы целый свет доказывал противное! Отпустите меня, наконец, избавьте от этих мучений и страданий, верните мне мое дитя, моего мальчика! О, сжальтесь над горем матери! Сжальтесь, верните мне его!

Сострадание было неведомо очерствевшим сердцам инквизиторов. Бонифацио стоял как каменная статуя перед прелестной женщиной, валявшейся у него в ногах, ее мольбы нимало не трогали его, никакого участия не было ни в его лице, ни в его безучастном жестком голосе.

-- Итак, ты не хочешь отречься от своих показаний? - сказал этот железный человек и подал знак одному из своих братьев-прислужников. - Долг повелевает мне заставить тебя признаться в истине, признаться, что ты из корыстных целей оклеветала принца Карлоса, будто это он соблазнил тебя и находился с тобой в преступной связи, а не Изидор Тристани, твой любовник и соблазнитель! Положите ее на скамью, она должна, наконец, сознаться. Прикрепите ее хорошенько!

Страшный крик отчаяния и испуга вырвался из груди несчастной, но и он не тронул сердца палачей.

Граф Кортецилла присутствовал при этом, продолжая спокойно стоять у своего столба. Его, по-видимому, страдания несчастной и вся эта сцена трогали так же мало, как и прочих присутствующих, он оставался немым свидетелем всего происходившего.

-- Еще раз тебя спрашиваю, хочешь ты сознаться, что все, сказанное тобой до сих пор, была ложь, выдуманная с целью обеспечить себя и ребенка? - сказал Бонифацио. - Хочешь ты сознаться, что не принц Карлос, а Изидор Тристани был твоим любовником?

-- Нет, не хочу и не могу утверждать ложь, я повторяю, что не Изидор Тристани, а дон Карлос клялся мне в любви и верности, ничего другого не могу сказать. Помоги мне, Господи, аминь!

-- Пытайте ее! - раздался голос инквизитора. Несколько рук накинули в одну минуту на рот и нос несчастной мокрые тряпки, пропитанные водой так, что воздух едва проникал сквозь них. Затем один из служащих братьев схватил кувшин с водой и начал, капля за каплей, через тряпку вливать ей в рот эту воду, которую она вынуждена была глотать беспрерывно, движение это все ускорялось, капли падали ей в рот чаще и чаще, лишая ее воздуха. Она задыхалась, глаза выкатились из орбит.

-- Признаешь ты теперь или нет, что твои показания ложны? Признаешь ты, что Изидор Тристани отец твоего ребенка? - спросил Бонифацио.

-- Можете убить меня, но и перед смертью я скажу, что отец моего ребенка дон Карлос, - проговорила мученица слабым умирающим голосом. - Сжальтесь, дайте мне умереть!

Инквизитор опять подал знак.

Еще раз положили тряпки на рот Амаранты, снова начала она захлебываться каплями воды, и, наконец, руки и ноги ей стали сводить судороги, глаза безжизненно остановились, она лежала как мертвая, потеряв сознание.

Тогда помощники инквизитора отвязали безжизненное тело от скамьи и подняли его. По-видимому, в нем не осталось ни малейших следов жизни.

-- Отнесите эту закоренелую грешницу назад в ее келью, - приказал Бонифацио. - Она не призналась, но вина ее доказана показаниями Изидора Тристани. Позаботьтесь привести ее в чувство.

Пока палачи выносили Амаранту из камеры пыток, святой отец обратился к графу Кортецилле со следующими словами:

-- Как только она поправится, она будет обвенчана с Изидором Тристани, и тогда все препятствия устранятся, надеюсь, что это вас удовлетворит?

-- Исполните единственную мою просьбу, единственное мое требование, - сказал он тихо, причем лицо его оставалось так же холодно и бесстрастно, как во все время истязания несчастной Амаранты. - Отыщите мое пропавшее дитя.

-- Будьте покойны, граф Кортецилла, - ответил Бонифацио, выходя вместе с ним из камеры пыток, на пороге которой их ожидал прежний их проводник, монах, освещавший им путь своей свечой. - Мы найдем ее! У нас есть свои средства для этого, свои пути, и я обещаю вам почти наверняка, что на днях же наши сыщики найдут ее!

-- Желаю, чтобы ваши труды увенчались успехом, тогда я немедленно уеду с Инес за границу, чтобы встретиться с принцем в условленном прежде месте, - сказал граф Кортецилла, направляясь к выходу из аббатства. - Примите благодарность за вашу готовность оказать мне содействие, и дай Бог, чтобы оно привело нас к цели!

С этими словами он поклонился инквизитору и ушел.