Илиада Песчаной Отмели

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Илиада Песчаной Отмели (старая орфография)

СОБРАНИЕ СОЧИНЕНИЙ

БРЭТ-ГАРТА.

С биографическим очерком и портретом автора.

Книга VII.

РОМАНЫ, ПОВЕСТИ.
РАССКАЗЫ.

Издание т-ва И. Д. Сытина.

Илиада Песчаной Отмели.

К девяти часам утра по всему селению, тянувшемуся вдоль речного берега, стало известно, что собственники "Согласного Прииска" на заре поссорились между собою и разстались. Рано утром внимание ближайшого их соседа было привлечено звуками их голосов, слишком громкими в гневном пререкании, и двумя пистолетными выстрелами.

Выбежав из своего жилища, сосед разсмотрел туман, поднимавшийся с реки, высокую фигуру Скотта, одного из собственников, шедшую с горы вниз, по направлению к каньону; спустя минуту и товарищ его, Иорк, также вышел из их общей хижины и направился в противоположную сторону, к реке, пройдя в нескольких шагах мимо любопытствующого наблюдателя.

Позже оказалось, что свидетелем ссоры был один китаец серьезного нрава, пиливший дрова перед дверью их хижины. Но этот "Джон" {Обычное прозвище китайцев.} был глуп, держал себя безучастно и был неразговорчив. На все тревожные разспросы он с неизменной ясностью духа отвечал:

-- Я колол дрова, я не дрался, - и больше ничего не могли от него добиться.

-- Да что они говорили-то, Джон, какие слова ты слышал?

Джон ничего не понял. Полковник Старботтль бегло и отчетливо повторил ему длинный ряд наиболее популярных ругательств, признаваемых общественным мнением достаточными для возбуждения драки. Но Джон ни одного из них не признал за слышанное по утру.

-- И таких-то скотов, - произнес полковник довольно строго, - по мнению некоторых граждан, следует допускать к показаниям против белокожих!.. Поди прочь... язычник!

А причина ссоры так и не выяснилась. И было отчего пробудиться тревожному любопытству поселка. Эти двое товарищей всем были известны, как люди самого любезного нрава, отличавшиеся большим тактом и деликатностью обхождения, за что их даже прозвали "миротворцами" в общине, не отличавшейся пассивными добродетелями; к тому же все знали, что они были горячо привязаны друг к другу, и вдруг так внезапно и так жестоко поссорились!

Некоторые из наиболее любознательных сограждан отправились осмотреть место действия, то-есть опустелое жилище недавних друзей. В опрятной хижине не было никаких следов безпорядочной свалки, все стояло по местам. Стол был, очевидно, приготовлен для завтрака. Сковородка с желтыми сухарями стояла на очаге, потухшая зола которого могла служить эмблемою злых страстей, бушевавших здесь за час перед тем. Но зоркий глаз полковника Старботтля (даром, что этот глаз был довольно красен и слезился) таки подметил некоторые практическия подробности. После тщательного обзора выяснилось, что в дверном косяке пулей пробита дыра, а другая такая же дыра напротив того места, в оконной раме. Полковник обратил общее внимание на тот факт, что одна из дыр "соответствовала" объему дула в револьвере Скотта, а другая совпала с пистолетом Иорка.

-- Они, должно-быть, стояли вот так, - сказал полковник, занимая позицию, - в трех шагах разстояния друг от друга, и... промахнулись.

Последнее слово он произнес с понижением голоса, что произвело надлежащее впечатление на слушателей; каждый подумал: вот еще два заряда пропали понапрасну!

Но населению Песчаной Отмели суждено было пережить еще более горькое разочарование. С того часа, как произошла распря, противники ни разу не встречались, и прошел смутный слух, будто они порешили при первой же встречи застрелить друг друга наповал. Поэтому можно себе вообразить, с каким волнением и, увы, чуть ли не с удовольствием сограждане увидели, что часов около десяти утра Иорк вышел из ресторана "Магнолия" на единственную длинную, извилистую улицу поселка, и в ту же самую минуту Скотт вышел из кузницы, стоявшей на перекрестке таким образом, они неминуемо должны были встретиться, если ни один из них во-время не воротится назад.

В одно мгновение все двери и окна соседних ресторанов наполнились любопытными. Ни с того, ни с сего, из-за крутого спуска к реке, из-за камней и валунов, разсеянных вдоль дорога, высунулись головы. Пустая фура, стоявшая на перекрестке, внезапно оказалась битком набитой народом, точно он из земли вырос. По склону холма сбегались группы зрителей, перегонявших друг друга в безпорядке и смятении. Мистер Джек Гэмлин, проезжавший мимов кабриолете, придержал лошадь и встал во весь рост на сиденье своего экипажа. А предметы, возбуждавшие столь лестное внимание, между тем быстро приближались друг к другу.

-- Иорку солнце помешает, прямо ведь в лицо бьет...

-- Скотт подождет, пока он поровняется вон с тем деревом... Видите, выжидает, не спешит стрелять, - шептались между собой зрители, сидя в тележке; потом все замолкли, притаив дыхание. Но, помимо затихшого человечества, все также звонко журчала и бурлила быстроводная речка, а ветер шелестил вершины деревьев, и были они так равнодушны к тому, что происходило на улице, что нарушали общую гармонию. Полковник Старботтль, как видно, почувствовал это с особой живостью и, будучи вполне поглощен интересом минуты, по разсеянности и даже не оборачиваясь, помахал палкой у себя за спиной, произнеся по адресу всей природы вообще: "Кишь, ты!"

этой иронии природы, противники сошлись, не убавляя шагу, держась гордо и прямо, взглянули друг другу в глаза и прошли мимо.

Полковник Старботтль на ногах не стоял. Пришлось с посторонней помощью вынимать его из телеги.

-- Пропал наш поселок, выдохлись люди! - произнес он мрачно, пока его под руки вводили в "Магнолию".

Каковы могли быть его дальнейшия разсуждения на ту же тему, невозможно угадать, потому что в эту минуту Скотт подошел к кучке людей, группировавшихся вокруг полковника.

-- Вы мне что-то сказали? - промолвил Скотт, как бы случайно и по-приятельски положив руку на плечо полковника.

Но полковник ощутил в этом прикосновении такое грозное значение и прочел в его взгляде нечто такое загадочное, что ответил ему только:

-- Нет, сэр! - и выпрямился с большим достоинством.

На другом конце улицы Иорк повел себя также странно.

-- Случай был отличный; почему вы его не подстрелили? - спросил Джек Гэмлин, когда Иорк поровнялся с его кабриолетом.

-- Потому что я его ненавижу, - отвечал Иорк так тихо, что никто, кроме Гэмлин, не слыхал его слов.

что у Иорка руки были холодные, а губы пересохшия, в ту минуту, как Джек подсаживал его в свой кабриолет, усмехнувшись на кажущуюся нелепость его ответа.

Когда поселок убедился, что ссору между Иорком и Скоттом нельзя уладить обычными в этой местности способами, она перестала интересовать публику. Но тут пронесся слух, будто "Согласный Прииск" попал в тяжебное дело и что право собственности на него будет оспариваться обоими товарищами, не жалея издержек. Так как всем было известно, что этот прииск истощен окончательно, что хозяева, успевшие нажить на нем большое состояние, не далее как за два дня до ссоры порешили бросить его, было довольно ясно, что подобная тяжба затевается единственно по взаимной злобе. Через некоторое время из Сан Франсиско приехали два нарочно выписанные адвоката; как только они попали в эту безхитростную Аркадию, так публика начала таскать их по ресторанам и, как водится, открывать им свою душу. Результатом такой неуместной откровенности было наложение побочных штрафов на некоторых граждан, а когда дело о "Согласном Прииске" назначено было к слушанию, то часть населения Песчаной Отмели отправилась в Сакраменто на судбище, по обязанности, в качестве свидетелей, а остальные устремились туда же из любопытства. Все прииски и рудокопные шахты опустели на многия мили кругом. Словом, выражаясь словами адвоката со стороны истца, это было "делом необычайной важности, ибо затрогивало исконные права неутомимой предприимчивости, благодаря которой могли получить достодолжное развитие роскошные богатства этого золотого края". Полковник Старботтль гораздо проще характеризовал это дело, сказав, что это "сущие пустяки, которые порядочные люди могли бы в десять минут уладить за бутылкой вина, если точно желали бы покончить дело; если же им желательно было просто позабавиться, то с револьвером в руке все было бы кончено в десять секунд".

Скотт выиграл тяжбу, а Иорк тотчас подал на апелляцию; говорили, будто он клялся, что готов просадить на это спорное дело все свое состояние.

Таким образом на Песчаной Отмели увидели, что эта распря между бывшими сотоварищами может протянуться до конца их жизни, и уж начали позабывать о их прежней дружбе. Те немногие, которые ожидали, что на суде выяснится первоначальная причина их ссоры, были разочарованы. Среди разнообразных догадок наибольшую популярность приобрело то предположение, что все дело началось из-за женщины или под влиянием женщины, что было вполне естественно в таком селении, где к дамскому полу всегда относились с оттенком восторженности, хотя бы и сомнительного качества.

-- Попомните мое слово, господа, - говорил полковник Старботтль, слывший в Сакраменто за джентльмена старой школы, - на дне всей этой истории наверное есть какая-нибудь красотка!

новейший школы, не стану здесь повторять этих анекдотов. Но на этот раз, повидимому, теория полковника была не приложима. Единственная женщина, могущая оказать какое-либо влияние на этих двух людей могла быть только хорошенькая дочка старика Фолинсби, из Поверти-Флэта, в гостеприимном доме которого и Иорк и Скотт часто бывали, так как этот дом отличался некоторыми удобствами и утонченностями, чуждыми грубой цивилизации этого края. Месяц спустя после распри Иорк однажды вечером вошел в гостиную этого очаровательного жилища и, застав там сидящого Скотта, обратился к прелестной хозяйке с следующим резким вопросом:

-- Вы любите этого человека?

Озадаченная молодая девица, нисколько не растерявшись, ответила на это так находчиво и в то же время уклончиво, как, вероятно, сделали бы многия из моих прекрасных читательниц при подобных обстоятельствах. Не сказав больше ни слова, Иорк повернулся и ушел из дому. "Мисс Джо" посмотрела ему вслед, полюбовалась на его кудрявую голову и широкия плечи; когда дверь затворилась за ним, она чуть заметно вздохнула и, как благонравная девушка, принялась любезничать со своим оскорбленным гостем.

-- Но, поверите ли, душа моя, - рассказывала впоследствии мисс Джо своей самой близкой подруге, - этот господин с минуту посмотрел на меня очень свирепо, потом взял шляпу и тоже ушел; и с тех пор я ни того, ни другого больше не видала.

Точно так же резко и безучастно ко всяким другим чувствам и мнениям поступали они во всем остальном, предаваясь исключительно удовлетворению своей слепой мстительности. Когда Иорк скупил землю пониже нового участка, приобретенного Скоттом, и принудил его провести длинный и очень дорого стоющий объездный путь, для проведения воды к мельничному колесу, Скотт отомстил ему тем, что возвел плотину, которая затопила участок Иорка, прилегающий к реке. Тот же Скотт, при содействии полковника Старботтля, впервые подал голос за изгнание китайцев из края, вследствие чего Иорк лишился всех своих рабочих монгольского племени. Иорк проложил новое шоссе и учредил почтовое сообщение и общественные экипажи, этим способом уничтожив надобность в мулах и обозах, заведенных Скоттом. Зато Скотт способствовал образованию "Наблюдательного Комитета", который распорядился изгнать из поселка Джека Гэмлина, бывшого с Иорком в самых дружественных отношениях. Тогда Иорк основал газету "Вестник Песчаной Отмели", в которой обозвал это изгнание "беззаконием и кровной обидой", а самого Скотта "пограничным разбойником". А Скотт, во главе двадцати замаскированных молодцов, явился в одну лунную ночь в типографию, вытащил оттуда вредоносные орудия печати, побросал их в реку, а шрифт раскидал по пыльной дороге. В более отдаленных и цивилизованных центрах такого рода поступки были принимаемы за смутные признаки возрастающого прогресса и жизненности. У меня уцелел субботний номер еженедельного листка, издаваемого в Повертифлэте, от 12 августа Г856 г., и там, под рубрикой "Областных улучшений", редактор выражается таким образом:

"Новая пресвитерианская церковь в Си-Стрите, на Песчаной Отмели, окончена постройкою. - Она помещается на том самом месте, где стоял прежде ресторан "Магнолия", так странно и таинственно уничтоженный пожаром в прошлом июля месяце. Этот храм, подобно Фениксу, возродившийся из пепла "Магнолии", обязан своим существованием Генри Дж. Иорку, эсквайру, который добровольно пожертвовал для этой цели, и купленный им участок земли, и строительный материал. Другия сооружения быстро вырастают кругом, но из них самое замечательное - ресторан "Южного Солнца", возведенный капитаном М. Скоттом почти против церкви. Капитан Скотт не пожалел денег на обстановку этого заведения, так что оно обещает быть одним из приятнейших убежищ в графстве Туолумне. Недавно выписаны туда два новых усовершенствованных биллиардных стола с пробковыми подлокотниками. Найть старый приятель, "Горный Джимми", будет исправлять обязанности буфетчика. Просим читателей обратить внимание на объявление об открытии этого ресторана, помещенное на другом столбце настоящей газеты. Для приезжих на Песчаную Отмель всего лучше будет наведаться к старому знакомому, Джимми".

Распря не прекращалась и росла; и тут случилось то же, что мы видели на более знаменитых примерах гражданских несогласий: личная и частная вражда двух выдающихся людей постепенно повела к выделению и развитию общих начал или верований. Вскоре оказалось, что эти самые верования (или просто мнения) тождественны с широкими принципами, положенными в основание американской конституции, согласно толкованию гражданина А., обладающого способностями почти государственного человека; с другой стороны, гражданин Б., со свойственным ему пламенным красноречием, доказывал, что эти принципы равносильны подводным камням, о которые государственный корабль рискует разбиться роковым образом. Практическим результатом столь разноречивых воззрений было то, что Иорка и Скотта выбрали представителями двух противоположных партий Песчаной Отмели и захотели послать их в законодательное собрание.

На эту сессию заседать в Сакраменто поехал Скотт, а Иорк отправился за границу; и таким образом впервые за много лет их разделило далекое пространство, и они попали в совершенно различные атмосферы.

В один прекрасный летний вечер дилижанс из Повертифлэта подкатил к веранде Союзного Отеля, что на Песчаной Отмели. В числе пассажиров был один, повидимому, иностранец, судя по фасону платья от хорошого портного и по гладко выбритому лицу, он потребовал отдельную комнату и рано лег спать. Но на другое утро встал до свету, достал из дорожного чемодана другое платье и облекся в белые холщевые штаны, белую холщевую блузу и в соломенную шляпу. Потом надел себе на шею красный фуляровый платок, спереди завязал его свободным узлом, а концы распустил по плечам. Внешность его совершенно преобразилась. Когда он тихонько спустился с лестницы и вышел на дорогу, никто не признал бы в нем изящного иностранца, прибывшого накануне, и очень немногие узнали бы в лицо здешняго сторожила, Генри Иорка.

В полутьме ранняго утра, при тех переменах, которые произошли за эти годы в расположении города, ему пришлось приостановиться и сообразить, в какую сторону направить свои шаги. Поселок Песчаной Отмели прежнего времени помещался гораздо ниже, ближе к реке; те постройки, что окружали Иорка в эту минуту, принадлежали позднейшему времени и были совсем другого фасона. По дороге к реке он заметил тут новое здание школы, там новую церковь. Немного подальше стоял попрежнему ресторан "Южное Солнце", но позолота сошла с него, краска полиняла, и он превратился в обыкновенную харчевню. Зато Иорк знал теперь, куда итти. Он проворно сбежал с пригорка, перешел через ров и остановился у нижней границы "Согласного прииска".

держался на этих каменистых алтарях, пока восходящее солнце не пожирало его до тла. Внизу вся почва, изрытая, обезображенная давно позабытыми и заброшенными орудиями, с тех пор успела обрасти зеленой травкой и теперь благостно улыбалась Иорку, как будто простила его и хотела показать, что дело еще не так плохо, как он думал. Какие-то пташки купались в прорытой старой канаве с таким радостным видом, будто открыли совершенно новое приспособление природы; а заяц, испугавшись Иорка, забился под вывороченный шлюзный желоб, точно он нарочно для этого был тут поставлен.

До сих пор Иорк еще не решался взглянуть в известную сторону. Но солнце успело взойти так высоко, что озарило и небольшой холм, на котором стояла хижина. Когда он увидел ее, сердце его забилось сильнее, невзирая на все его самообладание. Окно и дверь были затворены, из глинобитной трубы не вился дым, в других отношениях все тут было постарому. За несколько шагов от дома он поднял с земли сломанную лопату, улыбаясь, взял ее на плечо. подошел к двери и постучался. Изнутри не слыхать было ни звука. Улыбка сбежала с его уст, и он нервным движением распахнул дверь.

Кто-то сердито вскочил с койки и бросился ему навстречу: налитые кровью глаза этого человека внезапно выпучились, глядя пристально, но безсмысленно; руки сначала простерлись вперед, потом с угрожающим видом поднялись вверх, - он стал задыхаться, давиться, и вдруг повалился ничком, в припадке конвульсий.

Но он не успел грохнуться на пол, потому что Иорк подхватил его на руки и вытащил на вольный воздух, на солнце. Произошла борьба, во время которой оба упали на землю. Но через минуту Иорк сидел, держа в объятиях своего прежнего сотоварища, подпирал его голову коленом и отирал пену с его безмолвных губ. Мало-по-малу судорожные подергиванья утихали, потом прекратились, и этот сильный человек лежал без чувств на руках своего старого друга.

Несколько минут Иорк сидел неподвижно, глядя ему в лицо. Было очень тихо, лишь издали доносился чуть слышный звук топора по дереву, - один призрак звука. Высоко над горами парил хищный коршун, описывая круги над их головами. Потом раздались человеческие голоса, и подошло двое людей.

-- Нет, припадок случился, - ответил Иорк и попросил их помочь ему донести этого больного человека до гостиницы.

Целую неделю больной товарищ пролежал в постели, ничего не сознавая и мучась и видениями и фантазиями, какие порождали в нем болезнь и страх. На восьмой день, на восходе солнца, он очнулся, открыл глаза, взглянул на Иорка, пожал ему руку, потом сказал:

-- Так это ты и есть? А я думал, что мне от водки чудится

Вместо ответа Иорк взял его за обе руки и, с ласковой улыбкой облокотившись на постель, стал по-ребячьи складывать и разводить его руки.

-- Так себе; а тебе понравилось в Сакраменто?

-- Скука!

Больше они не придумали что сказать друг другу. Через некоторое время Скотт снова раскрыл глаза,

-- Ужасно я ослабел, - сказал он.

-- Едва ли.

Последовало продолжительное молчание, слышно было, как на дворе рубят дрова и начинаются утренние городские звуки.

Скотт медленно и с трудом обернулся лицом к Иорку и сказал:

-- А ведь я тогда чуть не убил тебя.

Они еще раз пожали друг другу руки, но рука Скотта заметно слабела. Он постарался собраться с силами для какой-то важной цели и произнес:

-- Слушай, старина!

-- Слушаю, дружище.

-- Наклонись ближе.

-- Помнишь то утро?

-- Помню

В голубых глазах Скотта мелькнуло шутливое выражение, и, склонившись на приятеля, он проговорил чуть слышно:

-- Вот что, старина... ведь в хлебе-то все-таки было слишком много соли...

оно увидело, что рука Скотта безучастно и холодно выпала из рук его прежнего товарища, и догадалось, что отныне навеки кончилась великая распря Песчаной Отмели.