Что случилось на фонде

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Что случилось на фонде (старая орфография)

СОБРАНИЕ СОЧИНЕНИЙ

БРЭТ-ГАРТА.

С биографическим очерком и портретом автора.

Книга VII.

РОМАНЫ, ПОВЕСТИ.
РАССКАЗЫ.

Издание т-ва И. Д. Сытина.

Что случилось на фонде.

I

-- Ну?.. - нетерпеливо произнес редактор "Горного Глашатая", поднимая глаза с рукописи. - Ну, что еще там?

Нарушителем его одиночества был фактор. Он же и типографщик, если судить по испачканным чернилами рукавам рубашки, засученным на руках, только что приводивших в действие двигающий миром Архимедов рычаг, как называл редактор ручной станок, применяемый "Глашатаем" из экономии. Соскользнувшия с плеч во время работы подтяжки висели небрежной петлей с одной стороны, при чем их функции исполнялись левой рукой, время от времени подтягивавшей брюки на подобающее место. Неглиже завершалось парой стоптанных туфель - излюбленная принадлежность провинциального типографщика.

Но редактор знал, что забрызганные чернилами руки мускулисты и проворны, что под испачканной рубахой бьется честное, надежное сердце, и что стоптанные туфли не мешают их владельцу твердо ступать по намеченному пути. Поэтому он встретил зоркий взгляд добродушных голубых глаз своего верного помощника с вопросительной улыбкой.

-- Я не долго вас задержу, - начал фактор, взглянув на занятие редактора с обычной юмористической снисходительностью, так как питал непоколебимое убеждение, что единственными важными статьями газеты являются происшествия и объявления. - Я только хотел попросить вас чуточку раздуть случай с полковником Старботтлем.

-- Да ведь у нас уже имеется подробное его описание, разве нет? - в недоумении спросил редактор. - Я даже сделал примечание от редакции относительно учащения такого рода несчастных случаев. В этой заметке я предостерегаю публику против опасности ездить на полудиких испанских мустангах.

-- Да, вы это сделали, - снисходительно подтвердил фактор, - но, видите ли, ходят слухи, что это вовсе не была случайность. Многие утверждают, что никакая лошадь не могла бы истрепать человека так, как истрепали полковника.

-- Но я же слыхал от самого полковника, - возразил редактор, - ему-то лучше знать.

-- Может знать, может и не знать, а может и знать, да не пожелать сказать, - задумчиво проговорил фактор, потирая подбородок более чистой стороной руки. - Вы ведь не видали его, тут же, как его подобрали?

-- Нет, - сказал редактор. - Только после того, как его осмотрел доктор. - А что?

-- Джэк Пармли, тот, что выудил его из канавы, говорит, что он был наполовину задушен, и что его черный шелковый галстук был туго-натуго стянут вокруг шеи. На носу у него была ссадина, как если бы кто-нибудь пытался сковырнуть ему глаз, а левое ухо прямо-таки изжевано, точь в точь, как если бы его прихватили щипцами.

-- Он сам сказал мне, что лошадь под ним понесла, встала на дыбы и сбросила его, при чем он потерял сознание, - утвердительно заявил редактор. - Ему нет никакой причины лгать, да, наконец, такой человек, как Старботтль, который не разстается с револьвером и никогда не дает промаха, оставил бы какую-нибудь метку на том, кто напал на него!

захватили врасплох, понимаете ли? - нечем похвастать, - а сознаваться не охота! Смекнули теперь? Не станет же такой человек печатать в газетах, что его замертво оставили на дороге, и что никому от этого не стало ни холодно ни жарко. Тогда конец его политической карьере!

Редактор на миг смутился от такой неопровержимой истины.

-- Вздор! - воскликнул он со смехом. - Кто станет нападать таким способом на полковника Старботтля? Если бы ему случилось поссориться с каким-нибудь политическим противником, тот мог бы застрелить его на глаз, но не стал бы бить его.

-- Допустите, что это не был политический противник, - упрямо настаивал фактор.

-- Кто же тогда? - с нетерпением спросил редактор.

-- Дело прессы выведать и обличить! - ответил фактор кинув многозначительный взгляд на стол редактора. - Вот тут-то, по-моему, и начинается роль "Глашатая".

-- В такого рода деле, - живо вставил редактор, - газета не имеет права противоречить личному показанию человека. Полковник имеет полное право владеть своим секретом, если таковой имеется, в чем я сильно сомневаюсь. - Однако скажите, - добавил он шутливо, в ответ на полуукоризненное, полуюмористическое выражение лица фактора, какую же вы с ребятами изобрели ужасную теорию, и что вы намереваетесь обличать?

-- Ну-с, - серьезно начал фактор, - дело вот в чем. Видите ли, полковник без ума от той испанки вверху холма. На её-то мустанге он и ехал, когда случилось дело, под самым их домом.

-- Ну? - спросил редактор с удручающим спокойствием.

-- Ну!.. - колебался фактор, - вы ведь знаете, что все эти смазчики {Смазчики - "Gressers", прозвище данное янки мексиканцам.} скверный сброд, в особенности муж её, Рамирец.

Редактор знал, что фактор только повторяет всегдашния провинциальные розсказни против мексиканцев. Сам он всегда боролся с этим предубеждением. Рамирец держал фонду или гостиницу на клочке земли, уцелевшем от многих тысяч десятин прежнего землевладельца, испанского вельможи. Жена его отличалась пышными прелестями и не малым кокетством. В фонде шла большая игра, и уверяли, будто общий предразсудок против мексиканцев нисколько не мешал американцам выигрывать с него деньги.

-- Итак, вы думаете, что Рамирец приревновал полковника? Но в таком случае, он бы прирезал его поиспански - и не без борьбы!

-- Человека можно убить не только ножом. Могли стащить его с лошади с помощью лассо и удавить, - многозначительно сказал фактор.

Редактору и раньше приходилось слыхать об этой, изобретенной ваккеро,

Фактор прочел недоверие на его лице и вызывающе продолжал:

-- Конечно, я знаю, что вы и слышать не хотите о том, что толкуют о смазчиках, но вот что известно ребятам, и что они мне сказали, и вот почему я считал, что должен вас известить, чтобы не могли говорить, что вы всегда им покровительствуете.

Лицо редактора слегка омрачилось, но он, тем не менее, сохранил свое самообладание и добродушие.

-- Таким образом, чтобы доказать безпристрастие "Глашатая" в отношении мексиканцев, я должен обратить его в единственного их обвинителя и внушить сомнение в правдивости американца? - спросил он с улыбкой.

-- Я вовсе не то хотел сказать, - краснея возразил фактор. - Я думал только, что так как вы знаете толк в этих людях, то вам легче разузнать, в чем дело, и вы могли бы состряпать статейку из всей этой окаянной истории. В околотке поднялся бы шум, и получился бы большой бум для "Глашатая",

-- В этом я не сомневаюсь, - сухо заметил редактор. - Как бы то ни было, я наведу кой-какие справки; но вы все же на всякий случай шепните ребятам, что "Глашатай" не станет печатать тайны полковника без его разрешения. Тем временем, - добавил он с улыбкой, - если вам очень желательно прибавить к вашим многоразличным обязанностям еще должность репортера, и если вы принесете мне сделанные вами открытия, я, так и быть, просмотрю вашу рукопись.

Он добродушно кивнул и снова взялся за перо; смущенный фактор понял намек и неохотно удалился, подтягивая на ходу брюки.

В тот же вечер, редактор "Глашатая" посетил боевого коня демократии, как его обычно звали, в его номере в гостинице Пальметто. Им руководило естественное юношеское любопытство, хотя он в то же время не имел ни малейшого намерения злоупотреблять доверием полковника. Он застал героя с перевязанным носом, а также - хотя, быть-может, рассказ об удушении повлиял на его воображение - с более обыкновенного вздутыми и апоплексическими щеками. Тем не менее, он сидел за столом перед прохладительным мятным питьем, и при появлении редактора тотчас приказал подать ему такое же.

Редактор выразил удовольствие по поводу того, что он чувствует себя настолько лучше.

-- Спора нет, сэр, кости все целы, но что-то уж очень голова исцарапана для такого пустячного падения. Должно-быть, протащило меня ярда два на ухе, прежде чем пришлось остановиться.

-- Вы, вероятно, лишились сознания от падения?

-- На одну только секунду, сэр, на одну секунду! Мне помог подняться один северный джентльмен, проходивший мимо - некто Пармли.

-- Итак, вы полагаете, что полученные вами повреждения были причинены исключительно одним падением?

Полковник остановился со стаканом на полпути к губам, и поставил его обратно на стол.

-- Милостивый государь! - воскликнул он в негодующем изумлении.

-- Вы говорите, что лишились сознания, - небрежно продолжал редактор, - а некоторые из ваших знакомых считают полученные вами повреждения несообразными с предполагаемой причиной. Они опасаются, что вы безсознательно сделались жертвой нечистой игры.

-- Безсознательно? Сэр! Или вы принимаете меня за безмозглого негра, чтобы я не знал, что меня сбрасывает взбесившийся мустанг? или не думают ли они, что я китаец, которого может потрепать и исколотить шайка негодяев? Известно ли им, сэр, что я отвечаю за данный мною отчет - сэр, - лично отвечаю, сэр?

Для редактора не оставалось никакого сомнения в том, что полковник говорит совершенно серьезно, и что его негодование не имеет ничего общого с преступным сознанием тайны. Человек с темпераментом полковника, конечно, не замедлил бы отомстить за подобное оскорбление.

-- Боялись, что какое-либо злонамеренное лицо могло повредить вам во время безсознательного состояния, - дипломатично отвечал редактор; - но раз что вы утверждаете, что это состояние длилось всего одну секунду, и что вы вполне сознавали происходившее... - Он остановился.

-- Безусловно, сэр, безусловно! Так же ясно, как вижу перед собой этот стакан. Я только что перед тем уехал с фермы Рамиреца. Сеньора - чертовски красивая женщина, сэр! - в шутку предложила мне мустанга своей дочери, если я ухитрюсь доехать на нем до дому. Вы легко меня поймете, мистер Грей, - сказал он охорашиваясь. - Я не так молод, как вы, сэр, но надеюсь, не так еще стар, чтобы уклониться от вызова чертовски пленительного создания. Итак, сэр, я сел на лошадь. Приходилось мне ездить без седла на чистокровных конях из табунов Моргана и Синей Травы, но никогда еще не привелось сидеть на такой отъявленной китайской петарде! После того, как он подхватил, я еще кое-как держался, но не успел я обхватить его шпорами, как он уже взвился на дыбы, а на втором скачке я уж растянулся на земле.

-- Что-то в роде четырехсот-пятисот ярдов, сэр.

-- Тогда с фонды могли видеть, что случилось с вами?

-- Едва ли, сэр. Ибо в этом случае, могу сказать без сомнения, что сеньора явилась бы ко мне на помощь.

-- Однако не её муж?..

Старомодное жабо полковника взъерошилось от вздувшого его грудь негодования, изображенного, быть-может, с целью скрыть затаенное под ним самодовольство.

-- Мистер Грей, - произнес он со скорбной строгостью, - в виду того, что вы мой личный приятель и представитель печати - силы, к которой я отношусь с уважением, - я согласен забыть оскорбительное для дамы замечание, которое могу только приписать легкомыслию юности. В то же время, сэр, - добавил он без всякой логики, - если бы Рамирец был недоволен моим поклонением, он бы знал, где меня найти, сэр, и знал бы, что не в моем обыкновении отказывать джентльменам - какой бы то ни было национальности - в сатисфакции, сэр, в личной сатисфакции.

Помолчав, он добавил, со странной смесью тревоги и чувства собственного достоинства:

-- Надеюсь, сэр, что ничего - гм! - подобного не появится в вашей газете.

-- Любезный полковник, - отвечал редактор, - я для того и пришел, чтобы узнать от вас правду и предупредить разглашение ненужных толков. Ведь говорили же, - добавил он со смехом, - что вас наполовину удавили петлей лассо.

К его удивлению, полковник не засмеялся, а только неловко поднес руку к распущенному галстуку, с несколько стесненным выражением лица.

-- Я признаю, сэр, - сказал он с насильственной улыбкой, - что испытал ощущение удушения, и возможно, что даже упомянул о том м-ру Пармли; но оно, как думаю, происходило от того, что галстук, который я, как видите, ношу свободным, скрутился жгутом при падении и полез кверху.

Он протянул пухлую белую руку редактору, и тот, дружески пожав ее, удалился. Вполне довольный своей миссией и твердо решившись не допускать дальнейших комментариев, м-р Грей, тем не менее, чувствовал, что любопытство его не совсем еще удовлетворено. Каковы отношения полковника к семейству Рамирец? Судя по его собственным словам, предположение фактора о причинах нападения становилось вполне вероятным, а самое покушение могло быть совершено в то время, как он находился без сознания.

Однако он сохранил все это про себя, кратко объявил своему фактору, что не видит причин ничего добавлять к набранной уже заметке, и бросил думать о происшествии. Что касается полковника, он на другой же день уехал из города.

По прошествии недели в кабинет редактора осторожно вошел фактор, и, затворив за собой дверь наборной, остановился перед патроном со странной смесью нерешимости, стыда и юмористического конфуза на лице.

В ответ на вопросительный взгляд редактора, он медленно начал:

-- Вы, может-быть, помните, что когда мы говорили с вами о случае с полковником Старботтлем, я сказал, что он, по-моему, знает, почему на него напали таким образом, да только не хочет сказать.

-- Да, помнится, что вы высказывали недоверие к его словам, - с улыбкой заметил редактор.

-- Ну-с, я все беру обратно. Верю, что он сказал все, что знал. Я был не прав! Я каюсь!

-- Потому что сам прошел через ту же историю.

Он разстегнул ворот рубашки и указал на шею, на которой виднелась небольшая ссадина и синеватая полоса; затем добавил с угрюмой улыбкой:

-- Получил доказательств, сколько душе угодно.

Редактор бросил перо и в удивлении уставился на него.

-- Видите ли, м-р Грей, отчасти вы сами в том виноваты! Когда вы подняли меня на смех и подзадорили меня заняться репортажем, я был так глуп, что принял ваш вызов. Пошел раз-другой взглянуть между делом, что делается у Рамирецов. Один раз явился я к ним, пока там шла игра. Было там несколько американцев, которым сильно везло, насколько я мог судить; притом они уже успели накачаться тем агуардиенте, которое валит с ног. Понимаете ли, у меня явилось подозрение, что если тут творятся не чистые дела, то нет ничего легче, чем напасть на этих молодцов, когда они с пьяных глаз отправятся во-свояси с выигрышем.

-- Стало-быть, вы отказались от теории о ревности Рамиреца к полковнику? - с улыбкой спросил редактор.

-- Погодите! я еще не кончил! Я просто предполагал, что если на усадьбе держат шайку негодяев, то их можно использовать с этой целью, и мне только хотелось накрыть их на месте преступления. Итак, когда пришло им время расходиться, я как ни в чем не бывало пошел себе бродить по дороге и стал смотреть во все глаза. Ярдах в ста от дома имеется нечто в роде "корраля", футов в шесть вышины, - глинистая стена, а поверх - изгородь из кольев. Некоторые из кольев оказались выломанными: я заглянул внутрь, но так как никого не было, то я прислонился к одному из отверстий и стал дожидаться.

Вдруг что-то схватило меня за шиворот и так стиснуло галстук и воротник, что я еле мог продохнуть. Чем больше я вертелся, тем хватка становилась теснее. Я не мог ни крикнуть ни выговорить слова, и так стоял, разинув рот, пригвожденный к окаянной изгороди, да размахивая руками и ногами, как игрушечный паяц! Вам это кажется смешным, м-р Греи, - не спорю, что я должен был походить на пугало, - но не хотелось бы мне опять пережить то, что пережил тогда. Глотку сжимало все туже; все почернело вокруг; я уже собрался было в далекий путь и подумывал о том, что вам пора пустить объявление насчет нового фактора, как вдруг что-то оборвалось - и освободило меня.

То была моя шейная запонка, - и я камнем упал на землю. Пока я отдышался и смог влезть на окаянную изгородь и соскочить внутрь, там не оказалось ни живой души, кроме нескольких лошадей, которые шарахнулись прочь от моего прыжка. Можете себе представить, что со мной делалось! И надо же мне было еще, выйдя обратно на дорогу, повстречаться с ватагой этих пьяных болванов, позвякивающих своими выигрышами в полном восторге, - и никого поблизости! Я за компанию пошел вместе с ними до города, но ничего ровно не случилось.

-- Но, дорогой мой Ричардс, - горячо сказал редактор, - тут уже не до репортажа - здесь дело полиции. Вам следует тотчас же повидать депутата-шерифа и подать ему жалобу, - или вы хотите, чтобы это исходило от меня? Дело ведь не шуточное.

-- Дайте срок, м-р Грей, - медленно проговорил Ричардс. - Я никому не говорил об этом, кроме вас, и никому не скажу. Это мое личное дело, - и сдается мне, что я сам смогу управиться с ним, не прибегая к пересмотренному своду законов штата Калифорнии и к шерифской власти.

В юмористических голубых глазах блеснули стальные искорки, которые редактору приходилось уже видеть в решающие моменты, и говорил он медленно и степенно, что, по мнению Грея, также обещало мало хорошого противнику.

-- Не будьте болваном, Ричардс, - спокойно заметил он. - Не принимайте заурядной грубой выходки за личное оскорбление. Без всякого сомнения, напавший на вас негодяй обобрал бы вас, когда бы не подоспели остальные.

Ричардс тряхнул головой.

-- Он десять раз успел бы меня ограбить, прежде чем они подошли, если бы точно дело шло о грабеже. Нет м-р Грей, то не был грабеж.

-- Не приударили ли вы за сеньорой Рамирец, как полковник Старботтль? - со смехом спросил редактор

-- И не думал! - презрительно отозвался Ричардс: - не в моем она вкусе. Но.. - Он на миг замялся, затем продолжал: - была там одна красотка - должно-быть, её дочка - фея да и только! Вошла она только на минутку - ее мигом выставили из комнаты, - да и то сказать, будь я проклят, если она не была так же у места в этом тумане табачного дыма и чесночного варева, как ангел на бое быков. И вот еще, что сбило меня с толку - кожа у нея белая, как у нас с вами, глаза голубые, а волосы темно-рыжие, заплетенные в большущую косу. Когда бы только не говор нараспев и не её "gracias, senor", можно бы побиться об заклад, что она американочка, вновь прибывшая из-за равнин Синей-Травы.

-- Однако, Ричардс, вы видно парень не промах! Это еще что за штуки такия?

-- Да что вы, м-р Грей, ведь она сущее еще дитя, - самое большее, что ей четырнадцать лет!

-- Положим, у них выходят замуж двенадцати лет, - со смехом возразил редактор. - Держите ухо востро! Не подметил ли вашего восхищения какой-нибудь другой вздыхатель?

Он тут же пожалел о сказанном, увидав вспыхнувший на щеках румянец ревности и прежний стальной блеск в глазах Ричардса.

-- Думается мне, что я сумею с этим управиться, сэр, медленно произнес он, - и что в следующую мою встречу с этим молодцом - кем бы он ни оказался! - он увидит не одну только мою спину.

Редактор знал, что сомневаться в этом не приходится, и с минуту недоумевал, не следует ли ему передать дело в руки полиции. Ричардс слишком хороший человек и работник, чтобы рисковать потерять его в трактирной драке. Сообразив, однако, что этим он может ускорить тот самый скандал, которого ему желательно избежать, он решил произвести личное разследование. Им начинало овладевать серьезное любопытство. Странно также, что описание Ричардса совпадает с более утонченным типом гидальго, или белокожих испанских поселенцев. Если оно правильно, что делает здесь эта девушка? и каковы её отношения к Рамирецам?

II.

На следующий день он отправился на фонду. Расположенная на окраине давно уже переросшого ее города, она до сих пор сохранила следы прежнего своего назначения, в качестве гациенды или фермы одного из испанских землевладельцев. Патио, или внутренний двор, все еще существовал в виде загородки для повозок, и виднелось даже несколько лошадей, привязанных к перилам внутренняго коридора, служившого теперь фонде или харчевне открытой верандой. Противоположное крыло здания служило тиенди - то-есть, складом товаров, потребных для мексиканского населения, и также принадлежало Рамирецу.

Сам хозяин - сложенный как Сапчо Панца и обросший круглыми бакенами - приветствовал его с развязной поверхностной любезностью. Фонда, и все, что в ней имеется, всецело находятся в его disposièion.

Сеньора, кокетливо повышая и понижая голос, сокрушалась о его продолжительном отсутствии, его неверности и общем вероломстве. Правда, он стал теперь великим человеком! Он пишет о делах своего народа - скромные друзья теперь уже не чета ему! Ах! - таковы пути мира! А между тем не так давно еще - ну, да, на этой самой неделе - их посетил не кто иной, как сам главный импрезор импренты дона Панчо.

Поистине, великий человек! Ну что же, надо довольствоваться тем, что можно заполучить. Кто они? бедные трактирщики: если не пришел губернатор, приходится приветствовать и алькада.

фонду своему импрезору, явившемуся сюда перед ним в качестве курьера. Но что он слышал? Импрезор был поражен видом прелестной девушки - совсем еще мучачи - однако красоты неописанной - не подлежит сомнению, что это дитя - дочь его приятельницы? Итак, на фонде еще раз повторилось старое чудо зрелого апельсина и благоуханного цветочка на одном и том же дереве? И все это утаили от него!

-- Да, но ведь это случилось всего только на-днях, - пояснила видимо польщенная Сеньора. - Мучача - ибо точно она еще дитя - только-что возвратилась из монастыря в Сен-Хозе, где пробыла четыре года. Ах! ничего не поделаешь! Разве фонда подходящее место для ребенка, которому впору только учить молитвы Богородице? - вот ее и продержали там. А теперь, что она дома, ничего знать не хочет кроме лошади. С утра до поздней ночи! Кабаллеро могут ходить взад и вперед, в доме может быть пир горой - а ей и горя мало! Лишь бы ей была лошадь. Даже и сейчас, скачет себе по полям. Не угодно ли дону Панхо взглянуть на Коту на лошади?

Редактор охотно согласился и сопроводил хозяйку дома вдоль коридора к ступенькам, с которых открывался вид на широкую площадь прежнего выгона фермы. Вдали носилась на лошади стройная белая фигурка. По знаку сеньоры Рамиерец, она круто завернула и помчалась к ним. Но, не доехав сотни ярдов, она вдруг осадила лошадь, как это делают ваккеро и, соскочив с нея, пешком пошла к ним навстречу, ведя лошадь в поводу.

К своему удивлению, м-р Грей увидал, что она ехала без седла, а судя по её скромной остановке на благородном разстоянии, еще и по-мужски! Комплименты, высказанные им матери, были вполне искренни, так как он был поражен ловкостью и неустрашимостью наездницы. Но когда она и лошадь, наконец, остановились перед ним, он смешался и не сразу нашел, что сказать.

Ибо Ричардс не преувеличил красоты девушки. Действительно, она была опасно хороша, начиная с маленькой золотистой головки и кончая крошечными ножками. Фигура же её, хотя и очень миниатюрная, была совершенно пропорциональна. Несмотря на серые глаза и цвет волос, она была типичной испанкой, и один только простодушный и восторженный Ричардс мог сравнить ее с американкой.

Но еще более он удивился, увидав, что её мустанг столь же своеобразен, как и она сама. Это была кобыла полукровка, оригинальной масти, известной в Америке под названием "пинто" - пегой, буланой с серым. По сложению, это был настоящий арабский конь, притом лишь наполовину объезженный. Зеленовато-серые глаза, в которых было видно слишком много белка, странным образом напоминали взгляд самой Коты!

Безконечно пораженный, Грей уставился на девушку, в её белом в оборочках платье, с открытой головой в рыжих кудрях, и на стоявшее рядом с ней голубое в розовым, воплощение лошадиной несуразности, и готов был вообразить себя в цирке.

Он пробормотал несколько слов восхищения по адресу кобылы. Мисс Кота грациозно развела руками и низко присела:

èion de Usted, Sehor.

Грей тотчас подметил лукавую шаловливость, скрывавшуюся под церемонным приветствием и сверкавшую в веселых глазах. Ему даже почудилось, что её настроение разделяется самим животным, как бы то ни было, он имел большой опыт в укрощении диких лошадей и несколько гордился своей прытью. Он поклонился.

-- Принимаю дар сеньориты, для того, чтобы снова сложить его к её ножкам.

Здесь, однако, толстый Рамирец счел своим долгом вмешаться.

-- Ах, Матерь Божия! К чорту все эти глупости; чтобы их больше не было! - с нетерпением сказал он девушке. - Берегитесь, Дон Панчо! - прибавил он, обращаясь к редактору, - это подвох!

-- Думается, что этот подвох мне известен, - многозначительно сказал Грей. Девушка с любопытством смотрела, как он ухитрился протиснуться между нею и мустангом, под предлогом потрепать его по лоснящейся шее. - Я оставлю свои собственные шпоры, - добавил он вполголоса, указывая на американския острые шпоры с небольшими колесцами, которые носил вместо широкой, тупой, пятиугльной звезды мексиканского образца.

Девушка, очевидно, не сразу смекнула, в чем дело, хотя и поняла это минуту спустя, потому что, не пытаясь даже ухватиться за гриву лошади, Греи одним прыжком очутился у нея на спине. Совершенно не ожидавшая этого, лошадь сперва была ошеломлена. Пока она спохватилась, всадник успел уже укрепиться на ней. Он чувствовал, как её гибкий хребет изогнулся под ним, как спина кошки, когда она стрелой взвилась кверху.

Но тут она ошиблась в расчете! Вместо того, чтобы тесно прильнуть к бокам внутренней стороной икр, на манер ваккеро, как она к тому привыкла, он вонзил ей шпоры в бока и дал своему туловищу подняться вместе с её прыжком, так что такая шпора прорезала борозду от живота лошади почти до самой спины.

Лошадь как пуля припала на ноги, при чем он проворно высвободил шпоры и сел на место, чувствуя себя немного потрясенным, но ни мало не сконфуженным. Снова она дала прыжок, снова шпоры отметили его высоту длинной царапиной на гладких боках. Она сделала третью попытку, но на этот раз опустилась на полпути, почувствовав резнувшую её сталь, и остановилась как вкопанная, дрожа всем телом. Грей соскочил на землю.

Со стороны трактирщика и его жены послышались рукоплескания, поддержанные слонявшимся по коридору ваккеро. Конфузясь собственной победы, Грей повернулся к Коте готовясь извиниться. К его удивлению, она окинула равнодушным взглядом окровавленные бока своей любимицы, разсматривая зато седока с усиленным любопытством.

-- Ах! - проговорила она, глубоко переводя дыхание, - вы сильны - и вы понимаете в чем дело.

-- Я только отвечал хитростью на хитрость, сеньора! - возразил он, краснея, - позвольте мне осмотреть царапины на конюшне, - добавил он, когда она повернулась уходить, уводя взволнованную лошадь к видневшемуся поодаль загону.

Грей хотел взять у нея из рук повод, но она сделала ему знак итти вперед. Он повиновался; но едва успел достигнуть двери конюшни, как она вдруг грубо схватила его за плечи и, втолкнув его внутрь, захлопнула за ним дверь.

В изумлении и даже негодовании, он обернулся к двери во-время, чтобы уловить слабый звук какой-то возни снаружи, после чего Кота вошла к нему с раскрасневшимся лицом.

Она указала на неповоротливого пеона с злобным лицом, сердито отгонявшого мустанга к корралю.

-- Забудьте об этом! Я была груба!

-- Санта Мария! я также чуть вас не сбросила, но все же, - добавила она с ослепительной улыбкой, - не надо наказывать меня так, как вы наказали ее! Потому что вы очень сильны - и понимаете!

Но Грей ничего не понимал, и, наскоро извинившись, поспешил ускользнуть от прекрасной, но зловещей своей мучительницы. Притом, этот неожиданный инцидент временно отвлек его внимание от главной цели посещения - от разоблачения обидчиков Ричардса и полковника Старботтля.

Однако разспросы четы Рамирец не дали никаких результатов. Сеньору Рамирецу никогда не приходилось замечать никаких подозрительных личностей среди посетителей фонды, и если не считать кое-каких недоразумений с пьяными американцами и ирландцами, его никто не тревожил.

-- Вот разве пеон, их бывший ваккеро? положим, он не ангел, но, тем не менее, опасен только для быка и старых лошадей - ведь он боится даже Коты!

Нечего делать, пришлось ехать домой не солоно хлебавши.

Не мало был он озадачен неделю спустя, когда, вернувшись невзначай в редакцию, услыхал в наборной детский музыкальных смех.

Кота! Как объяснил ему Ричардс, она явилась по его приглашению, чтобы ознакомиться с чудесами и тайнами печатного дела в такое время, когда они не могут "обезпокоить мистера Грея за работой". Но сияющее лицо Ричардса и простодушная нежность его голубых глаз ясно выдавали внезапный рост овладевшей им искренней страсти, а небывалое великолепие его костюма доказывало, как тщательно он подготовился к случаю.

Грей был не на шутку озабочен и встревожен, так как считал девушку опасной кокеткой. Однако ничто не могло быть очаровательнее её наивного ребяческого любопытства, в то время, как она следила за Ричардсом, орудовавшим рычагом станка или подбиравшим длинные ряды шрифта. Он даже напечатал карточку с именем "Сеньорита Кота Рамирец", текст которого был набран собственными её смуглыми пальчиками, под аккомпанимент переливов музыкального смеха.

Редактор мог бы и сам размечтаться, когда бы не то обстоятельство, что серые глаза, так часто пытливо останавливавшиеся на нем, пока он якобы слушал Ричардса, более чем когда-либо походили на глаза мустанга, по исполосованным бокам которого так безчувственно блуждал её взгляд.

Он вскоре удалился, чтобы не мешать их невинному tête-à-tête, но не прошло и нескольких минут, как Кота уже обогнала его на большой дороге, вскачь на своем пинто, при чем задорно послала ему воздушный поцелуй.

В течение последних дней Ричардс избегал разговоров о Коте, что редактор приписал стыдливости серьезного чувства, хотя в то же время к своему изумлению убедился, что его фактор как-то охладел к розыскам своего неведомого врага. Таким образом обсуждение вопроса пало само собой, и любопытство Грея начинало уже ослабевать, когда его неожиданно оживил случайный инцидент.

Один его старый товарищ и закадычный друг - некто Энрикец Сальтильо - бросил прогулку в горах специально для того, чтобы его навестить. Энрикец был родом из одной из древнейших испано-калифорнских фамилий; он питал искренную дружбу к редактору, и любил вдобавок напускать на себя неумеренное пристрастие к американским нравам и обычаям: настолько даже, что примешивал калифорнский жаргон к типичной испанской изысканности речи и к лично присущей ему легкой иронии.

"Глашатая" - со сдвинутой на затылок шляпой и покоящимися на столе ногами. Это не помешало ему мигом вскочить и расцеловать Грея с характерной экспансивностью.

передовой статьи, за сбором подписки, или за "вышибанием глаза" у редактора-соперника, и буду присутствовавать при этом зрелище! Я не колеблюсь более - лечу в тот же миг - и вот я здесь!

Грей был в восторге. Сальтильо превосходно знал все испанское население - как собственную высшую расу, так и её мексиканских и индейских союзников. Если кто-нибудь мог разрешить тайну фонды и открыть неведомого противника Ричардса, так это именно он! Однако он для начала удовлетворился несколькими краткими вопросами относительно прекрасной Коты и её непонятной близости к Рамирецам. Сообщения Энрикеца были в такой же степени лаконичны.

-- Ваши подозрения, мой милейший братец, отчасти правильны - но, впрочем, только наполовину! Ангелочек Кота, несомненно, дочь обворожительной сеньоры Рамирец, однако не превосходного сеньора, её мужа. Ах! что прикажете? Мы испанцы простой, патриархальный народ; мексиканец Рамирец был арендатором у старого испанского землевладельца - такого же как мой отец - мы же привыкли быть отцами бедняков, подчас и их детей. Возможно, поэтому, что безподобная Кота похожа на испанского землевладельца. Впрочем, постойте - пребывайте в спокойствии! Припоминаю теперь, - внезапно драматически ударив себя по лбу, - бывший владелец этого ранча не кто иной как мой кузен Тибурцио! Таким образом, друг мой, этот ангелочек приходится мне двоюродной племянницей. Смотрите на меня! Я тотчас отправляюсь туда с визитом. Я обнимаю давно утраченную родственницу. Я представляю лучшого своего друга, дона Панчо, который ее любит. Я говорю: "Благословляю вас, дети мои!" и дело в шляпе! Иду! Уже пошел!

Он вскочил с места и нахлобучил шляпу на голову, но Грей поймал его за руку.

-- Ради всего святого, Энрикец, будьте хоть раз в жизни серьезным! - воскликнул он, насильно усаживая его обратно. - Да не кричите так громко. Мой фактор, тут рядом в комнате, восторженный поклонник девушки. Ради него я и навожу эти справки.

пути. Хорошо, хорошо, - пребавил он в ответ на полу-серьезное раздражение Грея, - пребывайте спокойным. Я не возьму своего слова обратно из-за него! Как я сказал, так и будет. Друг моего друга то же, что мой друг! По правде, он непривлекателен для глаза, но нет сомнения, что он в свое время сделается губернатором или сенатором. Я дам ему свою двоюродную племянницу. Конечно! Я тут же ему скажу!

Он попытался встать, но Грей удержал его на месте, при чем встряхнул как следует за плечи.

-- Право стоило бы вас пустить, и посмотреть, как вас вышвырнут в окно за труды, - сказал редактор, смеясь против воли. - Выслушайте меня. Дело серьезнее, чем вы думаете.

И Грей вкратце изложил историю таинственных нападении на Старботтля и Ричардса. Во время рассказа он заметил, что иронический блеск исчез из глаз Энрикеца, и взгляд его подернулся задумчивостью. Он начал крутить тонкие усы - верный признак волнения у Энрикеца.

-- Если с двумя людьми, столь противоположными, как воинственный Старботтль и превосходный Ричардс, произошел один и тот же случай, это еще не доказывает, что последний исходит от Рамирецов, хотя бы они и были оба на фонде, - серьезно сказал он. - Причина случившагося явилась не сегодня и не вчера, ни даже на прошлой неделе. Причина была налицо, когда еще не было на свете ни воинственного Старботтля ни превосходного Ричардса; когда еще не было в Калифорнии ни единого американца, - прежде чем мы с вами явились в мир, мой братец! Причина случилась - двести ле

Редактор сделал недоверчивый и нетерпеливый жест, по остановился при виде несомненной искренности Энрикеца.

-- То, что я говорю, правда, серьезно, - продолжал тот. - Это старая история - и длинная история. Я сделаю ее короткой - и новой!

Он помолчал и закурил папироску, не меняя странного выражения лица.

-- Было это тогда, когда патеры впервые стали миссионерствовать, и брали язычников, и обращали их, и спасали их души. Такое уж было их ремесло - понимаете, мой Панхо? Чем больше они обратят язычников, чем больше спасут душ, тем лучше для дела. Но язычники не всегда хотят обращаться: язычники бегут, язычники удирают, язычники не хотят оставаться, а обращаются вспять. Что поделаете? Итак, святые отцы затевают маленькую игру. Вам, мой маленький брат, быть-может, неизвестно, каким образом святые отцы обращают язычников? - невозмутимо добавил он.

-- Я вам скажу. - Берут они в президию пять или шесть драгунов, - понимаете? - кавалерийских солдат, и ловят язычника в его маленькой хижине. Когда нельзя окружить его, и он бежит, его ловят на лассо как дикую лошадь. Лассо хватает его за шею; приходится остаться на месте. Иногда его удавят. Иной раз он окажется мертвым, но зато душа его спасена. Вы мне не верите, Панчо? Я вижу, вы хмурите лоб, сверкаете глазами: вам не нравится? Поверьте, мне также не нравится, но это так!

Он пожал плечами, отшвырнул недокуренную папироску и продолжал.

притча? Она не останавливается - она все бежит! Мало того, что бежит, но увлекает за собой доброго падре! Он не может высвободиться, потому что риата крепко привязана к его седлу; драгуны не могут помочь, потому что он увлечен черезчур быстро. Одно мгновение, и она исчезла - а с нею исчез и падре. Но почему? Его лассо поймало не девушку, а дьявола! Понимаете? - это кара - возмездие - он погиб! И на веки веков. Ибо с тех пор он обречен возвращаться каждый год - в виде призрака, на призрачном коне закидывать лассо, как бы для того, чтобы ловить язычников. И в эту игру он осужден играть на веки веков. Так как теперь нет больше язычников, то он ловит кого может. Дед мой видал его однажды, - было это ночью в грозу, и он промчался мимо как молния. Моему деду очень это не понравилось - он был очень недоволен. Мой дядя также повстречался с ним, но осенил себя крестным знамением, и лассо упало рядом, и дядя остался очень доволен. Один из ваккеро моего отца и пеон моего двоюродного брата оба были найдены на дороге, задушенными на-смерть. Много погибло народа таким образом. Иной раз видали его самого, другой раз женщину, иногда одну только лошадь. Но каждый раз оказывалось, что кто-нибудь да задушен на-смерть. Поистине, друг мой, воинственный Старботтль и честолюбивый Ричардс спаслись только чудом!

стал втупик.

-- Вы хотите этим сказать, что существует подобное общеизвестное предание? - спросил он наконец.

-- Среди моих соотечественников - да.

-- А вы в него верите?

Энрикец помолчал. Затем встал, пожал плечами.

Он с важностью надел шляпу, а вместе с ней как бы вновь облекся обычным своим легкомыслием. - Послушайте-ка, что-то давненько уж ничего не было выпито! Пойдемте в гостиницу, и пусть буфетчик даст нам брэнди и мятного питья, пока лассо брата Педро еще не отучило нас глотать. Живо, бежим!

М-р Грей возвратился в редакцию "Глашатая" в несравненно более удовлетворительном состоянии духа. Каково бы ни было его мнение об искренности Энрикеца, впервые с самого дня нападения на полковника Старботтля он усматривал в инциденте законную пищу для газеты. Из легенды вместе с её курьезным совпадением с покушениями, можно сфабриковать великолепную сенсацию.

Нет надобности называть никаких имен, и если бы даже полковник Старботтль и узнал свое приключение, он не мог бы заявлять никаких претензий на его истолкование. Редактор по опыту знал, что каждый не прочь быть героем рассказа о привидениях, или избранным свидетелем спиритической манифестации. Так же и Ричардс не мог оскорбиться подобным освещением его личного приключения, до сих пор хранившагося в тайне, лишь бы не касались его отношений к прекрасной Коте. Немедленно призвав его в свой кабинет, редактор вкратце изложил ему только что переданную Энрикецом историю, и добавил, что намерен ее использовать для газеты. К его удивлению, лицо Ричардса выразило столько же тревоги, как и лицо Энрикеца.

-- История хорошая, что и говорить, - стесненно заметил он; - не спорю, что для газеты материал самый подходящий, - да только все это ни к чему. Дело в том, что вся тайна разъяснилась, и преступник разоблачен,

-- Разоблачен? Как? Когда? почему вы раньше мне не сказали? - в изумлении воскликнул Грей.

-- Я не знал, что вы так уж этим интересуетесь, - все более смущаясь ответил Ричардс, - притом же секрет принадлежит не мне одному.

-- Дальше! - с нетерпением сказал редактор.

лошадь с места подхватила, но тот ухитрился удержаться за гриву одну-две мили, пока та не начала давать козлы. При первом же козле, он свалился на землю, хотя не расшибся. Но едва он попытался встать, как кто-то схватил его за шиворот и начал душить. Его так туго стиснуло, что он не мог обернуться, но все же кое-как удалось достать револьвер и выпустить два заряда из-под руки. С минуту его продолжали давить, затем хватка ослабела, и на него навалилось что-то грузное, но он изловчился и выпал наружу. И тут, чтобы вы подумали? - он увидал эту самую лошадь!.. с двумя пулевыми ранами в шее и собственным его галстуком в зубах! Да-с, сударь мой! мужлан, напавший на полковника Старботтля, негодяй, вцепившийся в меня сзади, когда я стоял, прислонившись к окаянной изгороди, был не кто иной, как все тот же забытый Богом, измышленный адом пинто!

-- Но почему бы не рассказать этой истории в придачу к первой? - спросил редактор, возвращаясь к своей идее. - Она страшно интересна.

-- Не годится, - повторил с угрюмым упорством Ричардс.

-- Почему!

-- Вы! вы вторично подверглись нападению?

-- Да, - сказал Ричардс, становясь все мрачнее. - Вторично - и нападающим была все та же лошадь! Лошадь Коты! И знала ли Кота о её проделках, нет ли, но факт тот, что она была в полной ярости за то, что я убил ее, и теперь между нами все кончено.

-- Вздор! - порывисто возразил редактор, - она простит вам. Вы же не знали, когда стреляли, кто нападающий.

-- Вспомните о покушении на дороге. - Ричардс тряхнул головой с упрямой безнадежностью. - Ни к чему все, м-р Грей. Мне следовало и тогда догадаться, что это лошадь. Ведь, кроме лошадей, в коррале никого не было. Нет! Кота уже уехала обратно в Сан-Хозе, и сдается мне, что Рамирец <>