Крестовый поход на "Эксцельсиоре".
Часть первая.
I. Первое предзнаменование

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Крестовый поход на "Эксцельсиоре". Часть первая. I. Первое предзнаменование (старая орфография)

СОБРАНИЕ СОЧИНЕНИЙ
БРЕТ-ГАРТА

Том пятый.

Крестовый поход на "Эксцельсиоре".

РОМАН.

ЧАСТЬ I.

I.
Первое предзнаменование.

4-го августа 1854 г. около мыса Корриентес взошедшее солнце осветило бурливое, волнующееся море и на нем шедший к Мексиканскому берегу корабль. На востоке возвышалась снеговая вершина Колимы, похожая на привидение. Вздуваясь и наростая, вливался Тихий океан широчайшей полосой в открытый Калифорнский залив.

При свете утра было видно, что корабль сделал дальний и трудный путь. Потерялась одна стеньга, правый баканец свесился и бездействовал. Но корабль - это был клипер - шел все-таки молодцом, и палуба его была поразительной чистоты. Хотя было еще довольно темно, но, кроме двух неизбежных вахтенных у руля, на палубе стояла еще третья фигура, чистившая шканцы, стулья и диванчики, предоставленные в распоряжение пассажиров корабля. "Эксцельсиор", как назывался клипер, сдал свои груз в Кальяо и вез с собой пассажиров в Калифорнию - в виде материала для местной золотой горячки, только что перед тем открывшейся.

Вдруг на палубе произошло движение. Из невидимой каюты послышалось какое-то неожиданное приказание; в первый раз оно не произвело никакого действия; но затем оно было повторено, и на палубу выбежало два, три человека, которые взялись за руль, оттеснив вахтенных. "Эксцельсиор" стал держать курс на северо-запад и, плавно повернув, словно распростился с видневшимся берегом, чтобы снова спуститься в открытое море.

-- Что бы это значило? - спросил один из рулевых своего товарища, возвращаясь на место.

-- Это не шкипер приказал, он вдребезги пьян и его не сдвинешь с места рычагом Архимеда. Это наверное выдумка помощника.

-- Стало-быть, к чорту Мазатлан?

-- Попадешь к чорту, но не в Мазатлан, - сказал третий подошедший к ним матрос.

-- Почему?

Подошедший не отвечал. Он смотрел на удалявшийся берег. На горизонте виднелись легкие клубы дыма

-- Пароходы?

-- Тс!..

Он приложил палец к губам, хотя и без того разговор велся шопотом. На палубе появился человек, очевидно, пассажир. Два, три негра, исполнявших обязанности матросов, тотчас же отошли в сторону от вахтенных.

Пассажир этот был человек чистенький, аккуратный, благообразный. Он, повидимому, еще не успел привыкнуть к жизни на корабле и ходил очень неумело. Девятый вал заставил его даже ухватиться за канат. При всем том он заметил с большим безпокойством, что корабль переменил курс.

-- Позвольте узнать, что это значит? - воскликнул он. - Зачем мы повернули? Мы удаляемся от берега! Разве мы не заедем в Мазатлан?

не интересовало. Пассажир нетерпеливо обратился к третьему матросу:

-- Что за притча? Было решено, что заедем в Мазатлан. Ведь у меня там дела.

-- Так приказано, сэр, - лаконически ответил матрос, отворачиваясь от пассажира.

Пассажир был человек опытный; он понял, что дальнейшие разспросы ни к чему не поведут; он знал также, что в таких случаях не добьешься никакого толка и от капитана, даже если он и не пьян. Поэтому он благоразумно вернулся в каюту.

-- Вы разстроены, дорогой Банкс? - спросил его чей-то голос. - Должно-быть, не выспались как следует. Или, быть-может, вам не нравится, что корабль повернул? Вы боитесь сильной качки, которая в открытом море всегда сильнее?

-- Понятно, я взбешен! - резко ответил Банкс. - Мы повернули, не угодно ли!.. Мы совсем не заедем в Мазатлан! Просто свинство! Я хочу поговорить с капитаном... Я буду жаловаться!.. Помилуйте, у меня дела в Мазатлане... Я жду писем...

-- Дела, мой дорогой друг? - продолжал голос, слегка иронизируя. - Успеете покончить свои дела, когда прибудете в Сан-Франциско; а письма не пропадут, вы их получите в свое время. Лучше поднимемся на палубу и пошлем прощальный привет мексиканскому берегу - стране Монтецумы и Пизарро. Пойдемте! Посмотрим на горы, с которых Бальбоа взирал на берега Тихого океана. Пойдемте!

Собеседник Банкса, человек, очевидно, более привычный к морским путешествиям, был, однако, одет в столь же неподходящий для морского путешествия костюм. Белые штаны в обтяжку, кожаные узкие сапоги и застегнутый на все пуговицы сюртук делали его похожим на военного; но в разрез с этим шли отложной воротник рубашки, небрежно завязанный шелковый галстук и гладко выбритая добродушная физиономия. Его гладкие черные волосы, лоснящиеся словно после купанья, были тщательно зачесаны назад. Шляпа на затылке придавала ему щеголеватый, ухарский вид и вместе с тем обнажала его высокий белый лоб.

Он взошел на "Эксцельсиор" в Кальяо, и пассажиры сразу решили, что это военный. Когда же они разсмотрели его за завтраком и обедом поближе, то пришли к заключению, что это духовная особа, и попросили его прочитать молитву. В довершение всего его стали называть "сениор" Перкинс, на том только основании, что он отлично говорил по-испански.

Прислонившись к мачте и показывая правою рукою на удаляющийся берег, он произнес:

-- Посмотрите, сэр! Что за чудесная страна! Страна, в которой текут молочные и медовые реки. На её горах произрастает флора трех климатических поясов. А между тем народ... подавленный, угнетенный! Это страна угнетений, заговоров, насилия, тирании, политических смут!

-- Ну, и чорт с ними! - раздражительно воскликнул Банкс. - Но ведь поймите, что Мазатлан - обширный коммерческий порт, имеющий коммерческих агентов из Англии и всей Америки. Там отделение бостонской фирмы Поттер, Поттс и Поттер. Ни одна пароходная компания не может его миновать.

Сениор Перкинс задумчиво посмотрел своими кроткими черными глазами на третьяго матроса, но спустя минуту громко разсмеялся и, подняв голову, вдохнул с видимым наслаждением полною грудью свежий, морской воздух.

-- О, - воскликнул он с восторгом, - это лучше всяких дел, которые вас ожидают на зловредном берегу, где свирепствует болотная лихорадка! Откройте рот и вдыхайте полною грудью чудный тихоокеанский воздух. Разве это не восхитительно?

-- Где капитан? - спросил Банкс, все больше и больше раздражаясь. - Мне нужно его повидать.

-- Капитан, - ответил мистер Перкинс, улыбаясь и понижая голос, - страдает от последствий угощения и пребывает в своей каюте. Прекрасный человек, - добавил он, - хороший опытный моряк и человек в высшей степени внимательный к пассажирам. Я непременно предложу поднести ему благодарственный адрес.

-- Но если он валяется в каюте, то кто же за него распоряжается? - сердито спросил Банкс.

-- Я полагаю, мой друг, что капитан не обязан быть вездесущим. Некоторая власть непременно должна быть предоставлена и другим офицерам экипажа. Им, вероятно, лучше нас известны его намерения. Вы, деловые люди, всегда слишком безпокоитесь попустому. Отнеситесь к делу философски. Я с своей стороны вполне полагаюсь на этих людей. Я сажусь на пароход или в вагон с глубокою верою. Я говорю: "Этот капитан или этот кондуктор лицо ответственное, назначенное для охраны моей безопасности и моего спокойствия; он прекрасно знает, что нужно сделать для моей безопасности и для моего спокойствия. Он мучится из-за нас, он бодрствует днем и ночью, чтобы охранять меня и доставить меня туда, куда я еду. Зачем же я еще сам буду мучиться, чем иным я могу помочь ему, как только полнейшим подчинением? Почему...

Но тут оратор был прерван сильным толчком. "Эксцельсиор" покачнулся. Вслед за тем послышался женский крик, очень похожий на громкий смех; чьи-то маленькия ножки затопали по скользкой палубе, и внезапно пред собеседниками предстала прелестная фигурка.

В тот же миг были забыты и дела и философия. Оба бросились на помощь милейшей особе, которая чуть не упала от качки; но она уже успела добраться до перил и была в безопасности.

-- Мисс Кин! - воскликнули они.

-- Извините! - сказала молодая девушка, краснея и простодушно улыбаясь в смущении. - В каюте такая духота и мне казалось таким наслаждением подышать свежим морским воздухом. Я поплатилась за свое легкомыслие, очутившись словно на покатой крыше дома.

-- Ваша решимость будет вознагражднна, - сказал Перкинс, любезно приглашая ее сесть на придвинутый им стул. - Теперь вы в полнейшей безопасности, - добавил он, хватаясь рукою за конец каната, чтобы самому не упасть.

Молодая девушка посмотрела широко раскрытыми глазами на необъятное водное пространство, и вместо улыбки на её смущенном личике изобразилось удивление; она даже немного открыла ротик. Лучи восходящого солнца освещали гребни волн, окрашивая их багрянцем и пурпуром. Блеск их напоминал блеск огромных стеклянных глыб; казалось, что ударяясь о корабль, они должны со звоном распадаться, вдребезги. Море как будто превратилось в огромную массу окрашенного стекла. Переливы цветов ласкали взор и никакая кисть не могла бы изобразить их на холсте.

-- Алмазная долина Синбада! - прошептала с каким-то благоговением мисс Кин.

-- Прилив в Калифорнском заливе, как говорят моряки, - сказал хладнокровно Банкс. - Но я решительно не понимаю, почему мы...

-- Калифорнский залив? - спросила мисс Кин с выражением разочарования на липе. - Следовательно, мы уж недалеко!..

-- Но не от Калифорнии, милейшая мисс Кин, - сказал Перкинс, - а от полуострова Калифорния, который представляет собою часть Мексики. Он оканчивается мысом св. Луки, в ста милях отсюда; до Сан-Франциско - главного города Верхней Калифорнии - нам еще очень далеко. Мне кажется, что вы с меньшим нетерпением ожидаете конца путешествия, чем наш друг, мистер Банкс.

Улыбка, появившаяся было на лице мисс Кин, снова исчезла и оно приняло озабоченное выражение.

-- Путешествие не показалось мне скучным, - с живостью сказала она и затем, видимо желая переменить разговор, спросила: - Какой это полуостров? Когда-то я знала, когда училась в школе.

-- Это полуостров, не представляющий никакого интереса, - резко заметил Банкс, - эти места - пустыни, там нет никакой торговли.

-- Не могу согласиться с вами, - сказал Перкинс. - Насколько мне известно, вдоль берега расположено несколько старинных мексиканских поселков, а это доказывает, что почва здесь плодородная. Впрочем, быть-может, нам удастся поближе ознакомиться с этой страной, так как, не посетив Мазатлана, нам придется остановиться в этих местах, чтобы запастись водой. Все они нам по пути, тогда как, если бы мы посетили Мазатлан, то потеряли бы три дня. - Заметив недовольную мину Банкса, Перкинс продолжал: - Вероятно, так и решил наш капитан. Но к чему загадывать вперед? Быть-может, капитан готовит нам неожиданный сюрприз. Мисс Кин, я старался успокоить этого делового человека моею философиею, но это мне решительно не удалось. Он неисправим. В настоящую минуту он безутешен, потому что не может получить из Мазатлана новейших известий о том, как стоит курс, тогда как ему следовало бы быть благодарным судьбе, что она послала ему такой денек, когда он может подышать чудным морским воздухом и хоть немного позабыть о своих делах.

Шутливым актерским жестом он совершенно развязал свой, и без того слабо повязанный, галстук, еще более вытянул концы байроновского не накрахмаленного воротничка и стал жадно вдыхать действительно чудный утренний морской воздух полною грудью, повернувшись лицом к ветру. Его собеседников это нисколько не удивило, так как они уже привыкли к выходкам Перкинса.

Море шумело, озаряемое утренним солнцем, пробуждавшим его к новой жизни; казалось, словно минувшая ночь была навеки погребена в бушующих волнах. Вдали показались коралловые рифы. Постепенно все было охвачено живительным светом взошедшого дневного светила.

Тем не менее, взоры мисс Кин от времени до времени обращались к лестнице, ведущей в каюты. Спустя несколько минут там действительно показалась голова, а затем плечи и туловище поднимавшагося на палубу пассажира; как раз в это время мисс Кин пристально смотрела на золотимые солнечными лучами волны с их колоссальными золотистыми гребнями. Пассажир, появившийся на палубе, был молодой человек; он очень удивился, увидя мисс Кин в столь ранний час, а мисс Кин была не менее удивлена его неожиданным появлением. Нужно, однако, заметить, что это взаимное изумление ежедневно повторялось ровно в течение трех недель. Оба посторонних свидетеля этой милой комедии, притворившись ничего не понимающими, удалились под каким-то пустым предлогом, оставив молодых людей вдвоем.

Смущение и неловкость, которые последние испытывали при каждой встрече, на этот раз были продолжительнее обыкновенного.

-- Повидимому, мы не заедем в Мазатлан, - сказала мисс Кин, желая нарушить продолжительное молчание и не отрывая взоров от моря.

-- Нет, - робко ответил молодой человек. - Об этом я слышал уже внизу; все негодуют. Мне кажется, миссис Маркгем организует депутацию к капитану. Повидимому, помощник капитана или кто-либо другой из начальствующих на корабле решил, что и без того потеряно слишком много времени и потому следует прямым путем итти к мысу св. Луки. Этим выгадывается четыре дня. А Мазатлан остается в стороне. Мне кажется, вам это совершенно безразлично, мисс Кин?

-- Мне? Конечно! - поспешно ответила девушка.

-- Очень сожалею об этом! - задумчиво воскликнул он.

-- Неужели? Стало-быть, вам еще не надоело пребывание на корабле?

-- О, нет! - откровенно ответил он. - Мне было бы очень приятно отстрочить нашу разлуку хотя бы на четыре дня.

Он покраснел и умолк. Наступило неловкое молчание. До них с другого конца палубы доносился шумный спор Перкинса и Банкса о политике. Мисс Кин засмеялась.

-- Мы еще так далеко от Сан-Франциско, что вы, пожалуй, успеете переменить свои мысли.

-- Никогда! - многозначительно воскликнул он.

-- Знаете ли, - сказала она неожиданно, смягчая ласковой улыбкой свое движение, - мне порою просто не верится, что я действительно еду в Сан-Франциско. Сама не знаю, что это значит, но я решительно не могу представить себя там.

-- Я бы очень желал, чтобы вы могли представить себе это, потому что я еду туда.

Как будто не разслышав или не поняв этого намека, она серьезно продолжала:

-- По временам эта мысль становится во мне настолько преобладающей, что я поневоле становлюсь суеверной. Во время страшной бури, перенесенной нами после того, как мы покинули Кальяо, я так и думала, что это было предчувствием нашей гибели.

-- Если бы мы погибли вместе, то я не счел бы это для себя худшим из всех бедствий, которые могут меня постигнуть. Я помню эту бурю, мисс Кин!.. Я помню...

Он робко замолчал.

-- Что помните? - спросила она, ласково улыбаясь и в первый раз посмотрев ему в лицо.

-- Я помню, что просидел всю ночь у дверей вашей каюты с пробковой курткой и с разными спасательными снарядами, которые приготовил для вас. Я твердо решил скорее погибнуть, чем предоставить вас этим разбойникам, чем ставить вашу жизнь в зависимость...

-- Но как же вы хотели предотвратить это? - спросила мисс Кин полушутя, полуснисходительно.

-- Я и сам хорошенько не знал, - ответил он, снова покраснев. - По всей вероятности, я привязал бы вас к какому-нибудь бревну и поплыл бы рядом с вами. Быть-может, волны выбросили бы нас на берег или на какой-нибудь остров.

-- А бедные миссис Маркгем и миссис Бриммер? Их бы вы предоставили власти "этих разбойников" матросов, я полагаю? - улыбаясь произнесла мисс Кин.

-- Ну, о миссис Маркгем нашлось бы кому позаботиться! А миссис Бриммер ни за что не согласилась бы быть спасенной человеком, ей мало знакомым. Впрочем, что об этом говорить! - с досадой воскликнул он. - Ничего не случилось и, надо полагать, не случится. Вы будете в Сан-Франциско и увидите там сами себя, хотя, быть-может, не увидите там меня. Вы едете к богачу-брату, мисс Кин, у которого много друзей и знакомых; он и внимания не обратит на бедняка, к которому вы были снисходительны во время путешествия, но который не имеет счастья принадлежать к кругу знакомых миссис Бриммер и не ведет торговых дел с мистером Банксом.

-- Вы не знакомы с моим братом, мистер Брес?

-- Не больше вас, мисс Кин. Вы, кажется, говорили не далее как вчера, что едва помните его.

Молодая девушка вздохнула.

-- Я была еще ребенком, когда он отправился в Калифорнию. Но все-таки я его помню. Я не сомневаюсь, он будет очень рад, узнав, что я была так счастлива здесь, и он будет признателен всем тем, кому я этим обязана.

-- Так вы говорите, вы были счастливы здесь?

-- О, да, очень!

Она отвела взоры свои в сторону и стала смотреть на дверь, ведущую в каюты.

-- Все здесь были так ласковы со мной! - добавила мисс Кин.

-- И вы всем одинаково признательны?

-- Да.

Корабль внезапно покачнулся вперед. Мисс Кин невольно подняла свою маленькую ручку, словно желая удержаться за что-нибудь. Молодой человек поспешно схватил ее.

-- Одинаково? - повторил он, горько и в то же время недоверчиво посмеиваясь. - Одинаково, как его преподобию сладкогласному мистеру Перкинсу, так и мрачному мистеру Чарльстону, который никогда не улыбается?

Она быстро отдернула руку и встала.

-- Я слышу запах кушанья, - смеясь, сказала она. - Не ужасайтесь, мистер Брес, я страшно голодна. - Она взяла его под руку: - Помогите мне сойти в каюту.

Только к полудню боковая качка прекратилась и пассажиры высыпали наверх. Даже м-сс Бриммер и мисс Чеб вышли из своих кают и были торжественно усажены на импровизированный диван из подушек и пледов. М-сс Бриммер, как дочь богатого бостонца, сестра знаменитого адвоката и жена счастливого сан-францисского купца, имевшого паи на владение "Эксцельсиором", была признана первой особой, и в качестве первой особы пользовалась то особым вниманием, то ненавистью. Пассажиры другого пола смотрели на миссис Бриммер, как на хорошенькую женщину, умевшую при случае пускать в ход свои темные, с длинными ресницами, глаза. Такой же хорошенькой считали мисс Чеб, её приятельницу и спутницу.

Между миссис Маркгем, мисс Кин и двумя приятельницами не было открытой ненависти, но положительно существовало соперничество. Мисс Кин была единогласно признана красавицей "Эксцельсиора", точно так же всеми единогласно было признано умственное превосходство миссис Маркгем.

В это утро миссис Бриммер разделяла неудовольствие Банкса, что "Эксцельсиор" не зашел в Мазатлан. Она дала ему даже место около себя на подушках и задумчиво высказала предположение, что муж её будет огорчен еще больше, чем она.

Не успел он ответить, как к ним подошел м-р Винслоу.

-- Вот так штука! - сказал он. - Чарльстон пропал. Нигде его не найдут! Он, должно-быть, свалился за борт.

Крики ужаса, вырвавшиеся из груди Бриммер и Чеб, отвлекли всеобщее внимание от внезапной бледности, покрывшей лицо мисс Кин, невольно подошедшей к ним.

-- Как ужасно, что никто этого не знал, - дрожа всем телом, сказала она: - Мы сидели тут, смеялись, болтали, а он, может-быть... Господи! что это?

-- Спускают шлюпку, вот и все; только это безполезно, - сказал Брес. - Несчастие, должно-быть, случилось до зари, иначе вахтенный заметил бы. Вероятно, это было задолго до того, как мы вышли наверх, - тихо прибавил он, - поэтому успокойтесь, мисс Кин, вы не могли этого видеть.

-- Не ужасно ли, - прошептала девушка, - что его даже не хватились. Но ведь вы-то, - вдруг прибавила она, подняв на Бреса свои кроткие глаза, - должны были заметить его отсутствие; и отчего это я...

Она остановилась в смущении, которого, однако, никто не заметил вследствие возгласа Винслоу:

-- Капитана, наконец, откуда-то выудили, и он отдает приказания. Однако он и сегодня не похож на человека, сознательно управляющого кораблем, - прибавил он при виде коренастого, седоватого господина с припухшим лицом и глазами, и сиплым пьяным голосом. - Кажется, он проклинает свою судьбу, что ему приходится остановиться и не воспользоваться попутным ветром.

-- Он очень хорошо знает, что, спустив теперь лодку, ничьей жизни не спасешь. Он делает это для виду, чтобы успокоить вас, дам.

-- Так вы уверены, что он потонул? - со слезами на глазах спросила мисс Кин.

-- В этом не может быть никакого сомненья, - отвечал Винслоу.

-- Я с вами не могу согласиться, - проговорил сладкозвучный голос.

-- Я не согласен с моим молодым другом, - любезно продолжал сениор Перкинс: - несчастье, вероятно, произошло на разсвете, когда мы были у самого берега. Хороший пловец мог вплавь достигнуть берега, или же, - прибавил он, видя что глаза мисс Кин засияли надеждой: - его могли принять на проходившее мимо судно. В это время между нами и берегом виднелся дым большого парохода.

-- Парохода! - с жаром вскричал Банкс, - это наверное был почтовый пароход. Как досадно!

Он жалел о неполученных им письмах! Мисс Кин отвернулась. Ей был противен этот эгоизм.

-- Мне кажется, что сениор прав, мисс Кип, - сказал Брес, - отходя с нею в сторону, - и знаете, почему я так думаю? Если бы он хотел лишить себя жизни, он оставил бы письмо. Он, просто, должно-быть, бросился, чтобы вплавь достигнуть берега.

Молодой человек многозначительно посмотрел на нее.

-- Может-быть, у него были причины не ехать в Сан-Франциско, где наши законы очень строги. Предположите, что он совершил какое-нибудь преступление?

Девушка с негодованием приподнялась.

-- Это просто позор! Кто решается говорить таким образом?

-- Как кто? Все, - возразил он, - весь корабль говорит это.

-- Так ли? И, не зная хорошенько, жив он или нет, или борется еще со смертью, люди не находят ничего лучшого, как марать его репутацию? - вскричала она, сверкая глазами.

-- Я поступил хуже этих людей, - краснея от негодования, отвечал он. - Мне следовало помнить, что я говорю с его защитницей. Извините, пожалуйста.

Он повернулся, а мисс Кин молча отошла на другую сторону палубы и начала говорить с Маркгем.

-- Как мы все были счастливы до этой минуты, - сказала мисс Кин, поднимая на него свои кроткие глаза, - и как жестоко пробудились от нашего блаженного покоя. Теперь я не могу отделаться от мысли, что это - начало наших бедствий. Господи! что это?

Она вздрогнула, увидав черное лицо одного из матросов, внезапно выросшого точно из-под земли.

-- Сениор Перкинс, - сказал он, прикладывая руку к непокрытой голове.

-- Вы спрашиваете меня, мой милый? - отеческим голосом сказал Перкинс.

-- Сейчас приду.

Матрос не уходил. Перкинс подошел к нему ближе. Матрос поднял на него глаза и произнес испанское слово:

-- Хорошо, - ласково отвечал сениор. - Извините меня, я сейчас вернусь, - обратился он к дамам.

-- Почем знать? - отвечал Перкинс, делая жест рукой и уходя за своим провожатым. - Следует всегда надеяться на хорошее.