Крестовый поход на "Эксцельсиоре".
Часть вторая.
IV. Луч света

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Крестовый поход на "Эксцельсиоре". Часть вторая. IV. Луч света (старая орфография)

IV.
Луч света.

Между тем, как различные страсти волновали сердца её соотечественников, Элеонора Кин жила, вовсе даже не замечая их. Ее не тянуло к товарищам по изгнанию; она находила гораздо больше удовольствия в обществе своих иностранных хозяев. Наивность донны Изабеллы была ей гораздо симпатичнее притворной простоты замужней ingénue Бриммер. Сама она довольно холодно принимала горячия ласки молодой девушки, но тем не менее была недовольна суровостью, с какой Маркгем относилась к вниманию коменданта, зная очень хорошо, как безнадежны его детския чувства. Она очень редко встречалась с другими пассажирами "Эксцельсиора" и удивлялась, что когда-нибудь могла быть с ними близка.

После бегства капитана Бенкера прошло несколько недель, и она начала чувствовать упадок энергии, стала скучать о брате, которого почти не знала, и о доме, которого вовсе не видала. Уединение так пагубно на нее действовало, что Маркгем говорила ей:

-- Милое дитя мое, вам непременно надо чем-нибудь развлечься, хоть бы даже невинным кокетством с секретарем.

По счастью, к кокетству не пришлось прибегать. В ведении коменданта находилась школа, в которой воспитывались дети гарнизонных солдат. Мисс Кин предложила учить в этой школе английскому языку. Предложение сообщено Эстебану, и тот дал ей позволение учить черноглазых детей. К урокам английского языка прибавились уроки пения, и скоро ученики донны Элеоноры не отставали от маленьких хористов миссии. Отношения её к Джемсу Чарльстону попрежнему отличались странной и непонятной сдержанностью. Она избегала его общества, что было не трудно, ибо и сам он не навязывался со своими беседами. Его нелюдимость девушка объяснила нежеланием, чтобы их отношения носили характер заговора.

Их встречи были мимолетны и редки, тем не менее оне возбуждали в мисс Кин чувство симпатии и интереса к этому странному человеку. Теперь, когда они реже видели друг друга, она стала больше думать о нем. Она постепенно пережила три фазиса своих чувств к нему, и все фазисы грозили лишить ее душевного спокойствия. Она начала тем, что глубоко заинтересовалась его таинственной замкнутостью.

Этот фазис сменился убеждением, что причиною его горя - женщина. С инстинктивным недоверием к своему полу она решила, что эта неизвестная ей женщина негодное существо, и, наконец, убедилась, что Чарльстон чувствует к ней, Кин, отвращение. Она почему-то была очень довольна, что он с первого взгляда возненавидел ее. Его отчужденность на корабле, в сравнении с любезным вниманием других пассажиров, и его настоящее недовольство она объяснила тем, что ему противно было быть с нею вместе. Она боролась между сильным желанием сказать ему, что ей известно его чувство, и между таким же сильным желанием избегать его. В силу последняго соображения она не стала приглашать его вместе с падре Эстебаном послушать своих учеников под тем предлогом, "что вряд ли ему могут быть интересны её труды". Падре Эстебан понюхал табаку и пристально посмотрел на нее. На следующий день он поручил Чарльстону отнести мисс Кин ноты. Чарльстон понес ноты и почему-то постарался быть любезным. На его просьбу прийти послушать хор, с которым он занимался, она покраснела и отвечала, что вряд ли у ней достанет на это времени. Но она все-таки пришла вместе с миссис Маркгем.

Наконец почти без её ведома наступил день, такой беззаветно-счастливый, такой отрадный, что ради его одного стоило жить тут. В дневнике, который Маркгем писала для своего мужа, день этот описывался так: - "Ходила с Кин в индейскую деревню; встретили падре и Чарльстона; он выполз из своей раковины и долго разговаривал с мисс Кин".

День был необыкновенно тихий и хороший. Кин и Маркгем вышли из президии в час отлива и шли по берегу вдоль стен миссии. Через две, три мили они дошли до индейской деревни или, лучше сказать, до предместья Тодос-Сантоса с низенькими хижинами и весьма плохо обработанными полями. Падре Эстебан и Чарльстон ждали их на веранде, покрытой пальмовыми листьями и служившей классной комнатой школы.

-- Эта веранда выстроена самим Диего, - сказал падре, с гордостью глядя на Чарльстона, - выстроена с помощью еретиков; но, знаете, теперь он и этим недоволен, и желает, чтобы стадо его ходило в школу миссии и смешалось бы с более чистой расой. Это - революционное намерение со стороны нашего реформатора, - продолжал святой отец, грозя Чарльстону желтыми пальцами. - Пожалуй, он взбунтует наш Тодос-Сантос, если дамы не примут мер против этого. Возьмите его, донна Элеонора, и побраните, а я пока поговорю с миссис Маркгем о той работе, которую она по доброте своей начала для меня.

Кин подняла глаза на молодого человека, который немного покраснел. Она думала не о словах падре, а о той работе, какую этот мрачный субъект принял на себя, в то время как его соотечественники ничего не делали и забавлялись, а сама она скучала от бездействия.

-- Я надеюсь, что Бриммер и Чеб также интересуются делом... вашим... или падре Эстебана?

В первый раз, на губах Чарльстона она увидала улыбку.

-- Надо думать, что мои варвары-мальчики, которых я учу в школе, слишком низки для миссионерского рвения миссис Бриммер. И она и мисс Чеб покровительствуют мексиканской школе; дарят детям старые платья, старые шляпки, фланелевые юбки, старые романы и стихотворения, которые Эстебан сжигает, и в праздничные дни счастливят их своим присутствием. Оне почему-то убеждены, что южные расы подвержены проказе и другим накожным болезням, и потому любезно оставили меня одного с туземцами.

-- Мне хотелось бы, чтобы вы убедили падре позволить мне помогать вам, - опустив глаза, сказала мисс Кин.

-- У вас довольно дела и с цыплятами коменданта. Неужели вы бросите это гнездышко?

-- Вы смеетесь надо мною, - сказала мисс Кин, очень довольная веселостью Чарльстона. - Нет, в самом деле, дети президии слишком живописны, и я их так люблю, что не могу приносить им большой пользы. Я точно забавляюсь ими.

Чарльстон засмеялся, но, взглянув на нее, был поражен её молодостью. Прежде она, по своей серьезности, всегда казалась ему не такой уже молоденькой. Он вдруг ее спросил: есть ли у нея маленькие братья и сестры? В ответ она рассказала ему свою жизнь говорила о своем раннем детстве, о брате, которого едва помнила, о своих первых шагах в свете, так странно прерванных прибытием в Тодос-Сантос. Чарльстон был тронут рассказом об её почти детской жизни. Сама не зная почему, она откровенно рассказала ему о тысяче разных мелочей, неизвестных даже Маркгем.

-- Я уверена, что была бы гораздо счастливее, если бы можно было с кем-нибудь делиться мыслями, - прибавила она, с наивным упреком, глядя ему прямо в глаза. - Мужчины - совсем другое дело. Они могут развлечься чем угодно. Хотя, - нерешительно продолжала она, - мне иногда казалось, что и вы были бы гораздо счастливее, если бы могли кому-нибудь рассказать о своем горе. Не говорю о падре; несмотря на всю свою доброту, он все-таки для нас чужой, и на вещи смотрит не так, как мы... Но неужели вам никто не сочувствует?

Она остановилась, заметив, что лицо его изменилось. Щеки его вдруг покрылись румянцем; он подозрительно посмотрел ей в глаза. Но мысль поверить этой невинной девушке тайну своего несчастного брака и отчаяния показалась ему такой привлекательной, что он улыбнулся. Девушка ответила ему улыбкой. Эта улыбка победила его. Ему показалось, что мисс Кин своим сочувствием согнала мрак с его души. Опасный момент прошел незаметно. На откровенность мисс Кин Чарльстон не отвечал откровенностью, не потому, что хотел обмануть ее, а просто потому, что не считал этого нужным.

и убран перьями, что, по мнению Чарльстона, служило доказательством смеси прежнего идолопоклонства с новой религией.

-- Я не хочу огорчать старого падре, - улыбаясь, продолжал Чарльстон, - но мне кажется, что этот крест они предпочитают церкви. Я почти уверен, что тут, перед самым носом старика, они исполняют, какие-нибудь языческие обряды и поклоняются неизвестному божеству под видом поклонения эмблемам нашей всемирной религии.

-- Да ведь это позор, - быстро вскричала мисс Кин.

К её удивлению, Чарльстон остался совершенно равнодушным.

-- Здешняя раса очень кроткая, - небрежно проговорил он. - Это место много посещается детьми, в особенности молодыми девушками; все эти приношения сделаны ими.

Чтобы хорошенько разсмотреть раковины, Кин стала у подножия креста, и Чарльстон очутился подле нея. Она находила, что к нему очень идет испанский костюм, а он удивлялся, что не замечал прежде, как она хорошо собой.

Чарльстон не мог сказать: от моря ли, от цветов ли, или от платья девушки распространялся такой ароматический запах, что у него захватывало дыхание. Она зачерпнула горсть песку и сквозь пальцы сыпала его на землю, а он смотрел на это со вниманием, доходившим до глупости.

-- Мисс Кин! Позвольте...

-- Извините, пожалуйста, я не слыхала, что вы сказали. Они заговорили почти в одно время и улыбнулись друг другу.

-- Я думала... вы не разсердитесь?..

-- Нет; могу вас уверить, что нет.

-- Я думала, что вы хотите сделаться священником.

-- Почему вы это думали?

-- Потому что... мне казалось, что вы ненавидите женщин!

-- Эстебан - священник, - слабо улыбаясь, сказал Чарльстон, - но вы знаете, как он относится к вашему полу.

-- Да, но, может-быть, жизнь его никогда не была испорчена какой-нибудь дурной женщиной... как... испорчена ваша.

Он с минуту пристально глядел в глаза.

-- Кто вам это сказал?

-- Никто.

Она, очевидно, говорила правду. В её ясных глазах не было притворства или обмана Его тщательно, ревниво оберегаемая тайна, несчастие всей его жизни было отгадано этой девушкой и не вызвало в ней ни ужаса ни порицания.

-- А что, если это верно? - опросил он.

ребятишек. У детей были полные руки цветов и раковин; они остановились возле креста.

-- Это дети из школы, - сказал Чарльстон, - но я не понимаю, зачем они пришли сюда.

-- Не браните их; сделайте вид, будто ничего не замечаете.

Но в ту минуту, как она хотела подняться, ребятишки, двинувшись всей толпой, высыпали ей на колени цветы и раковины. Она снова покраснела, взглянув на Чарльстона.

-- Вы всегда подготовляете такой милый сюрприз вашим гостям? - спросила она.

-- Уверяю вас, я тут ни при чем, - с искренним удивлением отвечал он, - это совершенно для меня неожиданно. Да вы посмотрите... они украшают и меня цветами.

Дети действительно осыпали и Чарльстона цветами, отбежали на несколько шагов и остановились. Вдруг, вскрикнув от ужаса, они бросились бежать со всех ног и исчезли в кустах. Мисс Кин и Чарльстон поднялись одновременно, но девушка, сделав несколько шагов, схватилась за крест, чтобы не упасть. Чарльстон бросился к ней.

-- Вам дурно? - спросил он. - Вы страшно бледны. Что с вами?

Бледное лицо её озарилось улыбкой.

-- Я не знаю, что со мною; мне кажется, что все вокруг меня дрожит.

-- Может-быть, это от цветов, - заботливо вымолвил он. - Может-быть, на вас подействовал сильный запах. Ради Бога, бросьте их.

Но, держась за крест, она крепче прижала к себе цветы.

-- Нет, это не от того, - серьезно сказала она. - Испуг детей заразил и меня. Теперь все прошло.

Она позволила ему усадить себя. Вероятно, из сочувствия к ней, он тоже чувствовал головокружение. Кругом было необыкновенно тихо, не слышно было даже плеска волн.

-- Как море теперь далеко, - сказала мисс Кин, упираясь локтем в колено и рукою подпирая щеку. - Неужели это испугало ребятишек?

Море действительно совершенно отошло от берега. Чарльстон встал и спокойно сказал:

-- Не пройтись ли нам лучше? Обопритесь о мою руку и пойдемте в сад миссии. Возьмите с собой ваши цветы.

Румянец снова заиграл на её щеках, когда она взяла его руку. Она, действительно, была слабее, чем думала, потому что он чувствовал, как она опиралась на него, и сам крепко прижимал ее к себе. В эту минуту, в кустах показалось что-то цветное, быстро подвигавшееся. Не прошло и минуты, как перед ними очутилась донна Изабелла с розами на голове. Мисс Кин выдернула свою руку из руки Чарльстона.

-- А где же Брес? - вскричала мисс Кин, желая избавиться от своей мучительницы.

-- Где же этот глупый мальчишка? Ну, конечно, его никогда нет там, где он нужен. Но когда его не спрашивают, он вечно тут. Мне хотелось бы избавиться от него. Отдайте мне лучше вашего брата. Я предчувствую, что полюблю его!

-- Матерь Божья! Да разве вы не знаете, что случилось? Разве вы ослепли... оглохли... и в это время ни на что внимания не обращали?... Ах! - продолжала она, развертывая веер и закрывая им лицо, - мне стыдно за вас, мисс Кин.

-- Да ведь было землетрясение! Земля тряслась! Смотрите! Она веером указала на море, которое со страшной силой, все вспенившись, неслось к берегу и облило подножие креста, где они только что сидели.

Кин перевела дух. Изабелла опять прикрылась веером и, наклонив другой рукой к себе голову мисс Кин, прошептала:

-- Вы так были увлечены оба, что даже не заметили ничего особенного!