Гэбриель Конрой.
III. Гэбриель

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Гэбриель Конрой. III. Гэбриель (старая орфография)

III.
Гэбриель.

На следующее утро оказалось, что партия эмигрантов уменьшилась на пять человек. Филип Ашлей и Грэс Конрой, Питер Думфи и мистрис Бракет бежали; доктор Поль Деварж умер. Смерть старика не возбудила никакого внимания или горя; но исчезновение четырех живых членов отряда было объяснено сокрытием от других известного им средства к спасению, и безумная ярость овладела всеми оставшимися. Тотчас было решено лишить беглецов жизни и имущества; но предпринятая погоня продолжалась недолго - около двадцати шагов. Силы изменили преследователям, и они остановились в безпомощной злобе.

Один только Гэбриель Конрой знал, что Филип и Грэс ушли вместе. Проснувшись рано утром, он нашел пришпиленную к его одеялу следующую записку карандашем:

"Да благословит Господь доброго брата и сестру и сохранит их, пока я и Филип возвратимся с помощью".

Подле этой записки лежал небольшой запас провизии, очевидно, собранный молодой девушкой из её скудных порций.

Гэбриель, прежде всего, отдал эти припасы на общую пользу. Потом он принялся ухаживать за своей маленькой сестрой. Он отличался не только способностью сохранять бодрость и не терять надежды в самые отчаянные минуты, но также инстинктивным сочувствием к страданиям и потребностям детей. У него даже были все физическия качества няньки: большая, мягкая рука, нежный, внушительный голос, быстрые, неутомимые ноги и широкая грудь, могущая служить подушкой. Во время долгого, тягостного путешествия женщины доверяли ему своих детей и большинство умерших испустили дух на его руках; безпомощность во всех её формах и видах пользовалась его редкой способностью быть нянькой и сиделкой. Однако, никто не думал его благодарить, и он сам, я полагаю, не ожидал благодарности; он, повидимому, не сознавал своего значения, и, как часто бывает, его услугам не придавали цены и другие. Более того: люди, дававшие ему случай применить на практике его способность, чувствовали какое-то превосходство над ним.

-- Олли, сказал Гэбриель, качая ребенка: - хочешь ты куклу?

Девочка широко открыла глаза и утвердительно махнула головкой.

-- Я тебе принесу славную куклу, продолжал он: - у нея есть настоящая мама, которая няньчит ее, как ребенка. Ты можешь ей помогать.

Мысль о подобном товариществе, очевидно, понравилась маленькой Олли.

-- Подожди меня, я сейчас приведу маму с куклой, но тогда Грэси должна уйти и уступить ей свое место.

Олли сначала несочувственно отнеслась к подобной мене, но почти тотчас новизна взяла свое, как обыкновенно бывает с её полом, голодающим или нет. Однако, она все же благоразумно спросила:

-- Кукла хочет есть?

-- Никогда, отвечал Гэбриель решительным тоном.

-- Это хорошо, промолвила Олли, как бы успокоившись.

Хитрый Гэбриель тотчас отыскал съумасшедшую мистрис Думфи и, приласкав мнимого ребенка, никогда не покидавшого ее, сказал нежно:

-- Вы убиваете себя, ухаживая за ребенком. Боже мой! как он исхудал. Я уверен, что перемена и товарищество ему сделают пользу. Подите к Олли, она вам поможет ухаживать за ним до завтра.

Завтра было конечным пределом будущого для мистрис Думфи.

Таким образом, бедная съумасшедшая с мнимым ребенком заняла место Грэс, и Олли была совершенно счастлива. Человек с более утонченной натурой или с более деятельным воображением, чем Гэбриель, быть может, возстал бы против такой чудовищной комбинации, но Гэбриель видел только, что все были довольны и что отсутствие Грэс нечувствительно для Олли. Маленькая девочка и съумасшедшая поочередно няньчили мнимого ребенка, первая предвкушая будущее и забывая настоящее, а последняя - живя в прошедшем. Заботы обеих о сохранении частицы своей скудной пищи для куклы были, по истине, трогательны, но некому было обратить на это внимания, так как единственный зритель, Гэбриель, был, вместе с тем, и действующим лицем драмы; к тому же, самая трогательная сцена кажется патетичной только издали.

Около полудня, золотушный молодой человек, двоюродный брать Конроев, умер. Гэбриель пошел тотчас в соседний шалаш и старался ободрить своих товарищей по несчастью. Он на столько успел в своем намерении, что язык обычного разскащика развязался, и он стал описывать, как всегда, великолепные обеды. Все же, когда Гэбриель ушел к себе в 4 часа, тело умершого не было еще предано земле.

Вечером, сидя с Олли и мистрис Думфи у мерцающого огня, он вдруг заметил странную перемену в бедной женщине. Мнимый ребенок выпал из её рук, и глаза её безсознательно смотрели в пространство. Гэбриель спросил, что с ней, но она не отвечала. Он прикоснулся к ней; тело её словно окоченело. Л'Олли начала плакать, и звуки её рыданий как бы пробудили мистрис Думфи. Не двигаясь с места и неестественным голосом она промолвила:

-- Слышите!

Олли перестала плакать по знаку Гэбриеля.

-- Кто? спросил Гэбриель.

-- К нам на помощь.

-- Где?

-- Далеко, очень далеко. Они только-что выезжают. Двенадцать людей с вьючными лошадьми и провиантом. Предводитель американец, а другие - иностранцы. Они едут... но, о! как еще далеко!

Гэбриель пристально смотрел на нее, но не промолвил ни слова. После убийственного молчания она продолжала:

-- Вы их знаете? спросил Гэбриель.

-- Нет.

-- А они нас знают?

-- Нет.

-- Их предводитель нас видел.

-- Где?

-- Во сне {Я считаю долгом подвергнуть еще дальнейшему испытанию терпение скептического читателя и обратить его внимание на, быть может, самый верный и вполне подтвержденный факт этой вообще вымышленной хроники. Положение и место нахождения злополучной Донперской партии (тогда еще неизвестной группы эмигрантов), умиравшей от голода в пустынном горном проходе Калифорнийских Сиерр, узнаны впервые во сне капитаном Уоптом из Напы. Испанския летописи удостоверяют, что помощь несчастным, оставшимся в живых, была послана только на основании этого сна.}.

Гэбриель засвистал и посмотрел на мнимого ребенка, валявшагося на полу. Он готов был признать нечто ненормальное и, быть может, пророческое в словах этой съумасшедшей женщины; но он никак не мог допустить подобного же явления в человеке здоровом и не голодном. Однако, обычное добродушие и способность во всем видеть надежду на счастливый исход взяли в нем верх, и он спросил:

-- Они прежде минуют прекрасную долину и широкую, блестящую реку, потом переберутся через гору и очутятся в другой прекрасной долине с быстрой рекой, которая бежит так близко отсюда, что я слышу плеск воды. Разве вы её не видите? Вон она, за той снежной вершиной; зеленая долина и в ней дождь идет. Посмотрите на нее.

И она указала прямо на север, где простиралась пустынная, снежная страна.

-- Можете вы дойти до нее? спросил практический Гэбриель.

-- Нет.

-- Я должна здесь ждать мою девочку. Она идет за мною и найдет меня здесь.

-- Когда?

В последний раз произнесла она это вечное слово "завтра"; немного за полночь, её ребенок явился к ней в лучезарном сиянии, хотя невидимый для Габриеля, и бедная съумасшедшая, вскочив с блестящими глазами, протянула к нему руки. Гэбриель поддержал ее и положил в её объятия мнимого ребенка. Она была мертвая.

и глаза его дико блуждали. Он сознавал только одно - надо бежать из этого проклятого места.

-- Господи! помоги мне, помоги мне! воскликнул он громко и, схватив испуганную, плачущую Олли, выбежал на снежную поляну.

Через минуту он исчез во мраке.