Изгнанники Покер-Флата

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Изгнанники Покер-Флата (старая орфография)

Изгнанники Покер-Флата.

М-р Джон Окгёрст, картежник по профессии, прогуливаясь 23-го ноября 1850 г. по главной улице Покер-Флата, почуял в воздухе недоброе. Два-три прохожих, оживленно беседовавших друг с другом, умолкли при виде его и обменялись многозначительными взглядами. В воздухе носилось нечто торжественное и... так сказать грозное.

Спокойное, красивое лицо м-ра Окгёрста не выказало и тени смущения, хотя весьма вероятно причина такого необыкновенного явления не осталась для него непонятной. "Надо полагать, - подумал он про себя, - что они на кого-то ополчились; весьма возможно, что это на меня!" Он обмахнул носовым платком красную пыль Покер-Флата с своих щегольских сапогов и безмятежно продолжал путь.

В самом деле Покер-Флат "на кого-то ополчился". В последние дни городок лишился нескольких тысяч долларов, двух дорогих лошадей и именитейшого из своих граждан. Поселок пришел в благородное негодование. Собрался тайный комитет и порешил очистить городок от всех подозрительных личностей. Двое из осужденных уже висели на сучьях явора, растущого в ущелье, а остальные приговорены были к изгнанию. С сожалением должен упомянуть, что в числе последних были и дамы. М-р Окгёрст не ошибся, предполагая, что попал в категорию осужденных. Некоторые из членов комитета предлагали повесить его, находя, что таким способом скорее всего вернут проигранные ему деньги. Но другие, более добросовестные, которым случалось и выигрывать у м-ра Окгёрста, возстали против такого узкого, чисто личного направления.

и он покорно склонил голову в настоящем случае перед проигрышем.

Отряд вооруженных людей сопровождал до границы поселка изгоняемый из Покер-Флата порок. Кроме м-ра Окгёрста, который пользовался репутацией смелого и отчаянного человека, и для устрашения которого собственно и предназначался вооруженный конвой, партия изгнанников состояла из молодой женщины, известной в общежитии вод именем "Герцогини", её подруги, именуемой "теткой Шиптон" и "дяди Билли", состоявшого в сильном подозрении, как вора и заведомого пьяницы. Кавалькада не вызвала никаких замечаний со стороны зрителей; конвой тоже безмолвствовал. Но когда ущелье, служившее границей поселка, было достигнуто, то предводитель конвоя произнес краткое и выразительное внушение. Изгнанникам воспрещалось возвращаться под страхом смерти. Когда конвой скрылся из виду, изгнанники дали волю чувствам, одушевлявшим их: Герцогиня разразилась истерическим плачем, тётка Шиптон изрекла несколько ругательств, а дядя Билли послал отряду вслед целый залп более или менее энергических слов. Один Окгёрсть оставался невозмутимо спокоен. Дорога в Санди-Бар, - лагерь, которого еще не коснулся дух реформы, снизошедший на Покер-Флат, и который, следовательно, мог служить убежищем для наших изгнанников, - лежала по ту сторону гор, и чтобы добраться до него, предстояло довольно тягостное путешествие, которое должно было занять целые сутки. В настоящее позднее время года, наши путешественники скоро перешли из влажного, умеренного пояса долины в сухую, холодную, резкую температуру Сиерры. Тропинка была узка и крута. В полдень Герцогиня, скатившись с седла на землю, заявила о своем твердом решении не делать шагу далее, и караван сделал привал.

Место, на котором они находились, было дикое и живописное. Амфитеатр, поросший лесом и окруженный с трех сторон крутыми скалами из обнаженного гранита, с четвертой склонялся над пропастью и владычествовал над долиной. Без сомнения, место это было очень удобно для привала, еслибы только привал вообще был желателен. Но м-р Окгёрсть знал, что вряд ли полпути до Санди-Бар было пройдено, а у них не было ни провизии, ни теплой одежды, которая могла бы дозволить им мешкать.

Он указал на это обстоятельство своим спутникам с философским замечанием, "что-де глупо складывать руки прежде, чем игра выиграна". Но у спутников имелась в запасе водка, которая в настоящем случае заменяла им пищу, тепло, отдых - и предусмотрительность. Не взирая на его укоризны, они не замедлили подпасть влиянию винных паров. Дядюшка Билли быстро перешел из воинственного настроения в безчувственность, Герцогиня принялась хныкать, а тётка Шиптон захрапела. М-р Окгёрсть один пребывал невозмутимым и, прислонясь к скале, спокойно наблюдал за своими спутниками.

М-р Окгёрсть не пил. Этого не допускала его профессия, требовавшая хладнокровия, невозмутимости и присутствия духа; он, говоря его собственными словами, "не мог дозволить себе такой роскоши". Между тем, как он глядел на своих распростертых по земле товарищей изгнания, - одиночество, неразлучное с существованием парии, его привычки, самые порой впервые мучительно отозвались в его сознании. Он поспешил разсеять себя и принялся чистить свое платье, вымыл руки и лицо, и вообще занялся своей внешностью, которою он никогда не пренебрегал, и на минуту разсеял тоску. Мысль покинуть своих слабейших и жалких товарищей совсем не приходила ему в голову. Он поглядел на мрачные стены, возвышавшияся на футов в вышину над амфитеатром сосен, теснившихся вокруг него, на небо, заволоченное грозными тучами, на возможно картину разстилавшуюся под его ногами и уже окутанную сумраком. В эту минуту кто-то произнес его имя.

"Простота", из Санди-Бара. Он встретил его несколько месяцев тому назад за карточным столом и с невозмутимым хладнокровием выиграл все состояние - доходившее до сорока долларов у этого невинного юноши. Когда игра кончилась м-р Окгёрсть отозвал юного спекулянта за дверь и обратился к нему с следующей речью: "Томми, вы хороший малый, но ни бельмеса не понимаете в картах: не повторяйте опыта", - затем он сунул ему обратно его деньги, тихонько вытолкал его за дверь и таким образом приобрел преданного раба в Томе Симсоне.

Воспоминание о прошлом слышалось в восторженном и радостном приветствии Тома Симсона. Он направляется, объяснил он, в Покер-Флат, искать счастия. - Один? - Нет, не совсем; говоря по правде, он убежал с Пинни Вудс. Помнит ли м-р Окгёрст Пинни? Она обыкновенно прислуживала в обществе трезвости? Они давно уже обручились, но старый Джек Вудс не позволял им жениться, поэтому они убежали и отправляются в Покер-Флат, где и намерены обвенчаться. Они так устали, и что за счастие, что нашли местечко для привала и товарищей. Все это Простота высказал скороговоркой, между тем как Пинни, статная, красивая девушка, лет пятнадцати, показалась из-за деревьев, где она невидимо краснела, и поехала рядом с своим женихом.

М-р Окгёрст редко задумывался о чувствах, тем менее о приличиях; но в нем смутно шевельнулась мысль, что Томми попал не особенно удачно. Совсем тем он сохранил настолько присутствия духа, чтобы ткнуть ногой дядюшку Билли, который собирался что-то сказать; дядюшка же Билли оказался настолько трезв, чтобы признать в ударе м-ра Окгёрста первостатейного силача, с которым шутки плохи. Затем м-р Окгёрст стал убеждать Тома Симсона продолжать свой путь, но напрасно. Он даже сослался на то; что у них не было ничего съестного и никаких приспособлений для ночлега. Но к несчастию Простота возразил на это, что с ним есть мул, нагруженный съестными припасами и к довершению всего открыл нечто в роде грубого блокгауза возле тропинки. - Пинни побудет с миссис Окгёрст, прибавил Простота, указывая на Герцогиню, а я уж как-нибудь устроюсь.

Только спасительный удар ногой м-ра Окгёрста помешал дядюшке Билли разразиться громким хохотом. Таким образом он вынужден был отойти подальше, пока у него не пройдет охота смеяться. Тут он на свободе поделился забавной шуткой с высокими соснами, похлопал себя несколько раз ко ноге и искривил лицо; но, вернувшись к каравану, нашел всех сидящими вокруг огня - воздух стал ощутительно резок и все небо заволоклось тучами - и в дружеской беседе. Пинни с откровенным, детским видом рассказывала что-то Герцогине, которая слушала с необычным интересом и оживлением. Простота с таким же успехом занимал м-ра Окгёрста и тётку Шиптон, которая вдруг стала любезна. "Ишь, ты чортов пикник!" проворчал дядюшка Билли, с язвительной усмешкой наблюдая за безпечной группой, сверкающим востром и спутанными животными на заднем плане. Вдруг какая-то мысль промелькнула в его голове, отуманенной винными парами. Мысль была, повидимому, забавного свойства, потому что он снова потер свою ногу и зажал кулаком рот.

Когда ночь медленно сгустилась над горой, легкий ветерок заколыхал верхушки сосен и застонал среди их длинных, прямых стволов. Полуразвалившаяся хижина, покрытая сосновыми ветками, была приготовлена для дам. Жених и невеста, прощаясь друг с другом, обменялись таким честным и звонким поцелуем, что он покрыл собой шум качающихся сосен. Изнеженная Герцогиня и злорадная тетка Шиптон были вероятно так поражены этой простотой, что ушли в хижину, не произнося ни слова. В костер положили новых сучьев, мужчины растянулись у дверей и через несколько минут все уснули.

снег! Он вскочил на ноги, собираясь разбудить спавших, потому что времени нельзя было терять ни минуты. Но оглянувшись на то место, где спал дядюшка Билли, он не нашел его. Подозрение мелькнуло в его голове и вызвало проклятие на его уста. Он побежал к тому месту, где привязаны были мулы; их там больше не было. Следы их быстро исчезли под валившим снегом. Минутое возбуждение вернуло м-ру Окгёрсгу его обычное спокойствие. Подойдя к костру, он не разбудил спящих. "Простота" мирно дремал с улыбкой на своем свежем, добродушном лице; девственная Пинни так же сладко почивала возле своих грешных сестер, как если бы сон её охраняли ангелы-хранители, и м-р Окгёрсгь, накинув свое одеяло на плечи, погладил свои усы и стал дожидаться разсвета. Медленно наступил разсвет, среди крутящихся облаков снега, который залеплял глаза. Ландшафт, насколько его можно было видеть, магически изменив свой характер. М-р Окгёрсгь, поглядел на долину, и резюмировал настоящее и будущее в двух словах: "занесен снегом!"

Тщательный осмотр провизии, которая, к счастию для каравана, была внесена в хижину и таким образом избежала воровских рук дядюшки Билли, показал, что при осмотрительности и благоразумии ее могло хватить дней на десять. "То-есть в том случае, - прибавил м-р Окгёрсть sotto, обращаясь к "Простоте", - если вы согласны кормить нас. Если же вы не согласны - и, быть может, вы будете правы - то мы можем дождаться, пока дядюшка Билли вернется с провизией". По какой-то таинственной причине м-р Окгёрст не решился обнаружить негодяйство дядюшки Билли и высказал предположение, что последний заблудился и случайно отвязал животных. Герцогине и тетке Шиптон, которые разумеется поняли, в чем дело, он посоветовал держать язык за зубами. - "Они догадаются, кто ".

Том Симсон не только предоставил весь свой запас провизии в распоряжение м-ра Окгёрста, но, повидимому, радовался вынужденному заключению. - "Мы удобно проживем в нашем лагере с неделю? а затем снег растает и мы вернемся все вместе". Добродушная веселость молодого человека и хладнокровие м-ра Окгёрста сообщались остальным. "Простота", с помощью сосновых сучьев, устроил крышу над хижиной, а Герцогиня выказала столько вкуса и такта во внутреннем убранстве хижины, что Пинни вытаращила свои большие голубые глаза. - "Должно быть у вас там в Покер-Флате привыкли в хорошим вещам", сказала Пинни. Герцогиня поспешно отвернулась, чтобы скрыть краску, пробивавшуюся у ней на щеках сквозь профессиональные румяна, а тётка Шиптон заметила Пинни, "чтобы она не болтала пустяков". Но когда м-р Окгёрст вернулся после утомительных поисков, в каком направлении шла тропинка, он услышал веселый смех, которому вторило эхо. Он остановился в некоторой тревоге, и мысли его естественно обратились к водке, которую он благоразумно припрягал. - "А между тем здесь как будто и не пахнет виски", заметил игрок. Но когда он увидел костер, сверкавший сквозь бушующую снежную мглу, и группу, возседавшую за востром, то окончательно убедился, что "дело совсем чисто".

Наступили третьи сутки, и солнце, заглянув из-за белого покрывала, которым была одета долина, увидело, как изгнанники делили свой мало-по-малу уменьшавшийся запас провизии. Одна из особенностей этого горного климата заключалась в том, что лучи солнца ярко озаряли зимний ландшафт, как-бы соболезнуя о прошлом. Но те же лучи освещали горы снега, громоздившияся вокруг хижины - и то безнадежное, необъятное, бездорожное белое море, растлившееся под скалистым берегом, к которому прибило наших изгнанников. Сквозь изумительно прозрачный воздух доносился дым патриархального поселка Покер-Флата, отстоявшого на несколько миль. Тетка Шиптон увидела этот дым и послала с своей неприступной высоты последнее проклятие в ту сторону. То была её последняя злобная выходка, и, быть может, потому самому она была не лишена некоторого величия. Это облегчило её душу, как она сообщила по секрету Герцогине. - "Ступайте, облегчите душу проклятием и увидите, что станет легче". После этого тетка Шиптон принялась занимать "малютку", как она и Герцогиня прозвали Пенни; Пенни вышла уже из детских лет, но оне хотели выразить этим названием, что она не призывает имя Божия всуе и не говорит непристойностей.

Когда ночь снова сгустилась над ущельями, изгнанники занялись музыкой и пением, которые обыкновенно помогали им убивать время. У Томми отыскался аккордеон, на котором Пинни умела играть несколько мелодий и аккомпанировать гимны. Но на этот раз музыка не клеилась, и Пинни предложила новое развлечение... рассказывать истории. Так как ни м-р Окгёрст, ни его спутницы не чувствовали особой охоты повествовать о своей жизни, то этот план не удался бы, если бы не выручил "Простота". За несколько месяцев перед тем, ему попался в руки остроумный перевод Илиады, Попа. Он предложил теперь передать главнейшие эпизоды этой поэмы. И вот, Гомеровские полубоги снова сошли на землю. Троянские и греческие герои огласили воздух своими речами, и высокия сосны как бы сочувственно кивали, внимая ярости сына Пелеева. М-р Окгёрст слушал с большим удовольствием; в особенности заинтересовала его судьба "Асхилла", как упорно называл "Простота" быстроногого Ахиллеса.

Так пронеслась неделя над головой странников, плохо питавшихся, но угощавшихся музыкой и Гомером. Солнце снова позабыло о них, и снова снежные вихри закрутились в воздухе. День за день все теснее съуживался вокруг них заколдованный снеговой круг, пока, наконец, ослепительно белые стены не выросли на двадцать футов над их головой. Все труднее и труднее становилось поддерживать огонь, даже при помощи упавших деревьев, которые заносило снегом. И совсем тем никто не жаловался. Влюбленная парочка отворачивалась от грозного будущого и черпала силы во взгляде милых глаз. М-р Окгёрст хладнокровно готовился проиграть свою последнюю игру. Герцогиня, веселее чем когда-либо, ухаживала за Пенни. Только тетка Шиптон, - некогда самая сильная из всех членов каравана - как будто таяла. В полночь на десятый день, она подозвала к себе Окгёрста. - "Я умираю, произнесла она слабым, хотя и ворчливым голосом, но не говорите никому об этом. Не разбудите ребяток. Возьмите у меня из-под подушки сверток и откройте его". М-р Окгёрст повиновался. В свертке лежали нетронутые порционы тетки Шиптон за последние дни. - "Отдайте их малютке", продолжала она, указывая на спящую Пинни. - "Вы уморили себя голодом?" спросил игрок. - "Да, люди так это называют", ответила женщина сердито, отворачивая лицо в стене и испуская дух.

"Простоту" в сторону и показал ему пару лыж, которые он смастерил из старого вьючного седла. - "У вас есть только один шанс спасти ее, - сказал он, кивнув на Пинни; - это спасение там, прибавил он, указывая по направлению к Покер-Флату: - если вам удастся добраться туда в два дня, она спасена". - "А вы сами?" спросил Том Симсон. - "Я останусь здесь", коротко отвечал он.

Влюбленные простились долгим поцелуем. - "Но вы не уходите"? спросила Герцогиня, увидя, что Окгёрсг готовился сопровождать Томми. - "Я проведу его только до ущелья", отвечал он. Затем внезапно повернулся и поцеловал Герцогиню, бледное лицо которой вспыхнуло, а дрожащия ноги подкосились от изумления.

Ночь пришла, но м-р Окгёрст не вернулся. Ночь опять принесла с собой бурю и крутящиеся снежные вихри. Герцогиня, подкладывая хворосту в огонь, увидела, что кто-то заготовил позади хижины запас хворосту, достаточный на несколько дней. Слезы навернулись у ней на глазах, но она скрыла их от Пинни.

Обеим женщинам не спалось в эту ночь. Утром, поглядев друг другу в бледное лицо, оне прочитали на нем свой приговор. Ни одна не промолвила ни слова; но Пинни придвинулась к Герцогине и охватила рукой её талию. В этом положении оне оставались весь день. Ночью буря разыгралась с небывалой яростью, и разметав спасительные сосны, проникла в хижину. Под утро оне увидели, что не в силах поддерживать огонь, который постепенно угасал. Когда горящие уголья почернели, Герцогиня, прижалась в Пинни и нарушила продолжительное молчание: "Пинни, можешь ли ты молиться?" - "Нет, дорогая", отвечала Пинни просто. Герцогиня, сама не зная почему, почувствовала облегчение, и положив свою голову на плечо Пинни, умолкла навеки. И в этой позе, младшая поддерживая на своей девственной груди голову своей грешной сестры, обе женщины уснули непробудным сном. Ветер стих, словно боясь разбудить их. Пушинки снега, отряхаемые длинными ветвями сосен, летали точно белокрылые птички и опускались на спящих. Луна из-за разорванных облаков глядела вниз на бывший лагерь. Но вся человеческая нищета и слабость, все следы земного труда и горя - все было скрыто чистым покрывалом, милостиво наброшенным на все окружающее.

Оне спали весь этот день и весь следующий, и их не разбудили шаги и голоса, внезапно нарушившие безмолвие лагеря. И когда сострадательные руки раскидали снег с их изможденных лиц, то вряд ли бы вы угадали, по безмятежному выражению спящих, которая из двух была грешницей. Даже закон Покер-Флата признал это и оставил их обеих в объятиях друг друга.

+

Под этим деревом
покоится тело
Джона Окгёрста,
который проиграл игру

и
бросил добровольно свои карты
7-го декабря, 1850 г.

+

И безжизненный, холодный, рядом с пистолетом, лежавшим на земле и с пулей в сердце, но спокойный, как и при жизни, лежал там, кто был некогда сильнейшим и вместе с тем слабейшим из изгнанников Покер-Флата