Мичман Бризи

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Мичман Бризи (старая орфография)

Отец мой был лекарем в северной части нашего отечества. Он вдовцем вышел в отставку несколько лет тому назад из королевского флота; у него была небольшая практика в родной деревушке. Когда мне минуло семь лет, он посылал меня разносить лекарства к его больным. Я был очень живой мальчик и иногда забавлялся тем, что во время моих странствований перемешивал содержимое в различных стклянках. Хотя я не имел причины сомневаться, что в общем этот способ лечения приносил пользу, тем не менее, когда после примеси крепкой меркурияльной воды к мокротогонному средству, предписанному нашему пастору, он умер, отец решил лишить меня моей должности и отправить в школу.

Школьный учитель Груббинс был тиран, и в скором времени я с своим непокорным и упрямым характером возстал против него. Я начал составлять план мщения. В этом помог мне Том Свафль, школьный товарищ. Как-то Том предложил:

- Взорвем его.-- Я достал два фунта пороху.

- Нет, слишком шумно,-- возразил я.

Том с минуту помолчал и снова сказал:

- Помнишь, как ты успокоил пастора, Пильс? Не можешь ли ты дать что-нибудь Груббинсу, чтобы его раздуло? Э?

Искра вдохновения осенила меня. Я отправился к деревенскому аптекарю. Он знал меня; я часто покупал у него купорос и наливал в чернильницу Груббинса, чтобы портить его перья и прожигать фалды его сюртука, о которые он всегда вытирал их. Я смело спросил у него унцию хлороформу. Молодой аптекарь подмигнул мне и подал бутылочку.

У Груббинса была привычка накидывать на лицо носовой платок, ложиться на спинку кресла и немного соснуть во время рекреации. Улучив удобную минуту, когда он задремал, мне удалось сдернуть с его лица платок и заменить его моим, пропитанным хлороформом. Через несколько минут он впал в безчувственное состояние. Тогда я и Том поспешно обрили ему голову, бороду, брови, намазали лицо смесью купороса со жженою пробкою и убежали. На другой день произошла страшная суматоха и скандал. Отец всегда извинял меня, говоря, что Груббинс постоянно пьян,-- но почему-то все-таки нашел удобным рано определить меня в королевский флот.

* * *

Оффициальным письмом за печатью адмиралтейства извещали отца, что безотлагательно ожидают меня на корабле Бельхер королевского флота капитана Больтропа, находившагося в Портсмуте. Через несколько дней я явился к высокому с суровым лицом господину, медленно ходившему взад и вперед по защищенной от ветра стороне палубы. Когда я дотронулся рукою до фуражки, он сурово посмотрел на меня.

- Хорошо! Еще молокосос. Вся служба пойдет к чорту. Дети вместо взрослых, и баре - там, где нужно дело делать...-- Помощник шкипера, передайте приказание м-ру Чику.

Появился м-р Чик, прикладывая руку к фуражке.

- Представьте м-ра Бриги молодым людям. Стойте! Где м-р Свизль?

- На верху мачты, сэр.

- Где м-р Ланкей?

- На верху мачты, сэр.

- М-р Бриггс?

- Тоже на верху мачты, сэр.

- А остальные молодые господа,-- заорал разсерженный капитан.

- Все на верху мачты, сор.

- А!-- сказал Больтрон, сердито улыбаясь,-- при таких обстоятельствах, м-р Бризи, вам тоже лучше идти на верх мачты.

* * *

На мачте я познакомился с двумя новичками приблизительно моих лет; один из них объявил мне, что он находится тут в течение трех сот тридцати-двух дней в году.

- В дурную погоду, когда старый петух не в духе, мы никогда не спускаемся,-- прибавил мальчик лет девяти с кортиком таким же большим, как он сам; его представили мне под именем м-ра Бригса. Скажите, однако, Пильс,-- продолжал он,-- каким образом вы забыли отдать честь капитану?

- Да, но это, знаете, не достаточно. Это хорошо в другое время. Ему надо отдать честь как моряку, когда вы вступаете на борт корабля - новичек!

Я испугался и просил его объяснить мне в чем дело.

- Видите ли, приложившись в своей фуражке, вы должны были слегка дотронуться указательным пальцем до его сюртука, вот так,-- и спросить, что поделывает кончик его носа? вот что!

- Что поделывает кончик его носа?-- повторил я.

- Именно. Он немножко бы отступил при этом, и вы повторили бы приветствие, спросив снова, как поживает его королевский нос? а потом, спросив заботливо о его жене и семействе, и прося представить вас дочери канонира.

- Дочери канонира?

- Именно; она ведь ходит за нами; смотрите, не забудьте, Пильс!

Когда нас позвали на палубу, я подумал, что вот удобный случай воспользоваться наставлением. Я подошел в капитану Больтропу и повторил очень добросовестно приветствие, не забыв ничего. Он позеленел и с минуту не мог проговорить ни слова. Наконец, он произнес, еле переводя дух.

- Помощник шкипера?

- Что вам угодно, сэр,-- спросил я, дрожа,-- я просил бы, чтобы меня представили дочери канонира!

- О, отлично, сэр!-- воскликнул капитан Больтроп, потирая руки и положительно с бешенством кидаясь по палубе.-- О, чорт вас побери! конечно, я вас представлю!.. Ого, дочери канонира! Чорт возьми, это слишком! Помощник шкипера!

Я не успел придти в себя, как меня схватили, потащили, привязали к восьми фунтовой пушке и выдрали розгами.

Когда мы собрались на вахте и очищали червяков из наших сухарей, Бригс утешал меня в моей неудаче, прибавив, что приветствие моряку было более наказуемо, когда его нарушали, нежели когда исполняли. Я присоединился к общему смеху над его остротой, и через несколько минут мы все были друзья. Теперь Свизль обратился ко мне.

- Мы только-что составляли план, каким образом забрать боченок бордо, которое комиссар Нипс все закладывает втулкою. Старая крыса лежит там полдня пьяный, и нельзя пробраться к нему.

- Пройдем за ним под приемной каютой, протащим через палубу и так прокатим его,-- сказал Ланкей.

Предложение было принято при громе рукоплесканий.

У Чипса, помощника плотника, достали бурав в полъдюйма, и Свизль, тщательно осмотрев доски под кают-компанией, приступил к делу. Наконец, бурав исчез, но на палубе послышалось легкое смятение. Свизль торопливо вытащил бурав; на конце его было несколько ярко красных капель.

- Ура! начинай снова!-- закричал Ланкей. Бурав снова вставили. Раздался крик в каюте комиссара. Немедленно погасили огонь, и компания поспешно удалилась на вахту. Когда караульный просунул голову в дверь, раздался крик.

- Все обстоит благополучно, сэр,-- ответил он на вопрос дежурного на палубе офицера.

На следующее утро узнали, что Нипс на руках у доктора, что у него опасная рана в мягкой части ноги, и что бурав не достиг бордосского.

* * *

- Ну, Пильс, теперь понюхаем пороху,-- сказал Бригс входя на вахту и застегивая у пояса громадный тесак.-- Сейчас показался в виду французский корабль.-- Мы пошли на палубу. Капитан Больтроп оскалил зубы, когда мы приложнлись к фуражкам. Он ненавидел комиссара.-- Идите сюда, молодые люди; если вы сверлите буравом, чтоб достать французского бордо, то вон там - его изрядное количество.

Но вот француз открыл пальбу; выстрел из тридцати двух-фунтового орудия прогремел над водою. Им убило квартирмистра и оторвало обе ноги Ланвею.-- Скажите коммиссару,-- наши счеты покончены,-- сказал, улыбаясь, умирающий мальчик.

Бой с осгервенением длился два часа. Помню, что я убил французского адмирала, когда мы пошли на абордаж; но когда дым разсеялся, и я глазами искал Бригса, меня очень позабавило новое зрелище. Бригс своим тесаком пришпилить французского капитана к мачте, и теперь со свойственною молодости веселостью занимался тем, что тянул за фалды капитана, как дергают игрушку-паяца. Всякий раз, когда Бригс дергал его, француз подымал руки и ноги, я я не мог удержаться, чтобы не приват участие в общей забаве.

- Что вы делаете, бесенята?-- послышался за мною сиплый голос; я взглянул и увидал капитана Больтропа; он напрасно хотел казаться серьезным, судорожное подергиванье губ выдавало его живое участие к происходившей сцене.-- Ступайте на верх мачты, сэр! Ступайте вон!-- повторил он сердито Бригсу.

Я думал одинаково с ним.

* * *

Нам велено было плыть в Вест-Индию. Хотя обращение со мною капитана Больтропа было также строго и даже сурово, но я понял, что в донесениях обо мне хорошо отозвались.

Читатели, были ли вы когда-нибудь в Ямайке? Если были, то помните негритянок, апельсины, Порт-Рояль-Том, желтую лихорадку. Пробыв две недели на стоянке, я схватил лихорадку. Через месяц я был в бреду. Во время пароксизмов мне смутно грезилось строгое лицо, с безпокойством склонявшееся к моей подушке, жесткая рука поправляла мне волосы и ласковым голосом мне кто-то говорил:

- Господь с тобою, сердечный! Неужели у тебя гадкая лихоманка?-- Это лицо затем обращалось в хорошо знаковые строгия черты капитана Больтропа. Когда я стал поправляться, мне подали пакет с черною каймой. Он заключал в себе известие о смерти моего отца, и запечатанное письмо, которое он во время своей болезни просил передать мне. С трепетом открыл я его. Вот что я прочел:

"Мой милый мальчик, с сожалением я должен сказать тебе, что, по всей вероятности, ты не мой сын. Твоя мать, как ни грустно мне писать это, была женщина очень плохого поведения. Кто твой отец, я положительно не могу сказать; но, может быть, многоуважаемый Генри Больтроп, капитан Б. Ф., в состоянии тебе объяснить это. По независимым от меня обстоятельствам, я должен был отложить это важное для тебя сообщение.-- Твой огорченный родитель".

И так, капитан Больтроп был мой отец. Боже! Но сон ли это? Я припоминал его суровое обращение, его пытливый взгляд, его плохо скрытое смущение в моем присутствии. Мне хотелось обнять его. Шатаясь от слабости, я бросился в моей весьма легкой одежде на палубу, где в ту минуту капитан Больтроп был именно занят приемом жены губернатора и его дочери. Дамы вскрикнули; младшая, красавица-девушка, сильно покраснела. Не обращая на них никакого внимания, я упал к его ногам и обнимая его колени, воскликнул:

- Отец мой!

- За борт его!-- заревел капитан Больтроп.

- Остановитесь,-- раздался нежный голос Клары Мэтланд, дочери губернатора.

- Обрейте ему волосы! он несчастный лунатик!-- продолжал капитан Больтроп, и голос его дрожал от гнева.

- Нет, позвольте мне ходить за ним и заботиться о нем,-- сказала милая девушка, краснея при этих словах.-- Мама, не можем ли мы взять его с собой?

* * *

Читатель отгадал, что было далее. Я сильно влюбился в Клару Мэтланд, которой я сообщил тайну моего рожденья. Милая девушка утверждала, что она сразу приметила мое благородство. Мы дали слово друг другу и решили выжидать что будет.

Через несколько дней Бригс навестил меня. Он сообщил мне что комиссар оскорбил всю вахту, и все мичмана вызвали его. Но он прибавил в раздумье: - Я не знаю, как мы устроим дуэль. Видишь ли, нас шестеро должны драться с ним.

- Очень легко,-- возразил я.-- Пусть все твои товарищи станут в ряд и примут его выстрелы; он будет плохой стрелок, если не попадет ни в одного из вас; между тем, с другой стороны, вы шестеро выстрелите в него залпом, и один из вас, вероятно, в него угодит.

Действительно, Бригс ушел, но скоро вернулся и сказал, что комиссар отказался.-- Проклятый трус,-- прибавил он.

Я решил вернуться в Англию. Я сообщил о тайне моего рожденья и показал лэди Метланд письмо моего приемного отца; она тотчас же предложила мне жениться на её дочери, прежде, нежели я предъявлю права на его собственность. Нас повенчали, и на следующий день мы уехали.

Я не откладывая отправился тотчас же в сопровождении моей жены и моего друга Бригса в мою родную деревушку. Судите о моем удивлении и ужасе, когда мой приемный отец вышел из своей лавочки ко мне на встречу.

- Так вы не умерли!-- через силу сказал я.

- Нет, мой милый сын.

Отец мой, как я еще должен его называть, взглянул на бумагу и сказал, что это подделка. Бригс катался от смеху. Я обратился к нему и просил объяснить.

- Как, разве ты не видишь, молокосос, что эта шутка, шутка мичмана?

- Не будь дураком. Ты достал себе хорошую жену,-- и будет с тебя.

читатель, адмиралом Бризи, командором ордена Бани.