Гай Тевистон
(Старая орфография)

Текст в старой орфографии, автоматический перевод текста в новую орфографию можно прочитать по ссылке: Гай Тевистон

Ветрено, грязно, мороситъ, стоитъ октябрьское утро; школьной дворъ наполненъ толпою шалуновъ-мальчугановъ. Часть насъ стоитъ вне двора.

Вдругъ изъ школьной комнаты раздался глухой трескъ. Зловещiй звукъ невольно заставилъ меня вздрогнуть я спросить Смитси.

- Что тамъ, Смитумсъ?

- Гай чиститъ четвертую форму,-- отвечалъ онъ.

Въ ту же минуту Жоржъ де-Коверли прошелъ мимо меня держа руку у носа, изъ котораго текла яркая струя нормандской крови. Плебей Смитси обратился къ нему смеясь.

- Кулли! что съ вашимъ носикомъ?

Я отворилъ настежь дверь классной. Есть сцены, которыя человекъ никогда не забываетъ. Пожаръ Трои казался благочестивому Энею страшнымъ пожарищемъ и произвелъ на него впечатленiе, которое онъ вынесъ вместе съ слабымъ Анхизомъ.

Посреди комнаты стоялъ одинъ Гай Тевистонъ и размахивалъ поршневымъ стержнемъ отъ паровой машины. Я говорю одинъ, потому что кучку маленькихъ мальчиковъ прижавшихся на полу въ углу нельзя считать за общество.

Я постараюсь описать все это читателю. Гаю Тевистону было тогда всего пятнадцать летъ. Его широкая открытая грудь, его тонкiя, стройныя бедра, прямая спина, доказывали его хорошее происхожденiе. Можетъ быть, онъ былъ немного тяжелъ на подъемъ, но голову держалъ прямо съ гордостью. Глава его блестели, но были недобрые. Нижняя часть его лица носила какое-то строгое выраженiе,-- взглядъ былъ какъ у всехъ Гевистоновъ,-- строгость эта, можетъ быть, немного увеличивалась уздечкою, которую онъ по свойственной ему причудливости носилъ во рту, чтобы обуздывать частые порывы жестокости. Его платье отлично шло въ его коренастой геркулесовской фигуре. Полосатая вязанная фуфайка, узкiе, полосатые штаны; одежда его была усеяна блестками; хорошенькая шотландская шапочка была надета на холове. На ней виднелся гербъ Гевистоновъ,-- петухъ, смотрящiй на навозную кучу, и девизъ "Devil а better!" Я подумалъ о Горацiе на мосту, о Гекторе на стенахъ родного города. Въ такiя минуты у меня всегда привычка думать о чемъ нибудь классическомъ.

Онъ приметилъ меня, и его грозный видъ смягчился. Что-то въ роде улыбки блеснуло на его суровыхъ чертахъ. Мне казалось, что я вижу теперь Юнгфрау, предварительно полюбовавшись на Монбланъ,-- немного, немного менее величественно и страшно. Слегка опираясь рукою на плечо школьнаго учителя, который вздрогнулъ и приселъ отъ его прикосновенiя, онъ направился ко мне.

Походка его была какая-то особенная. Нельзя было сказать, чтобы онъ делалъ большiе шаги. Точно "качающiйся гребень Беллорофона", онъ высоко подымалъ ногу и шелъ съ розвальцемъ. Итакъ, Гай Тевистонъ раскачиваясь направлялся ко мне.

* * *

Въ следующiй разъ я встретилъ Гая Тевистона зимою 186.-- Онъ вышелъ взъ университета и поступилъ въ 79 "Heavis".-- Видите, я переменилъ сюртукъ на мундиръ,-- сказалъ онъ, пожимая мне крепко руку и едва не раздавивъ кость у мизинца.

Я взглянулъ на него съ полнымъ восхищенiемъ. Онъ сталъ еще коренастее, угрюмее, и во всехъ отношенiяхъ члены его увеличились, онъ сделался замечательнее чемъ когда-нибудь. У меня родилось къ этому человеку такое же чувство, которое существовало у Фаластера къ Фиржило, какое питали въ Архидидаскулу, чувство, которое питалъ Босвелъ къ Жонсону.

- Пойдемъ въ мою берлогу,-- сказалъ онъ, приподымая меня за поясъ моихъ панталонъ, онъ понесъ меня наверхъ и посадилъ на софу прежде, нежели я успелъ извиниться. Я огляделъ комнату. Это была комната холостяка, убранная какъ-то особенно во вкусе хозяина. Несколько палашей и бердышей было развешано на стене, кулеврина, захваченная сэромъ Ральфомъ Тевистономъ стояла въ углу; на другомъ конце комната помещалась небольшая баттарея. Вокругъ въ безпорядке валялись рапиры, перчатки для боксированiя, седла и удочки. Небольшая пачка любовныхъ записокъ лежала на серебряномъ подносе. Хозяинъ не былъ ни анахоретомъ, ни еще сэромъ Галагадъ.

Я никакъ не могу определить, что думалъ Гай о женщинахъ. "Бедняжки, дурочки", часто говаривалъ онъ, когда разговоръ касался одной изъ его новыхъ победъ. Затемъ онъ проводилъ рукою по своему мраморному лбу; появлялся его всегдашнiй взглядъ, выражавшiй непоколебимую суровость, линiи рта натягивались принимая строгое выраженiе, и онъ вполголоса проговаривалъ: "чортъ возьми"!

- Поедемъ со мною въ Гевистонъ-Гренжъ. Я дамъ тебе верховую лошадь,-- сказалъ онъ, свертывая въ трубочку серебряный подсвечникъ. Я дамъ тебе Клеопатру. Нетъ,-- сказалъ онъ въ раздумье;-- я вспомнилъ, что сегодня утромъ приказалъ застрелить Клеопатру.

- Зачемъ?-- спросилъ я.

- Она сбросила вчера своего седока и упала на него.

- И убила его?

- Нетъ. Вотъ почему я и приказалъ застрелить ее. Я не держу животныхъ, которыя безопасны - прибавлю - смертельно и я сказалъ:

- Ты напоминаешь мне время, когда Леонидъ...

- О, отстань съ Леонидомъ и со всеми твоими классическими воспоминанiями. Пойдемъ!

Мы пошли обедать.

* * *

- Вотъ, Флора Виллингсгетъ, самая ужасная кокетка и смелая наездница во всей окрестности,-- сказалъ мой товарищъ Ральфъ Мортменъ, когда мы стояли съ нимъ у подъезда Динглеби-Комконъ. Я взглянулъ и увидалъ Гая Тевистона, надменно склонившагося надъ седломъ, онъ разговаривалъ съ красивою брюнеткой. Она въ действительности была прелестно одета - и очень веселая, умная женщина. Мы были достаточно близко, чтобы разслышать следующiй разговоръ; каждый читатель, знакомый съ хорошимъ тономъ, сейчасъ признаетъ выраженiя свойственныя и обычныя въ высшихъ классахъ.

- Когда Дiана завладеваетъ полемъ, охота не всегда касается предметовъ ferae naturae,-- сказалъ Гай значительно взглянувъ на свою собеседницу.-- Флора не смутилась ни отъ взгляда, ни отъ смысла сарказма.

- Если бы я искала теперь Эндимiона,-- сказала она весело, и шутя курцъ-галопомъ переехала черезъ несколько собакъ и перескочила ворота въ пять заставъ.

Гай сказалъ несколько словъ шопотомъ, такъ что остальная часть общества не могла ихъ разслышать; сделавъ поворотъ, онъ ловко перескочилъ черезъ двухъ охотниковъ, галопомъ въехалъ по ступенямъ подъезда замка и, полнымъ карьеромъ пронесясь черезъ залу, выскочилъ черезъ окно гостиной и медленно подъехалъ ко мне ва лугу.

- Берегись Флоры Биллингсгетъ,-- сказалъ онъ мне весьма серьезнымъ голосомъ, причемъ глаза его метали искры.-- Gardez vous!-- Gnothi seauton,-- возразилъ я спокойно, не желая отстать отъ него въ сметливости.

Гай въ отличномъ расположенiи духа началъ охоту. Онъ скакалъ хорошо. Онъ и пикёръ шли рядомъ у последней изгороди, а собаки, на сто ярдовъ впереди гнали лисицу въ открытомъ поле. Но случилось неожиданное обстоятельство. Вернувшись назадъ, его гнедая кобыла отказалась перескочить стену въ десять футовъ вышиною. Она стала на дыбы и упала навзничь. Онъ снова легонько направилъ ее туда; снова она отказалась, грузно упавъ съ высоты. Гай всталъ. Прежнее безсердечное выраженiе появилось у него въ глазахъ; выраженiе суровости легло вокругъ линiи рта. Схвативъ кобылу за хвостъ и гриву, онъ перекинулъ ее черезъ стену. Она упала на другую сторону съ вышины двадцати футовъ и встала на ноги, дрожа всемъ теломъ. Легко перескочилъ онъ самъ преграду и снова селъ на нее верхомъ. Во-второй разъ она уже не отказывалась перескочить стену.

* * *

Гай охотился на глухарей на севере Ирландiи. Такъ сказалъ мне Ральфъ Мортменъ; равно онъ сообщилъ о томъ, что предполагаемый бракъ между Мери Брандажи и Гаемъ разрушенъ Флорою Биллингсгетъ.-- Я не люблю этихъ Биллингсгетъ,-- сказалъ Рольфъ,-- они дурные люди. Отецъ ея Смитфильдъ де Биллингсгетъ умелъ какъ-то подтасовывать карты. Но nous verrons; пойдемъ къ Гаю.

На следующее утро мы отправились въ Финъ-ма-куль'съ Кроссингъ. Когда я достигъ охотничьяго павильона, где Гай угощалъ избранное общество друзей, Флора Биллингсгетъ встретила меня съ прiятною улыбкою.

Гай казался еще суровее и громаднее, чемъ когда-либо. Его приступы бешенства стали чаще повторяться, и онъ съ трудомъ могъ удержать въ семье своей смышленаго слугу. Его настоящiе слуги были более или менее изувечены, подвергаясь ярости господина. Былъ какой-то странный цинизмъ, едкiй сарказмъ въ его манере говорить, проглядывавшiй даже сквозь его благовоспитанныя манеры. Я вспомнилъ о Тимоне, и т. д.

Какъ-то вечеромъ мы сидели за бутылкою шамбертена после утомительнаго дня; Гай разсеянно перелистывалъ письмо, и вдругъ вскрикнулъ. Слыхали ли вы когда-нибудь крикъ раненаго слона? Его крикъ напоминалъ это.

Пораженный, я взглянулъ на него. Онъ разглядывалъ письмо, держа его на некоторомъ разстоянiи и, глядя на него, фыркалъ. Нижняя часть его лица приняла строгое выраженiе, но не такое суровое какъ обыкновенно. Онъ медленно грызъ зубами осколки стакана, изъ котораго только что пилъ. Вдругъ онъ схватилъ одного изъ слугъ и, заставивъ несчастнаго стать на колени, заревелъ подобно тигру:

- Собака! зачемъ это скрыли отъ меня?

- Ведь, сэръ, миссъ Флора сказала, что это примирительное письмо отъ миссъ Брандажи и велела спрятать его такъ, чтобы вы не видали его - и-и...

- Говори, собака! и вы...

- Я положилъ его между вашими счетами, сэръ!

въ этотъ вечеръ по местному обычаю поджечь ферму и подстрелитъ землевладельца. Гай страшно улыбнулся, суровое, жестокое выраженiе не покинуло его лица.

- Пусть придутъ,-- сказалъ онъ спокойно,-- я чувствую потребность принять гостей.

Мы поставили баррикады у оконъ, и выбрали изъ шкапа оружiе. Гай сделалъ странный выборъ: онъ выбралъ сетку на длинной ручке и острую кавалерiйскую саблю.

Не долго пришлось намъ остаться въ неведенiи относительно ея употребленiя. На дворе раздались крики, и пятьдесятъ или шестьдесятъ вооруженныхъ людей стали напирать на двери.

Вдругъ открылось окно. Съ быстротою молнiи Гай Тевистонъ накинулъ сеть на голову вожака партiи, крикнувъ: àbet! лезвiемъ кавалерiйской сабли онъ отделилъ голову отъ туловища и, дернувъ назадъ сетку, бросилъ на полъ окровавленную голову, сказавъ спокойно:-- Одинъ готовъ.

Снова была закинута сетка, блеснула сталь, сетку вздернули обратно съ ужасными словами:-- Вотъ и два! когда голова катилась на полъ.

двадцать головъ этихъ отчаянныхъ людей. Остальные собирались разбежаться. Но Гай неосторожно показался у дверей; раздался громкiй выстрелъ, и онъ упалъ навзничь, пронзенный въ сердце. Въ последнемъ безсознательномъ движенiи онъ схватился за притолоку двери, и сила его мускуловъ была такова, что целая сторона дома подалась отъ происшедшаго, вследствiе его движенiя, землетрясенiя, и мы едва успели выбежать, какъ домъ обрушился. Я подумалъ о Самсоне, гиганте судье и т. д.; но все было кончено.

Гай Тевистонъ умеръ какъ и жилъ,--