| Автор: | Брэддон М. Э., год: 1863 |
| Категория: | Роман |
Глава XXXVIII. ПЕЧАЛЬНЫЕ ВЕСТИ ИЗ УДЛЭНДСА
После приезда француза, Ланцелот не показывался несколько дней в Толльдэль, к великому огорчению своей невесты, даже радостные заботы о приданом не могли утешить ее в отсутствии возлюбленного жениха. Безутешная бродила она по комнатам, посматривала из окна на обнаженные деревья, на печальные аллеи и декламировала стихи Теннисона, сочувствуя его грустным созданиям, потому что Ланцелот не приходил; тоска овладела ею, и она произносила тому подобные сетования.
Наконец она вышла прогуляться в холодный мрачный февральский день, покрыв голову тонким носовым платком, как достаточную защиту от ненастной погоды; ветер развевал ее светлые локоны, когда она стояла у калитки, ведущей из сада в поле и посматривала не идет ли ее жених через лес по узкой тропинке, где он обыкновенно ходил для сокращения дороги.
Это было 22 февраля: ровно двадцать один день оставался до того памятного дня, когда она станет женой Ланцелота. Рядом с Лорой стояла Элинор. Короткий зимний день был уже на исходе. Обе подруги молчали. Элинор была в самом мрачном настроении духа, потому что в этот самый день она лишилась своего друга и советника: Ричард Торнтон получил самые выгодные предложения от одного из эдинбургских театров, чтобы приготовить к Святой великолепные декорации и потому поспешил уехать в Шотландию вместе со своею теткой. В отсутствие своего верного союзника Элинор чувствовала всю свою беспомощность. Конечно, Ричард дал слово явиться по первому ее призыву, но расстояние, разделяющее их, так велико, да и кто может сказать, когда придет настоящая пора действовать? Одна, одна среди людей, не сочувствующих цели ее жизни? Элинор с горечью сознавала безнадежность своего положения.
Неудивительно, что задумчивая и грустная Элинор была не похожа на прежнюю веселую и добродушную подругу, которую Лора так сильно полюбила до приезда Ланцелота. Украдкой, почти со страхом, посматривала на нее Лора, удивляясь перемене, в ней совершившейся, и, размышляя, какая могла бы быть тому причина?
"Верно, она была влюблена в Ланцелота, -- думала она, да и кто бы в него не влюбился? За опекуна моего вышла потому, что он богат, а теперь она раскаивается, зачем это сделала, и страдает от того, зачем я выхожу за Ланцелота. Ну что, если и Ланцелот все еще влюблен в нее, как герой страшного французского романа?"
В лесу начинало темнеть, когда две фигуры показались на узкой тропинке. Высокий и стройный молодой человек хлестал по кустарникам своею тросточкою, а с ним рядом бодро выступал коротенький и толстенький господин с кудрявыми черными волосами.
Лора немедленно узнала своего жениха даже и при наступавшей темноте, в его же спутнике Элинор тотчас узнала француза, путешествующего приказчика.
Дэррелль представил дамам своего приятеля.
-- Мосье Виктор Бурдон - мистрис Монктон и мисс Мэсон, -- пробормотал он торопливо. -- Я думаю, Лора, вы считали меня большим невежей, что я так давно не был у вас, но эти дни я возил Бурдона по окрестностям. Он никогда не бывал в этих местах, хотя он почти такой же англичанин, как и я.
Услашав такой комплимент, Бурдон рассмеялся с явным намерением показаться очаровательным.
-- Точно так, -- сказал он нечистым английским произношением, -- мы были в Уиндзоре: там очень мило.
Ланцелот нахмурил брови и сердито посмотрел на своего приятеля.
-- Бурдон желал осмотреть дворец, чтобы сделать сравнение с бесконечной версальской галереей и, кажется, к ущербу нашей национальной гордости!
-- Но во дворец не пускают по этим дням, -- заметила Элинор.
-- Действительно, -- отвечал Дэррелль, смотря на нее подозрительно, -- туда никогда не пускают по тем дням, когда желаешь видеть. Вот и всегда так бывает в этом мире противоречий и парадоксов.
"Он возил своего друга в Уиндзор, -- подумала Элинор, -- не имеет ли это отношения к его последнему посещению? Не за тем ли они ездили, чтобы опять толковать с клерком мистера Лауфорда?"
Без Ричарда она была как без рук и ничего не могла придумать.
"Сегодня же вечером, -- думала она, напишу я к нему, чтобы он немедленно приехал".
Но через минуту ей самой стало совестно за свое эгоистическое чувство. Она могла жертвовать своею жизнью для осуществления мечты своей жизни. День и ночь вопиял к ней голос ее отца из могилы, не освященной молитвою церкви и, казалось, требовал мщения, но она не могла требовать, чтобы и посторонние ему люди приносили такую же жертву.
-- думала она, -- куда бы ни повела меня избранная мною дорога, сколько бы ни было преград на этом трудном пути, но отныне я одна пойду по нему. Бедный Дик! Я и так уже много мучила его своими печалями и беспомощным положением."
-- Ланцелот, вы, верно, пришли обедать к нам? -- сказала Лора, видя, что Элинор неподвижно и безмолвно стоит у калитки, погруженная в свои мысли, точно бледная статуя в темноте, -- и пригласили тоже вашего друга, мосье Бурдона.
-- Ах, как это можно! -- воскликнул француз в порыве самоунижения, -- я не принадлежу к вашему обществу. Мосье Дэррелль только по доброте своей удостаивает меня названия друга.
Француз рассыпался в извинениях, прося снисхождения в том отношении, что он ничто иное, как смиренный приказчик, путешествующий для распространения коммерции некоторого патентованного товара, удостоенного милостивым вниманием всех коронованных глав в Европе и который с помощью его стараний и влияния его соотечественников вскоре станет всемирною потребностью и источником колоссального богатства.
Элинор вздрогнула и с невольным отвращением отступила рт француза, когда он обратился и к ней со своим болтливым красноречием, хвастаясь собою и товаром, который он обязан был восхвалять.
Она вспомнила, что этот самый болтливый хвастун был орудием Ланцелота Деррелля в ночь смерти ее отца, тот самый злодей, который стоял позади стула Джорджа Вэна и, смотря через его плечо в карты, передавал знаками его игру своему сообщнику.
Если бы она могла забыть мошенничество Ланцелота, то достаточно было присутствия его друга, француза, чтобы припомнить ей всю эту бесчеловечную низость и внушить ей полное отвращение к этим жестоким людям. Ей показалось, что само Провидение привело француза сюда, для возобновления ее энергии и решимости.
"Человек, который мог вступить в товарищество с этим гнусным французом для того, чтобы ограбить моего отца, никогда не получит наследство от Мориса де-Креспиньи и никогда не женится на воспитаннице моего мужа", -- думала Элинор.
В эту самую минуту позади двух подруг послышались твердые мужские шаги по садовой дорожке, посыпанной песком, и в ту же минуту рука Джильберта Монктона лежала на плече его жены.
Неожиданное прикосновение испугало Элинор, она обернулась к нему с испуганным лицом, что служило новою уликою против нее, новым доказательством, что ома скрывает какую-то тайну от своего мужа.
Рано Монктон выехал из дома, чтоб позаботиться о делах, которыми почти не занимался последнее время, и возвратился домой двумя часами ранее обыкновенного.
-- Зачем, Элинор, в такую дурную погоду ты выходишь н сад? -- сказал он строго, -- этот тонкий платок не защитит тебя от холода, да и вы, Лора, можете также простудиться. В такую погоду гораздо приличнее сидеть в гостиной у камина, чем ходить по сырости. Здравствуйте, господа. Гораздо было бы лучше, Дэррелль, если бы вы пригласили своего друга в дом.
-- Ты сегодня, Джильберт, вернулся гораздо раньше обыкновенного, мы не ждали тебя раньше семи часов, -- сказала Элинор, чтобы прервать неприятное молчание, последовавшее за появлением ее мужа.
-- Я выехал из Уиндзора с трехчасовым поездом, но не прямо домой, а заехал прежде навестить больного в Удлэндсе.
Элинор взглянула на него с живостью.
-- Надеюсь, ему лучше? -- спросила она.
Нет, Элинор, кажется, тебе не придется уже видеться с ним. Доктора не думают, чтобы он протянул еще до конца этой недели.
Элинор сжала губы и подняла голову с выражением твердой решимости и вызова.
"Я увижу его! -- подумала она, -- я не передам случаю своей надежды на мщение. Он мог переменить свою духовную, может быть, уничтожил ее. Пускай будет что будет, по я стану еще у его смертного одра, я скажу ему, кто я и именем покойного отца потребую от него правосудия".
Ланцелот стоял, опустив голову и устремив глаза в землю.
душевной бури.
Так старик умирает? -- спросил он медленно.
-- Да, ваш дед умирает, -- ответил Монктон, -- и может быть, чрез несколько дней вы будете хозяином Удлэндса.
Молодой человек испустил глубокий вздох.
-- Да, может быть, может быть, -- пробормотал он.