Семейство Какстон.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ.
ГЛАВА VIII.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Семейство Какстон. ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ГЛАВА VIII. (старая орфография)

ГЛАВА VIII.

Отец мой раза три прошелся взад и вперед по комнате, потом остановился у камина и, глядя на своего брата, сказал:

- Я осуждаю это убийство, Роланд! Гордость и слепое себялюбие - самое благосклонное осуждение такому человеку. Я понимаю, почему Брут должен был убить своих сыновей. Этой жертвой он спасал отечество! Что спас этот несчастный, фанатик уродливого убеждения? только свое имя. Он не мог стереть преступления с души сына, ни безчестия с его памяти. Он только удовлетворял суетному чувству личной гордости, и потеряв всякое сознание, он поступил по научению врага, всегда соблазняющого сердце человека: "Бойся мнения людского больше закона Божия!" - Да, любезный брат, чего должны больше всего беречься люди подобные вам? Конечно, не низости порока, но того порока, который облекается в мнимое благородство, заимствуя царственное величие добродетели!

влетел в комнату.

- Такия повести,-- продолжал отец жалобным голосом,-- будь оне рассказаны трагически, или просто,-- приносят пользу. Оне проникают сердце, умудряя его, но, всякая мудрость милосерда, мой добрый Роланд. Оне предлагают тот же вопрос: можем ли мы осудить этого человека? Разсудок отвечает, как я отвечал; мы осуждаем поступок, но жалеем о человеке. Мы.... смотрите мотылек попадет на свечку. Мы.... Фшь, фшь!-- И отец остановился, чтоб прогнать мотылька. Дядя обернулся, и отняв от лица платок, которым закрывал свое волнение, стал отгонять мотылька от огня. Мать отодвинула свечку. Я принялся ловить его соломенной шляпой отца. А в мотылька точно чорт вселился! он смеялся над всеми нами, то кружась под потолком, то вдруг бросаясь с вышины к проклятой свечке. Как бы сговорившись, отец подвинул одну свечу, дядя - другую, и пока мотылек летал вокруг, в недоумении, которую из них избрать своим костром, об свечи разом погасли. Дрова слабо тлились в камине, мы очутились в совершенной темноте, и тихий голос моего отца звучал словно голос невидимого духа.

"Мы остались в темноте для того чтобы спасти от смерти мотылька,-- меньше ли, брат, должны мы делать для ближняго? Погасить надо, человеколюбиво погасить свет нашего разума, если мрак может благоприятствовать состраданию.

Прежде чем зажгли свечи, дядя ушел из комнаты. Брат его пошел за ним, а мы с матушкой уселись рядом и шепотом стали разговаривать.