Под Южным Крестом.
ЧАСТЬ 3.
ГЛАВА XI

ГЛАВА XI

Таинственный дом. -- Ландлорд. -- Гостиница-ресторан-притон. -- Завсегдатаи уединенного дома. -- Прибытие свагменов. -- Ловкость ландлорда. -- Непреодолимое искушение. -- Бутыль водки и боченок анчоусов. -- Безобразная оргия. -- Трехдневное пьянство без просыпа. -- Джентльмен или авантюрист? -- Появление бывшего капитана "Лэо-Дзы". -- Назидательная беседа пирата с ландлордом. -- Незнакомец, в ожидании лучшего, пользуется пьяным ирландцем как подушкой.

В ту минуту, когда Фрикэ издал возглас удивления по поводу пропажи ручейка, километрах в четырех от того места происходила возмутительная сцена.

Если идти по узкой, едва протоптанной дороге по другую сторону озера, то на пути вдруг, как из земли, вырастет низкий и неуклюжий дом в виде блокгауза, окруженный высокими прямыми деревьями с шапкой тусклой и пыльной зелени. Этот дом построен очень просто из нетесаных смолистых бревен и состоит из двух очень низких корпусов с такими узкими окнами, что их скорее можно принять за амбразуры для стрельбы из пушек, чем за отверстия для пропуска во внутрь дома веселых солнечных лучей.

Оба корпуса параллельны и почти симметричны. Их разделяет двор шириною около пятидесяти метров и окружает забор из таких же прочных бревен, как и самое строение. Один корпус выходит фасадом на озеро, а другой -- на долину.

Этот некрасивый и даже мрачный дом -- гостиница, где сходятся на нейтральной полосе мелкие золотопромышленники, пастухи, рудокопы и лесовики.

По странному, абсолютно непонятному капризу, хозяин гостиницы, словно не гоняясь за посетителями, выбрал для такого заведения совершенно неудобное место: с одной стороны крутой, недоступный берег озера, с другой -- трудная, неровная дорога, и, вдобавок ко всему, полнейшая глушь. Года три или четыре назад, когда обанкротилась одна компания, вздумавшая искать золото на пустынных и скудных берегах Тирреля, на соседний лес совершила набег толпа дровосеков, человек двадцать, которая начала безжалостно рубить деревья. Вскоре, как по волшебству, из громадных бревен возникло человеческое жилище. Затем к дому подъехала огромная фура, запряженная двенадцатью быками, а через два дня работники получили расчет и ушли. Фура постояла за оградой дома три дня, а потом уехала неизвестно куда.

Лесной замок стоял в уединении несколько лет. Лишь изредка забредет в него умирающий от голода пастух или подойдут к его воротам несколько негритов и попросят чего-нибудь поесть, зная, что белые почти никогда не отказывают в подаянии. По временам, приблизительно раз в полгода, в ворота дома въезжала фура и быстро возвращалась обратно, сдав свой таинственный груз.

Но вдруг диггеры открыли богатый прииск, тот самый, где отличился Фрикэ, спасая Жана. Вся окрестность оживилась, и таинственный дом открыл для посетителей свои мрачные ворота. Он получил пышное название гостиницы-ресторана, сохранив, однако, зловещий вид подозрительного притона.

Но золотопромышленники не обращали внимания на наружность. Вино в гостинице подавалось превосходное, пища сытная, а хозяин, умевший замечательно готовить крепкие приправы, столь милые англо-саксонскому желудку, брал очень умеренную плату. Кто он был и откуда -- никто не знал. Его называли ландлордом, и он охотно отзывался на это прозвище, донельзя лестное для его самолюбия.

О себе он ничего не рассказывал. Внешность его была далеко не привлекательной. Ростом он был пяти футов и десяти дюймов, сложен как атлет и в обращении пренебрегал самыми основными правилами вежливости. Его широкий рот, усаженный зубами, которым позавидовал бы любой волк, открывался лишь для того, чтобы отказать в кредите тому из потребителей, у кого потребности желудка оказывались несоразмерными с платежеспособностью кошелька. Если такой потребитель надоедал ему своими приставаниями, ландлорд угощал его ударом кулака. Если же побитый забывался до такой степени, что давал сдачи, ландлорд сурово вынимал из-за пояса огромный английский револьвер-"бульдог". Раздавался выстрел, прибегала прислуга и уносила труп, который тут же выбрасывался в озеро на съедение многочисленным рыбам.

Впрочем, такая трагическая развязка случалась редко. Ландлорда и его привычки знали все и волей-неволей мирились с этим. Зато, в свою очередь, он был в высшей степени молчалив и никогда не вмешивался в дела своих клиентов. Когда требовалось уладить ссору между двумя друзьями, стоило только сделать ему знак, подмигнуть, и он сейчас же обращался к остальным посетителям с просьбой удалиться в другой конец зала. Между ними и дуэлистами протягивалась веревка, и дуэль начиналась. Обычно она оканчивалась смертью, но зрителей это нисколько не смущало. Они, по большей части, сами были народ привычный, чтобы не сказать отпетый.

Ландлорд считался богачом, и, вероятно, это было справедливо, но ни один смельчак не решался покуситься на его деньги. Охотников чужого добра удерживал страх перед законом Линча, с которым шутить опасно, и, кроме того, никто не знал, куда прячет ландлорд свои сбережения. По крайней мере, самые ловкие пролазы, стараясь выяснить это, постоянно оставались ни с чем.

Втихомолку поговаривали, что дом ландлорда стоит на месте старых шахт, вырытых еще обанкротившимся обществом. Эти шахты вели в нескончаемые подземные галереи, многие из которых проходили даже под озером, а так как расположение этих галерей никому не было известно, то даже самые смелые головорезы не отваживались спускаться в этот таинственный лабиринт. Ландлорд только посмеивался, слушая эти "бабьи толки", и преспокойно занимался своим делом.

Дня за два или три до той оргии в мрачном доме, о которой мы упомянули в начале главы, мимо жилища ландлорда проходило человек двадцать свагменов -- ирландцев, немцев и англичан. Свагменами называют поденщиков, переходящих с места на место с узлом (swag) за спиной. В этом узле находится обычно разная мелочь и запасная пара сапог.

Свагмены представляли собой жалкую толпу оборванцев, изможденных трудом и лишениями. Они шли молча и уныло, по-видимому, не собираясь завернуть к ландлорду.

Но он сейчас же почуял наживу. Не всегда внешность свагменов соответствует действительности. Иногда их нищенский вид скрывает большой заработок, полученный на прииске, или за стрижку овец, или выпас скота.

Всякому кабатчику хорошо известна жизнь людей этого рода. Он знает, что эта жизнь очень похожа на житье матросов, которые во время плавания вынуждены воздерживаться от многого, а ступив на землю, жадно набрасываются на удовольствия. Свагмены во время работы ведут жизнь, пожалуй, еще более скучную и воздержанную, но уж зато, когда дорвутся до возможности тряхнуть заработанными деньгами, не знают удержу и предаются наслаждениям в чисто эпических размерах.

Отработав, они собираются в толпы и направляются в ближайший город, где можно развернуться. Уединенных гостиниц, стоящих на дороге, они не уважают. Свагмены считают унизительным пропивать в них деньги и никогда там не засиживаются, а только заходят перекусить. Они жаждут более широкой арены для подвигов, после которых обычно возвращаются опять к прежней трудовой жизни, полной лишений.

Ландлорд, видя, какие они пыльные и потные, притворился, будто принимает их за нищих, и предложил даром по чашке чаю.

Это предложение вызвало целую бурю ругательств.

только пить да гулять. Чаю! Очень он нам нужен! Водки давай, вот чего! И не даром, мы заплатим чистыми денежками. Да. Знай наших.

Хитрость трактирщика удалась. Он знал, что у свагменов наверняка есть золото и решил переложить это золото в свой карман. Так оно и вышло. "Теперь это вопрос двух-трех дней", -- думал он, потирая руки от удовольствия.

Свагмены уселись под деревом у стола, на котором не замедлила появиться водка. Они еще не решались войти в зал, откуда так и несло одуряющим запахом винных паров. Трактирщик не стал их приглашать, зная, что они и сами не устоят перед искушением.

Он предлагал чаю, а ему поднесли стаканчик водки, которую вся компания объявила превосходной.

Но что такое две бутылки на двадцать человек? Это все равно, что капля воды в безводной пустыне или одно яйцо на целый полк. Глаза у всех разгорелись, языки жадно облизывали губы.

- А водка хороша. Что вы скажете, Овен? Как вы полагаете, Миллер?

Известно, что все немцы -- Миллеры, а все ирландцы -- Овены.

- Водка... ничего, забористая, -- отвечал англичанин Дик.

- Водка очень хороша, хозяин. Почем она у вас? -- спросил ландлорда хор жадных голосов.

- Я не продаю, а подаю ее, -- с достоинством ответил хозяин.

- Черт вас дери с вашим великодушием. Нам не нужно милостыни, мы не нищие. У нас в кошельках деньги-то есть. Знайте, что мы идем в Сван-Гилль, где будет опорожнено много бутылей и разбито много стаканов. Мы, если запьем, так уж пьем без конца.

- Очень приятно, господа. Очень приятно. Вы правы. Но вы выпили только по одному стаканчику водки. Этого мало. Отсюда до Сван-Гилля путь неблизкий. Позвольте отшельнику уединенного дома угостить вас персиковой наливкой. Такая, доложу вам, она у меня душистая, что просто чудо, а уж сладкая какая -- ну, что твой мед.

- Отлично, хозяин, но только, чур, на этот раз платим мы. Мы богаты. Падди (насмешливое прозвище всякого ирландца) нашел целую корзинку апельсинов, Миллер несет с собой жалованье за целый год, а Дик целых два года копил поденную плату за работу в лесу.

- Тише, ребята! Вы точно старые бабы. Что у вас за языки проклятые! Я охотно выпью за здоровье лесовиков, но вовсе не хочу, чтобы наш скромный заработок перешел в их карманы. Ведь они всюду рыскают и, чего доброго, услышат, что вы говорите.

Ландлорд с торжеством притащил две бутылки, оплетенные ивовыми прутьями, местами сгнившими, что свидетельствовало о их древности.

- Но это слишком много! -- вскричал Овен, втайне думая о том, насколько опустошат эти бутылки его корзинку с апельсинами.

- Падди, голубчик, -- возразил с важностью хозяин, -- если тебе так жаль червонцев, то оставь их у себя. Пить, впрочем, можешь, как и все. За мой счет.

Радушные слова были встречены возгласом одобрения, и товарищи ирландца презрительно пожали плечами, с неудовольствием косясь на скрягу.

Тот рассердился, вытащил карманный нож и одним ударом сбил у бутылки горлышко, крича:

- Ура, братцы, Овен богат! Что такое бутыль? Плевок. Пейте на здоровье. От чистого сердца угощаю. Ты, хозяин! Получай!

При оглушительном "ура!" товарищей Овен вытащил из-за пазухи увесистый кошелек и достал оттуда целую горсть золотого песка.

Из уважения к хозяину бутыль опустошили до капли. Жажда от этого только увеличилась, голод тоже давал себя знать.

Что у тебя есть, сказывай, чертов трактирщик?

- Бочонок анчоусов есть... чудный бочонок. Предпоследний! Сама королева, дай ей Бог здоровья, таких анчоусов не пробовала.

- Ура! Анчоусы так анчоусы!

И пьяницы перешли в зал гостиницы, где для них быстро накрыли стол. Сервировка была удивительно хороша для такого глухого места. Белье сияло чистотой, тарелки и стаканы так и сверкали, что составляло разительный контраст с рваной одеждой свагменов.

Анчоусы были солоны до ужаса и, в буквальном смысле, драли горло. Трактирщик предложил их специально, потому что после них обычно начинается ужасная жажда. Путники, уже будучи разгорячены, решили переночевать в гостинице, а что же делать в гостинице, как не пить? И они пили, как губки. Погреб ландлорда казался неистощимым.

Количество напитков могло сравниться только с их разнообразием.

Наступил час ужина. В возбуждающих блюдах недостатка не оказалось, и вскоре несчастные гости ландлорда были пьяны, как стельки.

Принесли карты. Пошла азартная игра -- надо же было как-нибудь убить время. Послышались самые идиотские песни, прерываемые пьяной икотой. Многие передрались между собой, после чего победители и побежденные свалились под стол. Проспавшись, несчастные продолжали пить. Они делали самую невообразимую смесь из всевозможных напитков, приготовляли убийственные пунши, наливали шампанское и ром в котлы и чугуны.

Трактирщик был не в убытке. Гуляки платили за все наличными, не торгуясь. Уже многие из них пропились дочиста и продолжали кутить только благодаря любезности своих товарищей. А ландлорд уже думал о том, как он вытолкает всю эту милую компанию за дверь, вытянув из нее все, что можно.

Наступал третий день. По крутой дороге, ведущей к дому, поднимался путник, прислушиваясь к странному концерту, доносившемуся до него. То была какая-то смесь храпа и пения. Дойдя до дома, он быстро отворил дверь, вошел в зал и, как ни в чем не бывало, сел к столу, за которым происходила вакханалия.

Пришедшему было лет тридцать. Это был видный, статный молодец, обладавший, по-видимому, и силой, и ловкостью. Из-под надвинутой на лоб широкополой шляпы блестели черные быстрые глаза. Красные полные, несколько насмешливые губы оттенялись небольшими черными усиками. Лицо его, загорелое и обветренное, отличалось изяществом черт, а маленькие руки и ноги, обутые в желтые кожаные сапоги, позволяли принять его за переодетого аристократа, несмотря на потертость костюма, который был прекрасно сшит и сидел на нем превосходно.

Гуляки, одурев от алкоголя, едва заметили его приход, но те из них, которые были потрезвее, отнеслись к молодому человеку с братским радушием. Ландлорд в это время чуть ли не в двадцатый раз спускался в подвал, откуда доносилось сдержанное шушуканье. Этот шепот, доносившийся до молодого человека в минуты затишья, чрезвычайно заинтересовал его. Он осторожно приблизился к подвалу и прислушался, спрятавшись за огромным буфетом.

Разговор был длинный и, должно быть, очень важный, потому что молодой человек, слушая его, весь дрожал.

- Время не ждет, -- говорил сиплый голос. -- Нужно действовать быстро. Сегодня вечером будет уже поздно.

- Но они еще не совсем пропились, -- возражал ландлорд. -- У некоторых еще есть деньги. Мы ничего не сделаем.

- Нужно их украсть у них... скорее. Необходимо, чтобы они были в нашем распоряжении, иначе мы погибли. Я почти один. Атаман не едет. Мы осаждены... Что делать?

- Да, это вещь серьезная.

- Если бы этот проклятый француз не прострелил мне плечо, я перевязал бы их веревкой, посадил в корзину и заставил работать.

- Я, пожалуй, вам помогу. Но ведь они, вероятно, будут сопротивляться.

- Упрямцам нож в бок, а сговорчивым -- пригоршню золота. Ведь это очень много за какую-нибудь трехчасовую работу.

- Взгляните на них сами.

на котором рос клок черных и жестких волос.

Чего нужно было американцу Голлидею, бывшему капитану "Лао-Дзы"?

Быть может, он набирал новый экипаж?

- Хорошо, -- сказал низкий голос. -- У вас есть еще два часа времени. Постарайтесь одурманить их еще больше.

на туловище мертвецки пьяного Овена.

Как только незнакомец уселся в своей небрежной позе, ландлорд вышел из подвала.