Охотники за каучуком.
ЧАСТЬ 2.
ГЛАВА VIII

ГЛАВА VIII

Трудности снабжения провиантом французской Гвианы. -- Недостаток скота. -- Быки из Пары. -- "Симон Боливар". -- Труппа лирических артистов. -- Ужасное плавание. -- Повальное пьянство на судне. -- В канале Морака. -- Янгада. -- Рулевой. -- Капитан с недоверием смотрит на трезвость вновь прибывшего. -- Сели на мель. -- Бешенство. -- Рука Диего. -- Капитан, который уже не хозяин больше на своем судне. -- Захваченное судно. -- Проекты негра. -- Гибралтар Амазонки. -- Соучастие. -- Диего и Шарль Робен.

За более чем двести лет французская колония в Гвиане все еще не разрешила вопроса о своем продовольствии. Как ни странно, но и по сие время эта колония вынуждена прибегать для снабжения продовольствием к помощи не только соседних с нею стран, но и главным образом к помощи своей метрополии.

Ежемесячно Франция поставляет туда муку и консервы всякого рода, мясные, рыбные, зелень и всякие овощи, огромное количество картофеля, лука, бобов, целые транспорты сушеной трески, сахара, кофе и шоколада.

Напрасно вы стали бы возражать, что зелень, овощи и сахарный тростник произрастают здесь почти без обработки почвы, что и кофе, и какао ждут только рук для сбора, что реки Гвианы, быть может, самые рыбные реки всего мира, а скот, особенно быки и свиньи, могли бы размножаться здесь до бесконечности на этих богатейших пастбищах заливных саванн, которые не надо даже засевать. Несмотря на все это, французская колония не производит решительно ничего, кроме маниока, из которого изготовляется куак и кассава, то есть экваториальный черный хлеб и туземные макароны, составляющие, в соединении с сушеной треской, основное питание местного населения. Что же касается свежего мяса, предназначенного для нужд служебного персонала и административных лиц, для богатых негоциантов, то приходится, не имея возможности вывозить из Франции живой скот, приобретать его в Паре у соседей.

Стоило бы только развести скот на превосходных саваннах французской Гвианы, свое мясо, свежее и превосходное, за каких-нибудь пятьдесят сантимов за килограмм было бы здесь в изобилии. Но местная администрация почему-то предпочитает, вопреки всяким экономическим соображениям, выписывать скот из Бразилии. Таким образом продовольственные подрядчики, отправляющиеся в бразильскую провинцию для закупки скота, по смешной цене, двадцать -- двадцать пять сантимов за килограмм, продают это самое мясо за два -- два с четвертью франка за килограмм в Гвиане.

Упомянем еще, что дичь, которая с каждым годом становится все более легендарным лакомством, и рыба, которую здесь ловят некоторые отбывшие срок наказания аннамиты, достигают здесь прямо невероятных цен в тех редких случаях, когда появляются на базаре.

Несколько небольших судов отправляются в Пару за быками и несут каботажную службу по берегу, приставая в Кашипур, Кунани, Мапа и других местах, где они грузят изделия мелкой частной промышленности.

Но так как, вследствие ветров, течений и приливов, регулярность рейсов этих судов очень часто нарушается, что может пагубно отозваться на обеспечении колонии продовольствием, то администрация вошла в соглашение с некоторыми негоциантами, которые обязались совершать на пароходах регулярные рейсы.

Это лучшее, что администрация могла придумать в ожидании того времени, вероятно, весьма отдаленного, когда французские саванны, по меньшей мере столь же прекрасные, как и саванны Пары, будут эксплуатироваться французскими скотопромышленниками.

В то недавнее время, когда происходило рассказываемое нами, и разыгрывалась описываемая драма на спорной территории, колонию обслуживал в смысле снабжения провиантом, а главное мясом, небольшой пароход вместимостью 300 тонн. Специально построенный для береговой и речной навигации, он имел небольшое водоизмещение, а самый корпус его с обшивкой из легкой брони и машиной, приспособленной для топки дровами, вышли из мастерских одного из средиземноморских судостроительных заводов. Он имел оснастку трехмачтового голета и 10 человек экипажа, которых за глаза хватало для того, чтобы обслуживать машину и управляться с парусами.

Хозяин этого пароходика назвал его именем героя южноамериканской независимости Симона Боливара.

Матросы и боцман, кочегары и машинисты -- все были чернокожие, что, однако, вовсе не означает, что эти люди представляют собою хорошую и надежную рабочую силу. Напротив, эти негры очень часто во время плавания, и на стоянках в особенности, упиваются тафией до самозабвения, пляшут, как настоящие негры, как укушенные тропическим тарантулом, в то время когда надо грузить товары или забирать топливо, состоящее главным образом из стволов корнепусков.

Капитан этого судна -- мулат Параэнзо, человек лет сорока. Бывший рулевой и лоцман, бывший контрабандист, сохранивший свои прежние связи и сношения с жителями спорной территории, это был посредственный моряк и человек, лишенный предрассудков.

В одно прекрасное утро "Симон Боливар" вышел из города Пары со своим обычным грузом, около восьмидесяти голов быков.

Кроме того, пароход, служащий в обычное время только для перевозки мирных жвачных животных, на этот раз имел еще человек шесть пассажиров опереточной труппы. Это были французы, совершавшие турне по Южной Америке: они были в Рио-де-Жанейро, в Виктории, в Порто-Сегуро, в Бахии, в Пернамбуко и Паре, а теперь собирались вернуться во Францию, проехав через Кайену, Суринам, Демерару и французские Антильские острова.

По-видимому, судьба не баловала этих бедняг, заброшенных судьбой на "Симон Боливар". Все шестеро, трое мужчин и три женщины, скучились в единственном помещении, торжественно называемом салоном, на самом же деле -- зловонной конуре, теснота которой могла соперничать разве только с ее неопрятностью. Жестоко качаемые на коротких резких волнах океана, мучимые ужасами морской болезни, ютясь на своих же сундуках и чемоданах или на соломенных грязных морских креслах, задыхались от вонючих потоков, протекающих к ним с палубы. Не будучи в состоянии подняться наверх, по лестнице, сплошь загаженной нечистотами, превратившими судно в клоаку, злополучные артисты с томительным нетерпением ожидали первой пристани.

К счастью для них, на судне был еще пассажир, более привычный к этой ужасной обстановке, устроившийся где-то на корме у штурвала. Он время от времени спускался к ним, принося им то плодов, то немного тафии, разведенной водой, то кусок кассавы, и вообще всячески старался облегчить их положение, столь же скучное, сколь и тяжелое.

Лишь матросы превосходно чувствуют себя, топчась в грязи и навозе сплошь загаженного нечистотами судна, с беззаботным равнодушием черной расы ко всему, что касается чистоты, опрятности и порядка. Дуют себе тафию, сколько могут, делают спустя рукава свое дело, исполняя команду капитана лишь после нескольких повторных приказаний и с видимой неохотой и ленью. Затем растягиваются тут же, где попало, среди грязи и навоза, а, проснувшись, снова тянут тафию, поют и ухитряются еще плясать, выделывая свои диковинные прыжки, к немалому восхищению зрителей, их же товарищей.

Капитан также добросовестно напивается; из всего экипажа в надлежащем виде остается только один рулевой да механик.

С наступлением ночи команда бросает якоря где попало: осторожность, необходимая при таком береговом плавании, где абсолютно невозможно плыть впотьмах. Берега низки и плоски и так часто изменяются, благодаря сильным приливам, что от одного плавания до другого лоцман бывает не в состоянии узнать данное место: то приливом унесло мыс или косу, бывшие раньше на этом месте, то свалило деревья и вехи, обозначавшие путь; или наносной почвой закупорен канал или передвинута илистая мель.

Оттого суда, совершающие здесь береговые рейсы, весьма часто садятся на мель, что, впрочем, не представляет особой опасности, так как мели недостаточно плотны, и сняться с них не стоит большого труда.

"Симон Боливар", обогнув мыс, называемый старыми географами Северным Мысом, вошел в канал Марака, отделяющий материк от острова того же имени. Здесь он бросил якоря перед наступлением ночи, как раз против болот, тянущихся от линии корнепусков, растущих вдоль берега, и до большого озера Короссоль, или да-Як, очертания которого нанесены только пунктиром на превосходной карте Гвианы, составленной господином Маже.

Хотя на пароходе не было вахтенного матроса, во время этих ночных стоянок, все-таки один негр, менее пьяный, чем остальные, и менее сонный, заметил на берегу три огня, расположенных правильным треугольником.

Очевидно, под влиянием необычайного усердия к службе, он решился предупредить капитана, который свернувшись в своем гамаке, подвешенном у рулевого колеса, чередовал бесчисленные сигареты с не менее бесчисленными приемами спиртного напитка.

Эти три зажженных огня, вероятно, означали что-то условное, так как пьяница-капитан испустил трехэтажное ругательство, вылез из своего гамака и, спотыкаясь, сделал несколько шагов по направлению к борту.

Остановясь и покачиваясь на ногах, он навел на эти костры свою подзорную трубу.

- Пусть этот проклятый напиток превратится в яд, если нет опять чего-нибудь в этом треклятом канале!.. Да, да... хорошо... три огня означают, что я должен ждать лоцмана... Пусть меня чума заберет, если мой приятель Диего не драгоценный человек, который всегда решительно обо всем подумает... И он умеет заставить своих людей глядеть в оба, чтобы избавить своего приятеля Амброзио от неприятных случайностей... Значит, все благополучно! Можно пойти и продолжить свою дружескую беседу с этой не допитой еще бутылочкой!

Действительно, капитан Амброзио не ошибся ни относительно значения огней, ни относительно их происхождения. Едва только солнце показалось на горизонте, еще окутанное густыми туманами, тяжело нависшими над болотом, как появился в отдалении маленький туземный плот янгада, построенный из чрезвычайно легких стволов, сплетенных крепкими лианами, и снабженный прямоугольным парусом. Управлялся он, вместо руля, досками, называемыми гуарами, вертикально воткнутыми между бревнами плота. Вода действует на них или путем сопротивления или же течением. Человек, управлявший янгадой, был вооружен двухлопастным веслом. Кроме него, на плоту находилось двое негров.

Капитан сам окликнул их, когда плот подошел на полкабельтова.

- Эгой, с яганды!

- Эгой, с судна! -- отозвались оттуда.

- Эй, да это ты, Эставао... Приставай, друг мой... приставай, потихонечку.

- Я сам, капитан Амброзио, здравия желаю!

- И тебе также, друг любезный! Какой ветер занес тебя сюда?

- Меня прислал дон Диего для...

- Ну, хорошо, хорошо... у меня есть пассажиры на судне.

- Хм, неужели?!

- Да... лови причал и живо наверх!

- Есть, капитан! -- отозвался негр.

- Ну, что, Эставао? Что нового?

- Меня мучает жажда, капитан Амброзио, -- осклабившись, отвечал негр.

- Да, знаю, но это вовсе не ново... На, пей и отвечай скорее!

- А то, -- начал негр, проглотив добрую чашку крепкого напитка, -- что наш проклятый канал снова занесло илом!

- Дьявол! И это все, что ты имеешь мне сказать?

- Остальное вам скажет сеньор Диего сам.

- Значит, я увижу его?

- Может быть! Я ничего больше не знаю. Он меня прислал к вам только для того, чтобы я провел ваше судно.

- Но скажи, пожалуйста, сын мой, ты мне за все ручаешься? Знаешь, не глупи, у меня ценный груз и пассажиры на судне... французы... приличные...

- Я постараюсь, как могу, капитан Амброзио!

- Я в этом не сомневаюсь, приятель! Кроме того, ты знаешь, что тебе хорошо заплатят за услугу и щедро напоят.

- Знаю, что потрудиться для вас одно удовольствие!.. Но мы здесь болтаем, а время идет; прилив растет! Разрешите мне приказать сняться с якоря. Надо смотреть во все глаза!

- Даже не промыв глаз лишним стаканчиком тафии?!.

- Благодарю, капитан, но на этот раз я откажусь; лучше, если позволите, после, когда мы пройдем устье.

- Кой черт, -- подумал про себя сеньор Амброзио, -- надо полагать, положение должно быть серьезное, если этот парень отказывается от налитой чашки тафии. Но он хорошо знает свое дело; я в нем уверен... Пойду-ка выпить пока...

Положение должно было быть довольно серьезное, если лоцман, скомандовав через рупор в машину "ход вперед!" взялся сам за штурвал и повел "Симона Боливара".

В течение двух часов пароход, идя под малыми парами, очень счастливо и благополучно лавировал между мелями и банками, загромождавшими узкий канал. Вдруг на судне почувствовали едва заметный толчок, затем слабое сотрясение, и оно внезапно остановилось.

- Тысяча чертей! -- заревел капитан, пробудившийся от толчка. -- Мы сели на мель!

Действительно, пароход врезался носом в густую илистую мель и лег на ней, подобно кайману, греющемуся на солнце.

- Ход назад! Полный пар! -- кричит громовым голосом пьянчуга, разом протрезвев при виде опасности, грозящей его судну.

- Сели на мель во время прилива! Придется ждать большого вала, чтобы сняться. Ждать, до каких пор? Негодяй, -- кричит он на лоцмана, -- ты врезался в мель, которую и слепой не мог бы не заметить, и ты еще называешься лоцманом! Да последний юнга, десятилетний мальчишка, сделал бы не хуже!

Капитан начинает все более и более тревожиться за свое судно и опасаться последствий этого неприятного случая, так как отлично сознает, что ждать придется очень долго, а запасы воды и корма для скота уже почти вышли. Он рассчитывал возобновить их, по обыкновению, в Мапе, а эта задержка могла повлечь за собой в самом непродолжительном времени потерю всего его груза.

Ввиду этого, вместо терпеливого и безучастного ожидания, когда сильный вал снимет его с мели, как это обычно делают чернокожие в подобных случаях, он решился немедленно предпринять что-нибудь, чтобы сняться, не теряя времени.

Приказав спустить шлюпку, он отправился с четырьмя гребцами исследовать характер этой мели, но осмотр привел его в полное отчаяние.

- Знаешь ли ты, негодяй, -- обрушился он на лоцмана, -- что если бы ты захотел умышленно посадить меня на мель, то не мог бы сделать этого лучше? Весь канал свободен по крайней мере на два кабельтова, и ты это знал, так как сам только что прошел по нему, чтобы дойти до моей последней стоянки, а ты посадил пароход на мель, которую должен был видеть за целые полмили! При этом ты не был пьян!.. Я, право, не знаю, что мне мешает отправить тебя квакать в эту зеленую тюрю!

- Не сердитесь, капитан... Сейчас прибудет дон Диего, он поможет вам сняться.

- Диего! -- воскликнул капитан с нескрываемым недоверием. -- Что ты мне рассказываешь? Как, разве он не у себя в деревне, на озере или в Мапе? Как он может знать, что мы сели на мель?

- Я не знаю! -- растерянно пробормотал негр и вдруг весь задрожал как будто от страха. Неожиданное появление парусного судна, шедшего на всех парусах и быстро обогнувшего мель, делало дальнейшее разъяснение излишним.

Капитан сразу узнал одно из судов флотилии вождя Озерной деревни.

- При других обстоятельствах и во всякое другое время, -- подумал он, -- я благословил бы судьбу за его появление, но сегодня, не знаю почему, вид моего приятеля не предвещает мне ничего доброго... Меня окружает какая-то тайна, и я поневоле спрашиваю себя, чем все это кончится!

Между тем парусник, обогнув мель, проходит в открытое место, затем заворачивает и мчится прямо на корму парохода, с искусством, которое вызвало бы невольные аплодисменты у любого опытного моряка. Между двумя судами не осталось и полутора метров расстояния.

Но в данный момент у капитана на уме совсем другое, чем восхищение ловкостью маневров.

Едва только суда стали борт к борту, как с парусного судна, точно туча саранчи, налетело человек двадцать полунагих негров, вооруженных с головы до ног. В одно мгновение они рассыпались по палубе с величайшей бесцеремонностью и кольцом окружили недоумевающего капитана.

- Здравствуйте, приятель! -- раздался позади его насмешливый голос.

- Здравствуйте, Диего! -- ответил мрачно сеньор Амброзио. -- Кой черт, чего вы от меня хотите?

- Да только помочь вам, любезнейший; ведь вы, вижу, в затруднительном положении!

- Да, по вине вот этого скота, лоцмана, которого вы мне прислали и которого я, к сожалению, не приказал выбросить за борт!

- Это было бы очень печально; бедняга Эставао, посадив вас на мель по моему приказанию, обеспечил ваше благополучие!

- По вашему приказанию!.. Мое судно в опасности, по вашему приказанию! Мой груз должен погибнуть... Мои судовладельцы должны разориться!.. Продовольствие Кайены должно пострадать! И все это по вашему приказанию... Воля ваша, ваши шутки зловещи, приятель!

- А вы, приятель, смотрите на все слишком трагически... Постойте, поговорим толком. Вы служите на жаловании у судовладельцев, которые дают вам конуру, продовольствие и произвольное количество тафии вдобавок к до смешного нищенскому жалованию, совершенно не соответствующему вашим заслугам и знаниям. Только такие маленькие добавочные доходы, как контрабанда, да содействие побегам невольников и острожников позволяют вам, при известном риске, сводить концы с концами. Примите же мой совет -- бросьте эту службу и поступите на службу ко мне!

- Ну, да! Что же тут удивительного! Я дам вам командование хорошим судном, поручу вам хорошие экспедиции, вы будете вести контрабанду на широкую ногу, с легким оттенком пиратства, и приобретете то широкое довольство, тот излишек, который я предоставлю всем, кто захочет мне служить верой и правдой!

- Вы говорите, что дадите мне командование хорошим судном? -- повторил капитан в недоумении. -- Каким судном?

- Да вот этим самым, "Симоном Боливаром", у которого мы переменим только название и внешность. Право, я не понимаю, приятель, как вам не претит проводить жизнь в этом зловонном, плавучем хлеву и тратить ваши способности знающего и опытного моряка на такое мерзкое дело!!

- Простите, не понимаю, чем вы мне предлагаете командовать, когда я и так здесь командир... Кроме того, судно это не принадлежит вам!

- Напротив, оно принадлежит мне!

- С каких это пор?

- С того момента, как я здесь на судне! Послушайте, приятель, я буду с вами откровенен, в двух словах разъясню все... и вы сами поймете.

- Ну, а если нет?

- А если нет, то вас сейчас же выкинут за борт, в эту черно-зеленую гущу, и поминай, как звали!

- Говорите, я слушаю!..

охранять в целости и неприкосновенности свои интересы и свою независимость.

- Так почему уж не сказать сразу: хочу основать здесь республику!

- Да, республику, если хотите! Но для этого мне нужно набрать сторонников, вернее, сподвижников! В рядовых гражданах у меня, конечно, не будет недостатка: все стоящие вне закона, которыми кишит эта область, стекутся ко мне без малейшего зова. Но мне нужны для моей цели средства объединить их, организовать их в обособленное государство. Для этого мне необходимы три вещи: время, деньги и хорошее судно. Для начала пока и одного будет достаточно! Время... Через два месяца я сумею собрать несколько тысяч войска. Денег... Я нашел безошибочно верное средство выколачивать деньги. И как только приток денег начнется, мои люди тотчас же будут вооружены и снабжены всеми необходимыми припасами. Судно... У меня есть ваше: так как, вы, быть может, стали бы колебаться отдать ли его мне или нет, я счел за лучшее, не говоря вам ни слова, завладеть им. Вы, если пожелаете, будете командовать моими морскими силами и будете набирать людей до тех пор...

- Пока не буду повешен, как пират, на рее какого-нибудь из французских или бразильских крейсеров!

- Но, глупый человек, разве я не сказал вам, что через два месяца могу собрать вокруг себя пять или шесть тысяч человек, которые не побоятся ни Бога, ни черта! Я знаю в области озер такое громадное водное пространство, на котором свободно могла бы маневрировать целая эскадра. Лаго Ново, укрепленный мною, может стать Гибралтаром Амазонки; все военные силы Бразилии не в состоянии будут выгнать нас оттуда; наконец, если мы будем сильны, то наше существование будет официально признано или по крайней мере терпимо, чего с нас для начала достаточно!

- Наконец-то, я с удовольствием вижу, что вы хотите быть благоразумным!

- Ничего больше не остается!

- Нет, нет, я вовсе не этого хочу; я не желаю никакого принуждения, понимаете? Я спрашиваю, принимаете ли вы охотно, с радостью мое предложение и обещаете ли служить, как говорится, верой и правдой, с полным усердием и преданностью?

- Ударим по рукам, приятель! Решено!

моряк, но знаю, что для этого достаточно разгрузить судно или, по крайней мере, облегчить его. Прикажите выкинуть за борт быков, а кайенцы пускай на этот раз подтянут свои животы. Через полчаса это будет сделано, и пароход всплывет. А теперь проводите меня в свою каюту и будьте любезны вручить мне ваше оружие, если у вас оно имеется, и все судовые документы.

В продолжение этого довольно длинного разговора, одинокий пассажир, не принадлежащий к составу труппы, встревоженный остановкой парохода и смущенный появлением парусного судна, незаметно поднялся по лестнице, ведущей из салона, или кают-кампании, наверх, и слышал, оставаясь невидимым в люке, весь разговор между Диего и капитаном.

Уловив из разговора все, что для него было важно, он спокойно спустился в салон и сообщил своим товарищам по несчастью о случившемся, причем в заключение сказал:

- Господа, надо вам вооружиться терпением и мужеством: положение, хотя и тяжелое, и опасное, но все же, быть может, не отчаянное. Кроме того, бандит, во власти которого мы все теперь находимся, имеет надобность во мне... Надо только нам быть полностью солидарными, а затем будем мужественны и терпеливы!

В этот момент Диего, в сопровождении капитана, появился в раскрытых наполовину дверях общей каюты.

- А-а, господин Робен! -- проговорил он изменившимся голосом, -- я не ожидал увидеть вас здесь!