Приключения в стране тигров.
Глава V

Глава V

Дурное настроение лоцмана.-- Жертвоприношение Гаутаме.-- Туземная лодка.-- Рея в тридцать девять метров.-- Красных рыб покрывают золотом, а белых серебром.-- Будда останется доволен.-- Иравади.-- Непостоянство реки.-- Периодические разливы.-- Торговый флот в семьдесят тысяч лодок.-- Бирманские столицы.-- Причуды монархов.-- Ава, Амарапура и Мандалай.-- Туда, где растут тековые деревья.

Экскурсией по берегу реки Джен два друга остались довольны и решили вновь спуститься по этой реке до ее слияния с Иравади и затем, уже плывя по самой Иравади, проникнуть в глубину Бирмы.

Шлюпка была прекрасная, машина великолепная, кочегар превосходный, лоцман опытный, знающий свое дело, следовательно, от путешествия можно было ожидать только одно удовольствие. Между тем лоцман с каждым часом становился мрачнее и мрачнее. Это бросалось в глаза. Андрэ обратился к толмачу за разъяснением.

Минграсами, или просто Сами, как его стали звать для краткости, осведомился у лоцмана о причине его дурного настроения.

Произошел короткий разговор.

- Ну, что он сказал? - спросил Андрэ.

- Вот как! Чем же ему у нас плохо?

- Не плохо; он говорит, что, напротив, ему здесь очень хорошо, но только с вами должна непременно случиться беда, а он боится, что местные власти сочтут его виновником вашей гибели.

- Это вздор какой-то, прямо безумие! - вскричал Андрэ, теряя терпение.-- Пусть он представит хоть какой-нибудь реальный довод.

- Он говорит,-- Сами понизил голос до шепота,-- он говорит... Сударь, я боюсь, вы будете смеяться.

- Да говори скорее, мучитель этакий, не тяни! Ты меня изводишь.

- Лоцман, сударь, жалуется на то, что вы не умилостивили Гаутаму.

- Как?

- Да, сударь. Обычай здесь требует, чтобы всякий, собирающийся плыть вверх по реке, приносил жертву Будде, которому поклоняются бирманцы.

- Не может быть! Где я только не побывал, чего я только не перевидал, но, признаюсь, от меня в первый раз требуют соблюдения обрядов чужой религии.

- Сударь, он вовсе не говорит, чтобы вы сами приносили жертву. Он только просит разрешения сделать это ему. Иначе он уйдет от вас.

- Да сколько ему угодно! Пусть приносит. Я человек веротерпимый, каждому предоставляю полную свободу совести. Я даже готов оказать ему содействие, чем только могу.

- У него нет рыб.

- Каких рыб?

- Для жертвоприношения Гаутаме.

- Вот что, парень, ты говоришь какими-то загадками, а теперь чересчур жарко, и я не желаю над ними ломать голову. Доставайте себе рыб, я заплачу за них, и пусть лоцман приносит свою жертву, а меня оставьте, пожалуйста, в покое.

Нахмуренное лицо лоцмана просияло, когда толмач передал ему слова Андрэ. Не теряя ни минуты, он направил шлюпку навстречу большой туземной лодке и быстро поравнялся с ней.

- Что он хочет делать? - спросил Андрэ, с любопытством разглядывая оригинальный образчик индокитайского кораблестроения.

Лодка, действительно, была построена со знанием условий речного плавания. Киль был выдолблен из ствола дерева, подобно пирогам первобытных народов, и уже по этому килю был выведен кузов. Корма высоко возвышалась над водою, как у гондол. Руль состоял из широкого весла, которым кормчий обыкновенно правит, стоя на платформочке, украшенной оригинальной резьбой. Мачты и паруса тоже были замечательны в своем роде. Мачта внизу состояла из двух столбов, которые у реи соединялись вместе, образуя треугольник, а выше реи шел уже столб. Рея была сделана из одного или нескольких бамбуковых стволов, отличалась огромной длиной и изгибалась дугою. Вдоль нее была протянута веревка, на которой на кольцах крепился парус, похожий на занавес. Паруса здесь делаются обыкновенно из очень тонкого и легкого бумажного полотна, из которого обычно шьется и одежда туземцев. Эта легкость необходима из-за громадной величины паруса относительно размеров лодки.

Английский инженерный капитан Генри Юль смерил рею одной такой лодки в сто тонн. Рея, не считая изгиба, имела тридцать девять метров в длину, а поверхность натянутого на ней паруса была не меньше трехсот семидесяти квадратных метров.

Уже по одному этому устройству можно заключить, что индокитайские лодки против ветра двигаться не могут.

белый флаг, на котором довольно грубо был изображен красный герб Бирманской империи - павлин с распущенным хвостом. Курьезная и чисто местная подробность: флагшток, на котором торчал флаг, был увенчан... европейским графином! У бирманцев это украшение в большом ходу, так что они даже злоупотребляют им: например, на верхней оконечности какой-нибудь пагоды иногда можно увидать насаженной... скромную бутылку из-под сельтерской воды.

В тот момент, когда лодка и шлюпка поравнялись, лоцман спрыгнул в лодку. Кочегар сбавил ход шлюпки.

После пятиминутного разговора лоцман и его коллега подошли к люку и на время скрылись в нем, но вскоре появились вновь. Они горячо пожали друг другу руки, обменялись дружескими словами и простились.

Фрикэ и Андрэ с интересом следили за этой сценой, знакомящей с местными нравами.

Лоцман перепрыгнул обратно с лодки на шлюпку и вернулся к рулю, держа в руке бамбуковое ведерко, до половины налитое водой.

Фрикэ подошел и заглянул в него. Там плескалось штук десять красных и белых прехорошеньких рыбок.

- Это и есть, должно быть, будущее жаркое для Будды. Наш лоцман купил, либо занял этих рыбок у своего товарища. Воротясь домой, буду остерегаться аквариумов.

Не обращая внимания на посторонних, непосвященных лиц, которые, впрочем, держали себя совершенно бесстрастно, лоцман вынул из ведра всех рыб, вытер их кисеей и разложил на сухой салфетке, потом достал из-за пояса небольшой деревянный лакированный ящик и извлек из него несколько тонких листков золота и серебра.

После того он взял одну красную рыбку, обернул ее золотым листком, который тотчас же присох к ее чешуе, выделяющей клейкое вещество, и бросил в реку, произнося при этом какие-то таинственные слова. Затем он взял белую рыбку, завернул ее в листок серебра и с таким же заклинанием бросил в воду.

Десять рыб - пять белых и пять красных поочереди - были таким образом выброшены в реку.

Жертвоприношение совершилось. Лоцман вернулся к рулю с безмятежностью человека, которому нечего больше бояться.

- Это все? - спросил Фрикэ у толмача.

- Все,-- серьезно и важно ответил индус.-- Злые духи укрощены. Гаутама ниспошлет нам благополучие в пути.

- Спасибо на добром слове. Каждый труд стоит награды, поэтому вот ему пять франков на чай.

Шлюпка поплыла с обычной своей скоростью. Мимо проносились берега Иравади. Спасались куда-то, хлопая крыльями, водяные птицы, напуганные отрывистым кашлем паровика.

- Странный обычай,-- пробормотал парижанин, лежа на корме рядом с другом, курившим сигару.-- Вы знали о нем раньше, monsieur Андрэ?

- Приходилось кое-что читать и слышать. Во всяком случае, в нем нет ничего удивительного, если принять во внимание капризный характер той реки, по которой мы плывем. Вполне естественно, что эти люди хотят умилостивить злых духов, которым они приписывают беспорядочные разливы Иравади.

- Сейчас она вполне спокойна.

- На это полагаться нельзя. Иравади - едва ли не самая непредсказуемая река в мире. И, наконец, теперь март, самое сухое время года в этой стране. А вот в августе, после проливных дождей, она разливается так, что становится многоводнее Конго, чуть не с Ганг.

- Но ведь эти разливы должны наносить колоссальный ущерб,-- заметил Фрикэ,-- так что неудивительно, если здешние люди всячески пекутся о том, чтобы предохранить себя от такого бедствия. Мне не только не жаль монеты в пять франков, которую я дал лоцману за десяток рыбок, но я даже нахожу, что это очень дешево.

- Убытки бывают не настолько велики, как можно было бы предположить. Наводнение бывает каждый год регулярно и достигает определенной высоты, так что все затопляемые места известны. После спада воды местность вновь принимает обычный вид, и навигация возобновляется с еще большим оживлением.

- О, как ты, однако, ошибся. Подумай: тридцать пять пароходов курсируют ежегодно вверх и вниз по реке, семьдесят тысяч лодок, из которых иные в полтораста тонн, ходят и по реке и по всем ее притокам. По официальным подсчетам внешняя торговля одной английской Бирмы дала за 1878--1879 годы 550 миллионов франков.

- И в то же время тут живут дикие слоны, тигры, носороги... Удивительная страна!

- Это-то в ней и привлекает. Тут порою наряду с атрибутами утонченной культуры соседствует непроходимейшая дикость. Вместе с тем ее гораздо реже, чем Индию, посещают туристы, что и заставило меня, выбрать Бирманию для нашей охотничьей экспедиции. Мы поднимемся вверх по одному из притоков, чтобы побывать в каком-нибудь тековом лесу, затем вернемся опять на главную реку и посетим развалины столиц, последовательно покинутых местными монархами.

- Вот тебе раз!.. Значит, здесь столицы меняются, как... сюртуки.

- Положим, реже, не так часто,-- улыбнулся Андрэ.-- Столицы трижды поменяли на протяжении семидесяти пяти лет.

- Двадцать пять лет очень короткий срок для столицы.

- Действительно. Да я и ошибся к тому же: не три раза, а пять раз их меняли.

- Не может быть.

- Суди сам. Более четырех веков столицею Бирмании была Ава. По капризу короля, одного из сыновей знаменитого Аломпры, она была оставлена и заменена Сагаином. Это было нечто вроде загородной резиденции - бирманского Версаля, что ли. Через три года, по капризу нового короля, столица была перенесена в Амарапуру, или "город бессмертия", на берегу Иравади, в семнадцати километрах от Авы. В 1819 году двор покинул и эту резиденцию и до 1837 года пребывал опять в Аве.

- Три столицы.

- В 1837 году двор безо всяких видимых причин покидает Аву и до 1857 года живет опять в Амарапуре.

- Четвертая перемена!.. Воображаю, как доставалось мебели, и как это было убыточно. Ведь недаром говорится: два переезда с квартиры на квартиру равносильно одному пожару.

- В 1857 году по новому капризу монарха Амарапура была оставлена окончательно и представляет в настоящее время груду развалин. В семи километрах к северу от них возникла новая столица Мандалай. Строительство ее завершено лет пятнадцать тому назад.

- Меня удивляет и эта страсть к переменам в монархах, и это стадное, слепое повиновение подданных всем их прихотям.

- Ты забываешь, что здесь монарх - собственник всего: лесных, полевых, речных угодий, даже всех диких слонов и, в особенности, всех людей. Человек здесь - вещь своего короля. Самые стены Мандалая, новой столицы, воздвигнуты на человеческих трупах.

- Ах!

- Положим... Ну, а как же иностранцы, живущие в Амарапуре? Ведь они, надеюсь, имели право остаться там и не переселяться в другое место?

- Так и случилось в 1857 году. Когда король приказал всем жителям выселяться и покидать свои дома, китайцы, которых было очень много и которые только что выстроили пагоду в своем квартале, отказались исполнить приказ. Их не тронули. В конце концов и они все-таки переселились: их заставили это сделать соображения собственной выгоды, потому что в старом своем поселении они остались без покупателей с товаром на руках. И им пришлось даже униженно просить, чтобы их допустили в Мандалай.

- Интересен ли, по крайней мере, этот новый город?

- Некоторые авторы утверждают, что тек не растет дальше 16R северной широты, но это неверно: он встречается много севернее. Мы увидим его непременно и даже удачно поохотимся в тековых лесах: они первобытны и изобилуют всевозможной дичью. Самые свирепые и страшные звери на земле водятся в них.

- Очень буду рад продолжить серию, начатую Людоедом. Если в тековых лесах есть звери, есть опасность, есть из-за чего рисковать и волноваться охотнику - в таком случае едем туда, где растут теки!