Из Парижа в Бразилию.
Часть 1.
Глава I

Л. Буссенар 

Из Парижа в Бразилию

Печатается по изданию: Луи Буссенар. Полное собрание романов. Спб., 1911., книгоиздательство П. П. Сойкина. Перевод Е. Н. Киселева 

Часть первая 

ЧЕРЕЗ СИБИРЬ 

Глава I 

Езда на санях.-- Стой! -- Капитан Игумнов. - Женщины или мужчины?-- Грозный приказ. - Партия арестантов.-- Русское добродушие. - На постоялом дворе.-- Допрос.-- Среди снегов и вдруг речь об экваторе. - Путешественники или червонные валеты? -- Русские или французы?

- Стой! - раздался в густом тумане чей-то повелительный голос.

- Что такое? Что случилось? - тревожно осведомился другой голос из глубины крытых саней быстро мчавшейся по необозримой снежной равнине тройки.

Звон колокольчика пронзительно раздавался в морозном воздухе.

- Ничего, пустое, ваше благородие... так что-нибудь, - отвечал ямщик, привставая на облучке и энергично погоняя замедливших было бег лошадей. - Эй вы, соколики!.. - прикрикнул он на них.

- Стой! - снова прогремел неизвестный голос.

Повозка во всю прыть неслась прямо на грозный полукруг сомкнутых штыков.

- Тпрру!.. Тпрру!.. - закричал испуганный ямщик, тщетно стараясь остановить этим чисто русским окриком разогнавшуюся лихую тройку. Но и это не помогло.

К тому же на беду у него оборвалась веревочная вожжа, которую он натянул слишком сильно... Катастрофа казалась неизбежной.

Вдруг прямо перед лошадьми, как из-под земли, выросла высокая фигура в меховой шубе и шапке.

Быстрее молнии незнакомец бросился к кореннику и схватил его сильною рукою под уздцы. Тройка разом остановилась на всем скаку, звонкий колокольчик умолк, а сани от внезапной, слишком крутой остановки в одну минуту перевернулись полозьями вверх.

Ямщика сбросило с облучка, и он, взмахнув руками и ногами, точно мячик, отлетел в сторону, уткнувшись головой прямо в сугроб.

- А ну-ка, мои молодчики, - заговорил прежний повелительный голос, в котором теперь звучали нотки иронии, - дайте на вас посмотреть... Что, знать, не очень-то удалось обмануть капитана Игумнова?.. А?.. Сорвалось?.. А?.. Не вывезло?.. У самих молоко на губах не обсохло, а туда же... Уж где вам, молокососам, провести меня, старого сибиряка!.. Вылезайте-ка, вылезайте-ка из-под саней-то. Нечего прятаться. Ну, живо!..

Из-под перевернутой повозки послышался глухой стон. При всем желании путники не могли исполнить приказание капитана Игумнова.

- Эй, вы! - обратился капитан к своим солдатам. - Поднимите повозку и вытащите господ проезжающих.

Солдаты бросились исполнять приказание начальника, и в одну минуту сани приняли надлежащее положение; но только сани, а не то, что в них было. Весь скарб из них вывалился на снег вместе с путешественниками.

Образовалась невообразимая груда подушек, шуб и всякого багажа. Тут были и так называемые дохи, или ергаки {Тулупы из короткошерстных шкур шерстью наружу.}, и пищевые консервы, и сахарные головы, и валяные сапоги, и чемоданы из желтой кожи, и бутылки с водкой, и веревки, и молотки, и ящики с чаем - поверх всего этого, точно два тюка, неподвижно лежали путешественники.

А может, две путешественницы? Одинаково было возможно и то, и другое, потому что обе фигуры были так закутаны во всевозможные тулупы и шубы, что походили на бесполых чучел.

- Да они не шевелятся! - пробормотал с оттенком тревоги капитан. - Идиоты! Неужели их угораздило убиться до смерти?

Но опасения офицера не оправдились. Солдаты принялись трясти путешественников, растирать им снегом лица и руки, и через некоторое время обе закутанные фигуры подали признаки жизни.

Они открыли глаза и первым делом громко враз чихнули.

- Где мы? Что случилось? - спросил один из них по-французски.

- Не знаю, - отвечал другой на этом же языке.

Увидав поломанные сани и сбившихся в сторону дрожащих лошадей, обнаружив разгром своего багажа, первый из путников произнес самым плачевным тоном:

- Опять приключение!.. Да когда же этому будет конец?

- Молчать! - сердито перебил путешественников капитан Игумнов тоже на французском языке. - Отвести обоих на постоялый двор, - продолжал он по-русски, обращаясь к солдатам. - Вы мне отвечаете за них, слышите? Если они сделают попытку убежать или вздумают заговорить с кем-нибудь из арестантов - стрелять. Поняли? Налево-кругом марш!

Капитан круто повернулся и пошел прочь, гремя саблей.

Снег продолжал валить. Серые сумерки сгущались. Наступал вечер.

Унтер-офицер скомандовал что-то. Солдаты окружили пленников, и те печально последовали под их конвоем, гадая о причинах неожиданного ареста.

- Это какая-нибудь ошибка, - сказал один из путников.

- Очевидно, ошибка, - подтвердил другой, - но все-таки это очень неприятно.

- Подожди, скоро все объяснится, и нас выпустят. Нас приняли за других...

Снег хлестал им прямо в лицо, мешая смотреть; но тем не менее арестованным удалось разглядеть редкие вехи по сторонам заметенной снегом дороги. Путники шли, увязая в снегу и едва-едва волоча ноги с непривычки и от усталости. Но вот впереди на дороге показалось несколько бревенчатых изб, крытых тесом, как все сибирские постройки.

Ближе к поселку на дороге виднелись следы многочисленных ног, как будто здесь недавно прошла толпа.

Солдаты ускорили шаг, повернули влево на боковую дорогу и вскоре все вышли на обширную площадь, на краю которой, напротив церкви, возвышалось каменное здание.

От холода путники еле двигались, но солдаты не имели права снисходить до их слабостей и продолжали путь по направлению к большому дому.

Вдруг поблизости раздался мерный, тяжелый, топот шагающих в ногу солдат. То была этапная команда, сопровождавшая партию арестантов. Арестанты шли медленно, позвякивая тяжелыми кандалами.

- Каторжники! - шепнул на ухо своему товарищу один из путешественнков.

Но не все арестанты были в кандалах, а только те, которые были приговорены к каторжным работам. Ссыльнопоселенцы шли без цепей. В хвосте конвоя ехали повозки с больными и с арестантскими женами и детьми, пожелавшими следовать за мужьями и отцами в ссылку.

Некоторые из каторжников напевали унылую острожную песню, которая всегда производит сильное впечатление на сибиряка. Все русские, а сибиряки особенно, относятся к каторжникам с замечательным добросердечием. Они видят в них только "несчастных" и никогда не справляются о том, насколько эти "несчастные" заслужили свою участь. Услыхав унылые звуки песни, каждый сибиряк торопится подать милостыню "несчастенькому", - каждый, до последнего убогого бедняка.

Тяжелые ворота мрачного здания - оно оказалось этапным острогом - отворились и пропустили партию и конвой. Но солдаты с арестованными путешественниками прошли мимо куда-то дальше.

Они шли к дому, в котором остановился капитан Игумнов.

Окончательно наступила ночь. Капитан дожидался арестованных в первой комнате своего невзрачного жилища, которая по такому случаю была ярко освещена. Сам капитан был уже без своей теплой енотовой шинели; он стоял у стола в мундире, при сабле и в высоких походных сапогах.

На столе грубой работы лежала груда бумаг, прикрытых вместо пресс-папье револьвером крупного калибра.

Капитан, не отвечая на поклон вошедших, пытливо глянул на них своими ясными светло-серыми глазами.

Это были два молодых человека во цвете лет, оба среднего роста, стройные и с наружностью истинных джентльменов, хотя в выражении их лица сквозило вполне понятное беспокойство.

У обоих были густые, окладистые бороды, у одного черная, у другого белокурая. Обе были тщательно расчесаны, но тем не менее привлекли к себе особое внимание капитана. Шубы на незнакомцах были огромные, очень теплые, но изящного покроя. Вообще видно было, что путешественники принадлежали далеко не к низшему классу общества.

Вдруг капитан как будто сообразил что-то. Он погладил несколько раз левою рукой свои усы с проседью, потом бакенбарды, выпрямился по-военному и резко спросил путешественников по-русски:

- Кто вы такие?

- Милостивый государь, - твердым голосом, но с безукоризненною вежливостью отвечал ему по-французски белокурый, - позвольте вам заметить, что ни я, ни друг мой по-русски не говорим. Поэтому позвольте нам давать вам объяснения на французском языке, который хорошо знаком всем образованным русским, а следовательно, и вам.

- Вот как! - перебил офицер. - Да вы, оказывается, хитрее, чем я предполагал. Хорошо. Будем говорить по-французски, хотя я уверен, что вы такие же русские, как я. Ну-с, посмотрим, что вы намереваетесь мне объяснить?

- То, что мы являемся жертвой весьма печальной ошибки. Вы, очевидно, изволили нас принять за каких-нибудь беглых арестантов. Так, по крайней мере, мне кажется. Иначе я не могу себе объяснить всего происходящего.

- Вы хорошо заучили свою роль, господа, - последовал холодный ответ.

- Уверяю вас, мы говорим правду. Мы можем это вам доказать. У нас есть бумаги, паспорта... они там, в чемодане...

Капитан не ответил ни слова. Он приподнял револьвер, служивший вместо пресс-папье, взял из-под него одну из бумаг и прочитал себе под нос:

- "Среднего роста..." - Совершенно верно. "Большие бороды у обоих". - И это как раз. "Один белокурый, другой брюнет". - Чего же еще яснее? "Люди очень подвижные, нервные". - И это есть. "Говорят на многих языках и держатся совершенно прилично". - Так чего же более? Конечно, они. Остается посмотреть, до чего дойдут они в своем дерзком запирательстве. Это даже забавно.

- Ну-с, господа, - обратился капитан к путешественникам вслух, - так, значит, вы французы? Так-с. Как же вас зовут в таком случае?

- Меня - Жюльен де-Кленэ, а моего товарища - Жак Арно.

- Очень хорошо-с. И вы, разумеется, путешествуете для собственного удовольствия?

- Не совсем. Господин Жак Арно едет по своим делам, а я провожаю его, чтобы доставить удовольствие и себе, и - как я надеюсь - ему.

- Хитрая бестия! - пробормотал сквозь зубы капитан. - А простите за нескромность, - продолжал он вслух, - куда это вы оба изволите ехать?

- Извольте, капитан. Мы едем в Бразилию.

Капитан ожидал всего, но только не этого. Это уж был пассаж совершенно необыкновенный. В Бразилию - через Томск! Через Сибирь! Из Франции!

- Сибирь, - досказал за него белокурый француз. - Совершенно верно. Мы хотим проехать туда сухим путем. Конечно, по дороге нам встретится Берингов пролив, отделяющий Америку от Азии. Но ведь это безделица - всего пятьдесят верст каких-нибудь. Да и то мы рассчитываем переехать через него зимой, следовательно, по льду. Мой друг до безумия боится морской болезни. По этой причине мы и в Сибирь попали, в чем нисколько не раскаиваемся, так как имеем теперь случай познакомиться с вами, капитан.

Слова эти были сказаны с развязностью истинного парижанина и сопровождались самым галантным поклоном.

Капитан принял такое обращение за дерзкую насмешку над собой и вспылил не на шутку.

- Довольно, негодяи! - крикнул он. - Полно вам людей-то морочить. Туда же: Жюльен де Кленэ, Жак Арно... Нет-с, я вам лучше скажу: ты, называющий себя Жюльеном де-Кленэ, ты просто лишенный всех прав состояния дворянин Алексей Федоров Богданов, а твой товарищ - тоже лишенный всех прав отставной губернский секретарь Станислав Осипов Бережковский. Вы оба принадлежали к так называемой шайке червонных валетов, которые, как все помнят, не гнушались даже убийствами; вы были сосланы по суду на каторжные работы, с которых и бежали несколько месяцев тому назад. Да-с. Что, голубчики? Что, французы? Удалось вам меня провести?

- Теперь вас отведут в острог, а завтра утром отправят с прибывшею сейчас сюда партиею арестантов по этапу в Красноярск. Я сейчас напишу об этом отношение.