Герои Малахова кургана.
ЧАСТЬ 3.
ГЛАВА V

ГЛАВА V

Дама в черном в лазарете.-Она оживает. -- Бред. -- Букет цветов.-Тотлебен тяжело ранен.-Удивительные работы русских. -- Мост. -- Письмо. -- Удар молнии. -- Тайна. -- Форт Вобан. -- Рождественская роза.

Против всякого вероятия дама в черном не умерла от своей раны. Благодаря искусству доктора Фельца и самоотверженности Розы она поправляется.

Днем и ночью, забывая усталость, сон, лишения, Роза следит за каждым жестом, словом, движением раненой, исполняет ее малейшие желаний, предупреждает ее нужды, успокаивает одним словом ее гнев, возбуждение. Это ангел-хранитель больной! Сначала доктор хотел перевезти княгиню в константинопольский госпиталь, но она упорно отказывалась, потому что ее терзала одна мысль о разлуке с Розой, к которой она глубоко привязалась.

-- Роза, дорогое дитя! Я предпочитаю умереть здесь, подле вас, чем выздороветь там, вдали... - говорила княгиня.

-- Сударыня, не говорите о смерти, -- отвечала Роза со слезами на глазах, -- мне тяжело это слышать... вы поправитесь... я уверена в этом!

-- Дорогое дитя! Как вы добры! Вы заботитесь обо мне, как о матери!

-- Я так люблю вас, как будто вы - моя мать... другая мама Буффарик!

-- А я, Роза... мне кажется, что вы - моя дочь Ольга, которую я потеряла...

-- Она умерла?

-- Нет, она не умерла. Пожалуй, лучше было бы, если бы умерла. Я не могу вспоминать без ужаса. Подумайте... ее украли цыгане, отвратительные люди... отребье человечества.

-- Боже мой! Это ужасно!

-- Что с ней сталось? Я оплакиваю ее восемнадцать лет! Я разучилась смеяться... Сердце мое разбито. Ах, Роза, я очень несчастна! На что нужны мне богатство, почет, слава, когда я живу без радости, без надежды...

Кротко и деликатно Роза прерывала эти мучительные для больной разговоры, старалась развеять ее, находила тысячи пустяков и нежностей, чтобы утешить страдающую мать. Ее нежный, ласковый голос казался больной чудной музыкой.

Дама в черном еще в начале болезни была помещена в маленькую комнату, где стояли железная кровать, стол и табурет, на который присаживалась Роза, измученная усталостью.

Над кроватью был привешен большой котелок со свежей водой, снабженный каучуковой трубкой, из которой струилась вода.

В ту отдаленную эпоху хирурги не имели понятия об антисептических средствах и делали перевязки наудачу. Гангрена, гнилостное воспаление были обыкновенным явлением.

Доктор Фельц придерживался того мнения, что рана должна находиться в абсолютной чистоте и для этого должна непрестанно обмываться холодной водой. Эта постоянная струя воды, обмывая рану, уничтожала воспаление, не допускала заражения и производила легкое возбуждение тканей. Наступил тяжелый период болезни. Дама в черном металась в лихорадке. Ужасные видения осаждали ее мозг, и отрывочные несвязные слова вырывались из воспаленных губ. Она звала свою дочь, крича, как раненая львица, или горько плача, как изувеченная птица.

Роза, совсем измученная, подходила к ней, обнимала ее, тихо успокаивала, целовала, и бедная страдалица улыбалась ей.

-- Ольга, родная, мой ангел, любовь моя, -- кричала больная, -- ты здесь... я узнаю тебя... твои глаза... твои кудри! Ольга, доченька моя! Это я, твоя мать... тебя зовут Розой? Да, Розой! Я полюблю французов... они тебя любили, моя дочь, я обожаю тебя!

Потом княгиня на несколько минут приходила в себя, узнавала Розу, которая улыбалась ей сквозь слезы.

Жизнь больной висела на волоске. Иногда вокруг пробитой кости появлялась опухоль. Приходил доктор Фельц со своими ужасными инструментами, резал, скоблил и выпускал струю черной крови. Смертельно бледная, дама в черном не испускала ни единого стона, только скрежет зубов да предательские слезы на ресницах выдавали ее страдания. Ее твердость была удивительна.

Однажды утром больная видит громадный букет цветов у изголовья.

 Роза, дорогая... какой прелестный букет, -- восклицает она радостно,

-- как я благодарна вам!

-- Это не я, сударыня, -- отвечает Роза, -- мне некогда было собирать цветы...

-- Кто же это?

-- Солдат, который ранил вас, -- трубач Бодуан по прозвищу Соленый Клюв... Золотое сердце... храбрец...

-- Этот зуав действительно молодец!

-- Он в отчаянии и не знает, как выпросить у вас прощение!

-- Роза, я хочу его видеть, поблагодарить, пожать ему руку как товарищу! Пока, дитя мое, разделите этот букет на две части и снесите половину моему соседу - ампутированному зуаву!

-- Понтису, сударыня?

-- Да. Понтису, которого я изувечила. Ему лучше?

-- Да, много лучше!

-- Я очень рада! Позднее... я позабочусь о нем... Я богата и хочу исправить зло, которое причинила!

Жизнь упорно боролась со смертью в этом странном пылком существе, полном контрастов. Нежная, вспыльчивая, великодушная, мстительная, она страдала вдвойне - за исчезнувшую дочь и за страдающую родину.

Дама в черном поправлялась в этой обители слез, воплей, смерти и грома пушек. Окруженная заботами и любовью, она чувствовала, что ее ненависть и злоба смягчались, что она научилась уважать врагов, беспощадных на поле битвы и великодушных в победе.

18 июня поражение французов доставило ей большую радость, но, уважая нравственную доблесть своих врагов, она ничем не выказала этой радости.

Наконец-то новые чувства расцвели в этой до сих пор неумолимой душе. Перенеся тяжелые страдания, общаясь с больными, ранеными, видя вокруг себя любовь к страдающим, самоотверженность, княгиня научилась ценить этих скромных людей. Она поняла обратную сторону славы и раздирающий антагонизм двух слов: "война" и "гуманность".

Между тем княгиня теперь беспомощна и не может принять участие в битве, но как истинная патриотка интересуется всем и молится в душе за успех России, хотя война стала ей ненавистной.

Из Севастополя приходит известие, что Тотлебен тяжело ранен и отдает последние распоряжения по защите города. Русские еще ожесточеннее бросаются в битву, усиливают огонь, чаще совершают вылазки. Начинает свирепствовать голод. У русских уменьшены рационы питания.

"Уничтожение союзниками кладовых на Азовском море вынудило нас пойти на эту крайнюю меру, -- гласило постановление, -- но еще ранее мельницы не успевали удовлетворять требований военной администрации".

Пришлось просить о доставке муки для войск из Екатеринослава, Воронежа. Харькова, Курска. Но дороги были так неудобны, что требовалось более месяца для доставки провианта в телегах из Перекопа в Симферополь. Тогда ценой нечеловеческого труда и огромных затрат была прорыта траншея, соединяющая Симферополь с Севастополем. Но часть провианта часто пропадала в дороге, а то, что достигало назначения, -- оказывалось в сильно уменьшенном количестве, так как было съедено людьми во время долгого пути. Русская армия жестоко страдала.

Наконец, ужасная холера начала свирепствовать в Севастополе.

огнем устраивают насыпи, казематы, укрепленные стволами деревьев.

Окруженные с трех сторон, русские могут отступать только к северу. Но для этого надо пройти с оружием, багажом, артиллерией большой рейд шириною около девятисот шестидесяти метров.

Гений Тотлебена помогает выйти из затруднения. Строят мост - легкий, укрепленный на стволах деревьев. На севере он тянется от форта Михаила, на юге примыкает к форту Николая, и, несмотря на бомбы и гранаты, работы продолжаются.

как вдруг неожиданное событие заставляет ее забыть все, даже тяжелое положение России.

В этот день в лагере царит радостное оживление. Солдаты бегают с какими-то бумагами, собираются группами, что-то обсуждают. Генералы, офицеры, солдаты - все выказывают лихорадочное оживление и радость.

Сержант первого батальона подает Буффарику большой конверт и говорит:

-- Бери, письмо тебе... дашь выпить?

-- Э, голубь, пей сколько хочешь и позавтракай у нас! Ба, да это письмо Розе! Вот будет довольна дорогая малютка! -- добавляет Буффарик, читая адрес на конверте. -- Ну, прощай, побегу к ней.

Ветеран бежит к бараку, где Роза неотлучно находится при больной. Жарко, дверь барака открыта настежь. Он вежливо покашливает и входит. Бледная, с блестящими от лихорадки глазами, раненая сидит на постели в подушках. Справа от нее тетка Буффарик, которая держит кружку, слева Роза, вооруженная ложкой, кормит больную вкусным бульоном, заботливо приготовленным маркитанткой.

 Ну, сударыня, еще ложечку! -- говорит тетка Буффарик. -- Еще капельку бульону... вам это будет очень полезно!

Она старается смягчить свой эльзасский акцент и упрашивает больную очень нежно и ласково. Буффарик, растроганный, кланяется так почтительно, как будто перед ним император или генерал Боске.

Больная дружески кивает ему.

-- Здравствуйте, друг сержант! -- говорит она ему. -- Какие новости?

-- Ничего особого, сударыня! Письмо из Франции для нашей милой девочки.

 О, это от дедушки! -- весело восклицает Роза.

-- От дедушки Стапфера, -- добавляет Буффарик. -- Старик очень любит нас, а мы его обожаем!

Дама в черном вздрагивает.

-- Стапфер! Эльзасское имя!

-- Да, сударыня, конечно, эльзасское... Храбрец великой армии, которого Наполеон наградил собственноручно крестом... гигант-кирасир... герой и до сих пор крепкий, как дуб, несмотря на свои семьдесят лег. Простите, сударыня, что надоедаем вам!..

 Вы ошибаетесь, сержант! Все, что касается вас и Розы, интересует меня... Одно слово "Эльзас" волнует меня и пробуждает во мне тяжелые воспоминания.

-- Простите, сударыня, не будем говорить об этом. Роза читай письмо!

Молодая девушка распечатывает конверт и читает:

"Форт Вобан. 8 июня 1855 года. Дорогая моя рождественская Роза!"

Глухой вопль вырывается из груди больной.

 Боже мой! Вы прочли: форт Вобан... близ Страсбурга...

-- Да, сударыня!

 А Роза! Почему рождественская Роза? Боже милостивый! Перед фортом Вобан... есть цветник... там много зимних цветов... этих снежных роз... рождественских роз!

-- Да, сударыня! Вот уже сорок лет дедушка заботится о них и в Рождество всегда несет большой букет к памятнику генерала Дезекса!

Но больная не слышит ее. Бледная, она бьется в нервном припадке, ломает руки. С побледневших губ срываются несвязные слова:

 Форт Вобан... Рождественская роза! Господи! Сжалься надо мной! Помоги мне!