Идет-ли?..

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Идет-ли?.. (старая орфография)

Какой густой, тяжелый туман навис в эту осень над Ветреном. Мокро, сыро; мелкий дождь льет, не переставая; небо обратилось в холодный туманный покров, нависший над низенькими избушками села. А на залитой грязью улице - шум, крик, суета. Фаэтоны, с запряженными в них неприученными лошадьми, тяжелые воловьи телеги, нагруженные разными военными припасами, крестьяне-ямщики, деревенский скот - все это в страшном безпорядке толпится на улице между двумя корчмами. А в этой сутолоке с трудом пробирается отряд новобранцев: одни из них одеты в солдатския шинели; другие - в сельские тулупы шерстью наружу или в самодельные "ямурлуки"; у всех через грудь длинные ленты из патронов, на плечах - ружья, украшенные зелеными ветками... Холодно, грязь по колено, а они себе поют, как ни в чем не бывало. Веселые ребята!..

У дверей одной корчмы толпится кучка офицеров, проезжающих и местных крестьян. Все они с любопытством смотрят на промокших насквозь молодцов.

А перед среднею корчмою собралась густая толпа женщин, девушек и детишек, растрепанных, грязных, покрасневших от холода. Это - провожающие. Они в последний раз провожают ветренских новобранцев, которые идут теперь в Харманлийское депо, чтобы оттуда отправиться в Софию, а затем - и на поле битвы.

- А вот и Григорьев сын! Здравствуй, Цветко!

- Смотри, смотри, Рангел проходит!

- А! Иван! Вот мать твоя ждет!..

И цветы переходят из рук в руки, и слезы текут по щекам, и слова прерываются от рыданий... А отряд идет и идет...

- Мама, вот брат идет! - кричит вдруг стоящая в толпе краснощекая девочка-подросток.

- Братец, братец Стоян! - подхватывает этот крик восьмилетний мальчуган возле девочки и протягивает свои рученки к идущим мимо солдатам.

- Сыночек мой, сыночек! - стонет сама старуха-мать.

Черноглазый, плотный, здоровый молодец выскакивает из строя, наскоро целует материнскую руку, чмокает в лоб сестру и братишку, прикрепляет к груди цветок, который подает ему одна теряющаяся в толпе девушка, и бросается в догонку за ушедшими вперед товарищами.

- Спаси тебя Бог, сыночек, - крестит его вслед мать.

- Стоян!.. - кричит заплаканная девочка.

Но их голоса теряются в безпорядочном шуме. Силуэт Стояна теряется в рядах солдат, а немного погодя и весь отряд исчезает в тумане.

Мать долго еще смотрит вперед, хотя ничего там и не видит.

Девочка закрывает лицо передником и утирает слезы...

Когда мать Стояна вернулась к себе домой, она отворила свой старый заслуженный сундук, сняла сверху рубахи и разное платье, вынула с самого дна заветную восковую свечку, прилепила ее перед образом и начала читать молитвы...

В эту ночь бабе Цене приснился странный сон: она видела большое облако, а в этом облаке шло войско; и её Стоян был среди этого войска. Святая Богородица! Какие ужасы! Облако волнуется; небо трещит; земля трясется, - такая шла битва!.. Стоян вдруг исчез в облаке, потерялся; его не видно более... Она проснулась. В избе было темно. Только ветер жалобно выл за окошком. Так вот какая бывает битва! Господи, Иисусе Христе, помилуй нас! Святая Богородица защити и спаси Стояна!..

Она так и не заснула больше до самого утра.

- Дядя Петр, что значит видеть во сне облако? - спросила она рано утром соседа.

- Два есть облака, Цена: одно - к дождю, другое - к погоде. Ты какое видела?

Она рассказала ему свой сон. Дед Петр задумался. Он что-то не помнил, чтобы в соннике говорилось о таком облаке, какое привиделось Цене. Но взглянув на испуганное лицо старухи, с трепетом ожидавшей его ответа, он сказал ободрительно:

- Не безпокойся, Цена, сон хороший. Твое облако - к добру. Получишь письмо от Стояна.

Лицо старухи просветлело.

А через шесть дней ей, действительно, передали письмо от Стояна. Передал его один доброволец, Стоянов приятель, который конвоировал сербских пленных. Цена побежала к попу с просьбою прочитать ей письмо Стояна.

Вот что писал сын:

- "Пишу тебе, мама, это письмо, что я жив и здоров, и что мы побили сербов. Слава, да здравствует Болгария! Я здоров и Рангел Стойнов здоров, и дядин Димитрий тоже здоров и посылает поклон своей матери. Сербы стреляют все залпами, как попало, но страх как боятся нашего ура. Возьми у Цветановых мой новый ремень, который я забыл у них, а то попортят еще детишки. Завтра вступаем в Драгоманский проход, а когда вернусь, принесу Кине из Ниша подарок; а тебе посылаю один франк, а Радулчо научу, как свистят гранаты. Кланяюсь тебе низко. Твой покорный сын Стоян Добров.

"Кланяюсь еще и деду Петру. Хотел было послать ему сербское ружье, да не знаю, как. Бьют далеко, но не верно. Будь здорова, мама, и передай поклон Стоянке".

Обрадовалось старое Ценино сердце, и она побежала поделиться добрыми вестями к Стоянковым. Но больше всех, кажется, радовался маленький Радулчо, мечтая о новой свирели, на которой обещал научить его играть старший брат по возвращении домой.

Только что вышла Цена на улицу, как на глаза ей попалась опять кучка пленных, за которыми шел болгарский солдат. В первый момент ей даже показалось, что это был её Стоян: так похож он был на него. Но нет, это был не он. Она подошла поближе, думая разспросить о сыне, но её внимание отвлекли пленные, которых она увидела в первый раз.

- Господи Боже, - проговорила она, взглянув на них повнимательнее, - так вот какие эти сербы!.. Совсем хорошие люди!.. Ведь и у них есть матери... Что оне думают теперь?.. Погодите, ребятушки, погодите малость!

И она бросилась к себе в избу, вынесла оттуда бутылку водки и поспешила к пленным, намереваясь угостить их. Конвойный солдат добродушно усмехнулся и скомандовал: стой!

- Спасибо, спасибо, - признательно говорили ей усталые сербы, с наслаждением пропуская в себя по глотку благодатной влаги.

- И на мою долю оставь глотнуть, - крикнул ей весело болгарский солдат. - Спасибо, бабушка. За твое здоровье, - прибавил он, опоражнивая бутылку.

- Такие же христиане, как и мы... - удивлялась баба Цена, глядя вслед пленникам, - и из-за чего только дерутся!..

Было заключено перемирие.

Приближалось Рождество, и солдаты начали расходиться по домам, в отпуск. Вернулись некоторые и из ветренцев. Только Стояна не было: и самого его не было, и никто ничего о нем не знал. Задумалась баба Цена; начала безпокоиться; дурные предчувствия ночами все чаще и настойчивее стали осаждать ее... Дни проходят за днями; при малейшем стуке она озирается на дверь, думая, не он ли?.. Пришел и Рангел Стойнов; вот и Динковский Петр явился; вот и братья Стаматовы пришли, а Стояна все нет, как нет. Разспрашивает их Цена: ничего не знают. Сначала встречались с Стояном, слыхали о нем; потом потеряли его из виду. Болезненно сжимается её материнское сердце; как потерянная, бродит она по избе и думает о своем Стояне.

Цена поднимается и спешит к Димитрию.

- С приходом, Димитрий! А где же Стоян мой?

Но и Димитрий ничего не знает... Может быть его послали в Видин, или еще куда нибудь, - прибавляет Димитрий, жалеючи старуху, - может быть он другою дорогою идет, - бормочет он, путаясь и смущаясь.

- Господи, Господи! - тяжко вздыхает мать, - где же пропало мое дитятко!..

И она идет к Стоянковым, смутно надеясь, что может быть там знают что-нибудь, что может быть Стоянка встретит ее у двери и весело скажет, что Стоян кланяется и обещает быть к Рождеству домой. Но Стоянка не говорит ей ничего подобного. У нея у самой глаза полны слез...

Все село на ногах. Встречают первый полк, возвращающийся с войны. На средине улицы, как раз против Цениной избы, вбили два столба и сверху соединили их выгнутою в дугу палкою. С гор принесли пахучих сосновых веток и обвили ими сверху до низу деревянный остов. Наверх прибили надпись, нарочно для этого случая заказанную в городе: "привет вам, храбрые воины!" Все это изукрасили множеством национальных трехцветных флагов, и, таким образом, получилась триумфальная арка.

Пришел и ушел, дальше победоносный полк.

- Может быть, он идет сзади, - думала, провожая солдат, баба Цена. - Может быть, он хочет придти домой, как раз к сочельнику?.. Что ж такое, что еще не пришел? Вот и другие солдаты идут по одиночке... Впереди еще много времени; придет еще... Он знает, как ждут его здесь!..

Так утешает себя бедная мать.

Рано утром накануне сочельника баба Цена пошла в церковь. Она разменяла франк, присланный ей Стояном, накупила восковых свечей и поставила их перед всеми иконами у алтаря. Сделав это, она вернулась домой, успокоенная, с прояснившимся лицом.

- Есть еще время - говорила она про себя - завтра сочельник!.. Святая Богородица, верни мне моего ангела... Иисусе Христе, смилуйся надо мною...

Прибежала Кина и сообщила, что пришли еще некоторые солдаты.

Баба Цена разсердилась.

- Что ты мне все про других, да про других кричишь! Иди встречать брата, как все делают, а не вертись тут без дела! - крикнула она на дочь.

- Мама, и я пойду с Киною, - попросился Радулчо.

И дети вышли из избы и направились по покрытой снегом улице к выезду из деревни, к шоссе.

А баба Цена осталась дома, чтобы приготовить встречу.

Холодный ветер дует с гор. Вершины, склоны, вся равнина - все побелело от снега. Небо низко нависло над землею. Черные вороны летают над дорогою, или сидят возле на голых вершинах деревьев. Там и сям на поднимающемся к Ихтиманским горам шоссе виднеются группы, вышедшия на встречу ожидаемым солдатам, которые продолжают возвращаться из похода то по одиночке, то вместе с своими частями... Кина и Радулчо обгоняют одну группу за другою и идут все дальше и дальше. Они хотят раньше всех увидеть и встретить Стояна. О, они сразу узнают его, хотя густые хлопья падающого снега и слепят им глаза!

Дорога идет в гору и теряется за подъемом. Впереди не видно ничего. Кина и Радулчо поднимаются до самого верха, где ветер становится еще сильнее и холоднее. Двое солдат показываются из-за поворота дороги. Они с ног до головы покрыты снегом.

- Не идет ли за вами другое войско? - спрашивает их Кина.

- Братца, - отвечает Радулчо.

Усталые солдаты идут дальше и скоро исчезают из виду.

Кина продолжает напряженно вглядываться в даль. Ей холодно, Радулчо тоже дрожит всем телом, но они не уходят. Они должны дождаться брата; иначе мама будет сердиться или плакать, если они вернутся домой без Стояна.

Но вот вдали показался фаэтон, в котором сидели двое закутавшихся в теплые шубы путников. Когда экипаж приблизился к ним, Кина вышла на средину дороги и остановила лошадей.

- Господин, не идет ли оттуда войско? - спросила она.

- Не знаю, голубушка, - ответил ей один из путников, опуская немного воротник шубы и удивленно глядя на посиневшее от мороза лицо девочки.

И экипаж покатил дальше.

Дети опять остались одни. Они все ждут. Часы проходят за часами. Горный ветер все крепнет, обжигает им лица; снег засыпает их, но они остаются на своем посту. Они продолжают смотреть вдаль, каждую минуту ожидая, что вот-вот из-за поворота на дороге появится что-нибудь живое.

Наконец, что-то показалось, и сердце Кины забилось трепетом ожидания. Из-за поворота выехал кавалерийский отряд и скоро был возле детей. Сколько солдат! Наверно, и Стоян тут! Но отряд проехал мимо, стуча копытами лошадей. Кина замахала рукою и остановила двух офицеров, ехавших позади.

- Господин капитан, не идет ли за вами братец? - спросила она их с полными слез глазами.

- А кто твой брат? - спросил один из них.

"их Стояна".

- Какой Стоян? - спросил, недоумевая, офицер.

- Наш Стоян... из Ветрена, - проговорила убедительно Кина.

Офицер обменялся несколькими словами с товарищем и затем участливо спросил:

- Ваш брат кавалерист?

- Нет его с нами, девушка! - сказал офицер.

- Ступайте домой, а то еще замерзнете тут, - прибавил другой.

И офицеры тронули коней, догоняя свой эскадрон.

ночь и ветер становился все холоднее и крепче. Только далеко, далеко чернел еще кавалерийский отряд, да от времени до времени до слуха детей доносились отрывочные звуки веселой солдатской песни. Кина и Радулчо решились, наконец, вернуться домой.

У самой околицы их обогнал запряженный тройкою экипаж.

- Господин, идет ли еще войско?

Но экипаж быстро пронесся мимо, и брошенный вопрос остался без ответа.

А снежный ветер все крепчал и крепчал. Он шел с запада, с поля битвы, где в виноградниках возле Пирота лежал засыпанный снегом труп Стояна...