Сто тысяч верст.
ЧАСТЬ 2.
ГЛАВА 16. Южный полюс.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Сто тысяч верст. ЧАСТЬ 2. ГЛАВА 16. Южный полюс. (старая орфография)

ГЛАВА 16. 

Южный полюс.

Я кинулся на платформу.

- Мы у полюса? взволнованным голосом спросил я.

- Не знаю, отвечал капитан Немо. - В полдень мы определим широту и долготу.

Милях в десяти к югу от Нырка поднимался островок на высоту двух сот метров. Через час мы добрались до него, а через два обошли уже кругом этого острова.

Узкий канал отделял этот остров от обширной земли, границ, которой мы не могли видеть.

Нырок опасаясь сесть на мель не подошел к самому материку, а остановился от него в некотором разстоянии и спустил шлюпку, на которую сели: капитан Немо, два матроса, Консейль и я.

Когда шлюпка приблизилась к песчаному берегу, мой слуга Консейль намеревался спрыгнуть на материк, но я остановил его и обратился к владетелю Нырка с следующей фразой:

- Капитан, вам принадлежит честь, первому коснуться открытого материка.

- Вы правы, господин профессор, и я только потому решаюсь ступить на эту полярную землю, что до сих пор ни одно человеческое существо не касалось её.

С последней фразой он выпрыгнул из шлюпки и ступил на песчаный берег. Он был в высшей степени взволнован. Он взошел на скалу, и скрестив руки с восторженным видом казалось принимал в свое владение эти области южного полюса. Минут с пять он находился в таком экзальтированном состоянии, потом обратился ко мне:

- Не желаете-ли ступить на берег, господин профессор? закричал он.

Я вышел вместе с Консейлем.

Почва состояла из красноватого туфа {Осадки извести, отлагаемые некоторыми водами.}; издали представлялась будто усыпанной толченым кирпичем. Повсюду виднелись следы вулканического происхождения. В некоторых местах я заметил дымовые отверстия, из которых несло серным запахом; это обстоятельство указывало, что внутренний огонь еще не потух. Я взошел на высокую скалу, и после долгого обозрения окружающей меня местности все-таки нигде не увидал действующого вулкана.

Растительность материка была очень бедная. Мхи и водоросли были господствующими растениями.

Берег был усыпан разного рода молюсками, которые служили пищею морским животным.

Жизнь кипела только в воздухе. Всевозможные породы птиц порхали, кружились и оглушали нас своими криками; оне нисколько не пугались нашего присутствия и шыыряли у нас под ногами. Пингвины издавали дикие крики и, собравшись большими обществами, сидели неподвижно.

В воздухе проносились альбатросы, черные как сажа, их зовут коршунами океана; громадные глупыши, враги тюленей, которых они нередко заклевывают; утки, цвет пера которых перемешанный черным с белым, и наконец пестрели, про которых я заметил Консейлю, что они так жирны, что употребляются некоторыми островитянами вместо свечки, которые продевают их через тело фитиль.

Пройдя еще с версту, нам представилась почва, изрытая ямами, имевшими вид гнезд для кладки яиц, из которых выпорхали стаи птиц.

Капитан Немо распорядился поймать их несколько сотен, так как их мясо не только годно было в употребление в пищу, но еще при этом было чрезвычайно вкусно. Эти птицы ростом были с гуся, их брали даже руками, потому что они и не думали спасаться.

Нырка были закинуты сети, и я с восхищением принялся изучать рыб, которых, поймали. Моим глазам представилось много интересных экземпляров.

На следующий день, 21-го марта, снег перестал идти, но холод немного усилился. Термометр показывал 2° ниже нуля. Погода стояла ясная и я надеялся, что сегодня нам удастся определить то место, на котором мы находились, ибо в предъидущий день вседствии тумана нельзя было действовать астрономическими инструментами.

Я с Консейлем, не дожидаясь капитана Немо, сел в шлюпку и отправился на материк.

Миллионы пернатых своими криками оживляли землю, которую разделяли с стадами млекопитающих, глядевших на нас своими добрыми глазами.

Эти млекопитающия были тюлени различных пород. Им еще не приходилось сталкиваться с людьми, и потому они не пугались нашего присутствия. Я насчитал их такое громадное количество, которого бы хватило на целою флотилию промысловых судов.

- Я, с позволенья их милости, заметил Консейль, очень рад, что наш друг Нед-Ланд остался на Нырке.

- Что так?

- Страстный охотник не оставил бы в покое ни одного животного

- Я разделяю твое мнение, что нам трудно бы было помешать истреблять этих добрых тюленей. А пролитие крови безвредных животных действует возмутительно на капитана Немо... Однако, что-же мы остановились, пойдем вперед!

Часы показывали восемь, следовательно до того времени, когда можно будет приступить к астрономическим наблюдениям - оставалось еще около четырех часов. Этим временем мы могли свободно воспользоваться. Мы направились к заливу, который входил в береговые скалы.

Куда ни взглянешь - всюду видишь тюленя или моржа; они в воде и на суше находились в весьма грациозных позах.

Я, между прочим, обратил внимание Консейля на развитие мозговых полушарий у этих смышленых животных. После человека, из всех животных, одни только ластоногия имеют больше мозга. На этом основании моржи и тюлени весьма способны и понятливы; они легко делаются ручными, и я полагаю, что тщательно выдресированные, они были-бы весьма полезны человеку при рыбной ловле.

Между моржами и тюленями появлялись морские слоны, с коротким и подвижным хоботом.

- Эти животные не опасны? спросил меня любознательный Консейль.

- Нет, они спокойны, когда их не трогают, отвечал я, но если тюлень защищает своего детеныша - он ужасен; бывали примеры, что он нередко разбивал судна рыбаков.

Мы прошли еще несколько верст и остановились перед одной из возвышенностей; в это время вдали послышалось мычанье.

- Ага! вскричал Консейль, - концерт быков.

- Нет, возразил я, - концерт моржей.

- Они дерутся.

- Дерутся или резвятся.

- С позволенья их милости, надо посмотреть на это.

- За чем-же дело стало, Консейль? - Пойдем!

мычанье было выражением радости, а не злобы.

Проходя около этих морских животных, я отлично мог расмотреть их, потому что они не трогались с места. Кожа у них толстая и бугорчатая, желто-коричневого цвета; шерсть короткая и редкая.

Обозрев стадо моржей, я отправился назад - так как было уже одиннадцать часов - мне хотелось присутствовать при астрономических наблюдениях капитана Немо. Однако я мало расчитывал, чтобы солнце выглянуло в этот день.

В половине двенадцатого мы достигли базальтовой скалы, на которой расположился с своими инструментами капитан Немо..

Я стал около него, устремив глаза на северную часть горизонта.

Но напрасно мы ожидали появления солнца - оно как и вчера не показалось ни на одну секунду.

- Итак, до завтра, придется отложить наблюдения, сказал капитан, и вернулся на Нырок.

Я с Консейлем до пяти часов остались на берегу; тут мне попался любопытный предмет, а именно яйцо пингвина, замечательное по своей громадности, за которое любитель редкостей охотно заплатил-бы тысячу франков,

Яйцо это было изчерчено словно гиероглиф {Древния египетския письмена, остатки которых находятся, на египетских памятниках, состоящия из изображений разных предметов значение которых до сего времени вполне не разгадано.} и делало его вследствие этого редкой вещицей. Я отдал свою находку Консейлю, который очень бережно доставил её на Нырок.

На следующий день в пять часов утра я вышел на платформу. Я застал там капитана Немо.

- Небо разъясняется, сказал он мне. Я надеюсь, что нам сегодня более посчастливится, чем в предъидущие дни. Позавтракав, мы отправимся на материк, чтобы выбрать удобный пункт для наблюдения.

После завтрака сели в шлюпку: я и капитан Немо с двумя матросами; при нас были следующие инструменты: хронометр, барометр и зрительная трубка.

Во время нашего переезда на шлюпке я видел множество китов, принадлежащих к трем видам, свойственным этим морям: настоящого кита, у которого нет спинного плавника, горбуна с громадными беловатыми плавниками, и коричнево-желтого кита, который быстрей и проворней остальных родичей. Издалеко слышно его приближение, потому что он очень высоко извергает столбы пара, которые похожи на столбы дыма.

Воды южного полюса служили, как видно, убежищем китообразным, которые прятались от алчности промышленников.

В девять часов шлюпка причалила к берегу.

Мы отправились к утесу, на вершину которого взбирались чуть не два часа. С вершины мы обозревали бесконечное море. Под нашими ногами разстилались поля ослепительной белизны. Над нами сияло бледно-голубое небо. Вдали стоял Нырок, как бы уснувши в волнах. Позади нас, к югу и востоку, лежал необозримый материк, представлявший кучи утесов и льдин.

Капитан Немо, поднявшись на самую вершину, тотчас-же определил высоту утеса.

Без четверти в двенадцать, солнце, которое до сих пор видно было только вследствие преломления лучей, показалось золотым диском {Видимая поверхность планет. 2) игра древних, состоящая в бросании металлического или каменного, выпуклого с двух сторон круга, в цель.} и разбросало свои последние лучи по этой пустынной земле и морям, которых еще никогда не касался человек.

Я сильно волновался.

- Полдень! воскликнул я.

- Южный полюс! ответил мне капитан Немо, передавая зрительную трубу.