Автор: | Верн Ж., год: 1870 |
Категории: | Роман, Приключения |
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
"НАУТИЛУС"
Капитан Немо направился к дверям. Я последовал за ним. Двустворчатая дверь в глубине столовой распахнулась, и мы вошли в соседнюю комнату. Это была библиотека. По размерам она не уступала столовой. В высоких, до самого потолка, шкафах из палисандрового дерева с бронзовой отделкой хранилось множество книг в одинаковых переплетах. Шкафы тянулись вдоль всех стен комнаты. Широкие, обитые коричневой кожей диваны манили к отдыху. Легкие передвижные пюпитры-подставки для книг стояли возле диванов.
Середину комнаты занимал большой стол, заваленный грудой книг. Тут же лежало несколько выпусков старых газет.
Этот величественный зал освещался четырьмя электрическими полушариями, вделанными в потолок.
Я с восхищением осматривал это помещение, так комфортабельно и красиво обставленное.
- Капитан Немо, - сказал я, - вот книгохранилище, которым гордился бы любой из дворцов на континенте. Я просто потрясен при мысли, что эта чудесная библиотека сопровождает вас на дно океанов!
- А где же вы найдете более благоприятные условия для работы, профессор? - возразил капитан. - Разве ваш кабинет в Парижском музее дает вам такой ничем не возмутимый покой?
- Нет, конечно... Я должен признаться, что он выглядит очень бедным по сравнению с этим залом. У вас здесь не меньше шести-семи тысяч книг?
- Двенадцать тысяч, господин Аронакс. Это единственное, что связывает меня с землей. Но свет перестал существовать для меня в тот день, когда "Наутилус" в первый раз погрузился в воду. В этот день я купил последние книги, последние брошюры и последние выпуски газет. С тех пор для меня человечество перестало думать, перестало писать. Книги эти, профессор, в полном вашем распоряжении - пользуйтесь ими, когда и как вам угодно.
Поблагодарив капитана Немо, я подошел к библиотечным полкам. Я нашел там книги на всех языках по различным отраслям точных наук, по философии, по литературе.
Мне бросилось в глаза любопытное обстоятельство: все книги стояли в алфавитном порядке, независимо от того, на каком языке они написаны. Это свидетельствовало о том, что капитан Немо одинаково свободно владел всеми языками.
В библиотеке я увидел произведения старинных и современных авторов - все то лучшее, что создано человеческим гением и в области науки, и в художественной прозе, и в поэзии - от Гомера до Виктора Гюго, от Ксенофонта до Мишле, от Рабле до Жорж Занд. Но научные книги все-таки преобладали в этой библиотеке; книги по механике, баллистике[26], гидрологии[27], метеорологии, географии, геологии и т. д. занимали не меньше места, чем труды по естественной истории, которая, как я понял, являлась главным предметом научных занятий капитана Немо. На полках стояли: полный Гумбольдт, полный Араго, работы Фуко, Анри Сен Клер-Девиля, Шасля, Мильн-Эдвардса, Катрфажа, Тимдаля, Фарадея, Бертелло, аббата Секки, Петерманна, Мори, Агассица, "Ежегодники" Академий, бюллетени различных географических обществ и т. д., и тут же рядом, в этом почетном обществе, находились те два тома, которым, быть может, я был обязан гостеприимством капитана. Книга Жозефа Бертрана "Основы астрономии" позволила мне установить одну дату: я знал, что эта книга вышла в свет в середине 1865 года; следовательно, "Наутилус" был спущен на воду не раньше этого времени.
Итак, капитан Немо стал подводным странником не больше трех лет тому назад!
Я подумал, что, если удастся обнаружить более свежие книги, можно будет определить дату спуска подводного судна еще более точно. Но у меня впереди было достаточно времени для этих изысканий, а пока что мне не хотелось откладывать знакомство с чудесами "Наутилуса".
- Благодарю вас, капитан, за разрешение пользоваться вашей библиотекой. Это настоящая сокровищница науки, и я воспользуюсь ею.
- Эта комната служит не только библиотекой, но и курительной.
- Курительной? - вскричал я. - Разве на "Наутилусе" курят?
- Разумеется.
- В таком случае, капитан, я должен высказать предположение, что вы поддерживаете связь с Гаванной?
- Никакой, - ответил капитан Немо. - Вот попробуйте эту сигару, профессор, и хоть она и не гавайская, но, если вы знаток, она понравится вам.
Я взял сигару, по форме напоминавшую лучшие сорта гаванских, но более светлую, скрученную из золотистых листьев. Я раскурил сигару у светильника, стоявшего на изящной бронзовой подставке, и затянулся дымом с жадностью завзятого курильщика, лишенного табака в течение двух суток.
- Отличная сигара, но... значит, это не табак?
- Нет, - ответил капитан. - Это разновидность морских! водорослей, богатая никотином. Жалеете ли вы теперь о гаванских сигарах?
- С этой минуты я их презираю.
- В таком случае курите, сколько вам вздумается, не спрашивая о происхождении сигар. Никакая табачная монополия не взимала за них налога. Но ведь от этого они не стали хуже, не правда ли?
- Нисколько.
В эту минуту капитан Немо распахнул дверь, расположенную напротив той, через которую мы вошли в библиотеку, я вступил в огромный, великолепно освещенный салон.
собранные в этом музее. Да, это был настоящий музей! Умелые и щедрые руки собрали здесь все сокровища природы и искусства в том живописном беспорядке, который отличает жилище художника. Тридцать картин великих мастеров, в одинаковых рамах, украшали стены, обитые красивыми, со строгим рисунком, тканями. Между картин висели щиты с оружием и стояли статуи в полном рыцарском снаряжении.
Я увидел полотна огромной ценности, которыми любовался на выставках и в частных картинных галлереях Европы. Старинные мастера были представлены здесь одной "Мадонной" Рафаэля, "Девой" Леонардо-да-Винчи, "Немой" Корреджио, "Женщиной" Тициана, "Поклонением волхвов" Веронезе, "Вознесением" Мурильо, "Портретом" Гольбейна, "Монахом" Веласкеза, "Мучеником" Рибейра, "Ярмаркой" Теньерса, двумя фламандскими пейзажами Рубенса, тремя маленькими полотнами в манере Жерара-Доу, Метсу, Поля Поттера, двумя картинами Жерико и Прюдона, несколькими морскими видами Бакюйзена и Верпе. Среди произведений современной живописи я заметил картины, подписанные Делакруа, Энгром, Деканом, Труайном, Мейссонье, Добиньи и др.
Несколько очаровательных мраморных и бронзовых копий античных скульптур стояли на высоких пьедесталах по углам этого великолепного музея.
Предсказание капитана Немо начинало сбываться: с первых же шагов осмотра "Наутилуса" я был ошеломлен.
- Надеюсь, вы извините меня, профессор, - сказал этот странный человек, - за ту бесцеремонность, с какой я вас принимаю, за беспорядок, царящий в этой комнате.
- Капитан, - ответил я, - я должен сказать, вы настоящий артист!
- О, нет, только любитель, - возразил он. - Мне доставляло радость собирать эти великолепные произведения человеческого гения. Я был неутомим в поисках и жаден в приобретениях - это позволило мне заполучать ряд вещей действительно высокой ценности. Это последнее воспоминание об умершей для меня земле. В моих глазах даже современные ваши художники - старинные мастера. У гениев нет возраста.
- А эти музыканты? - спросил я, показывая на партитуры Вебера, Россини, Моцарта, Бетховена, Гайдна, Мейербера, Вагнера, Обера, Гуно и ряд других, разбросанные на крышке большого пианино-органа, занимавшего целый простенок в салоне.
- Эти музыканты для меня - современники Орфея[28]...
Разница во времени стирается в памяти мертвецов, а я мертв, профессор, так же мертв, как те из ваших друзей, которые покоятся под землей...
Капитан Немо умолк и погрузился в глубокую задумчивость. Я глядел на него с живейшим интересом, молча изучая особенности его лица. Облокотившись о драгоценный столик, он не видел меня и, казалось, совершенно забыл о моем существовании.
Я решил не мешать его раздумью и продолжал осматривать чудеса, собранные в этом салоне.
Рядом с произведениями искусств видное место занимали природные редкости. Это были, главным образом, растения, раковины и другие продукты океанской флоры и фауны, очевидно все собранные руками самого капитана Немо.
Посредине салона бил фонтан, освещенный снизу электричеством; струйки воды ниспадали в бассейн, сделанный из одной гигантской раковины - тридакны. Окружность тридакны достигала шести метров. Следовательно, она была даже больше знаменитой раковины, подаренной Венецианской республикой королю Франциску I.
Вокруг бассейна, в красивых стеклянных витринах, отделанных медью, были расставлены самые драгоценные морские редкости, которые когда-либо доводилось видеть натуралисту. Можно себе представить мою радость при взгляде на них.
Раздел зоофитов был представлен здесь полипами и иглокожими. Среди первых были веерообразные горгонии, морские органчики, сирийские губки, молуккские кораллы, великолепный экземпляр альционин, восхитительные вееролистники, глазчатки с острова Реюньен и целая коллекция мадрепоровых, в числе которых особенно обращала на себя внимание "колесница Нептуна" с Антильских островов. Здесь были собраны самые разнообразные виды кораллов, колонии которых образуют целые острова, а с течением веков, быть может, и континенты. Иглокожие, снабженные панцирем, покрытым шипами и иглами были представлены здесь несколькими разновидностями морских звезд, морских кубышек (голотурий), морских ежей, змеехвосток и др.
Будь на моем месте слабонервный конхиолог[29], он бы обмер при виде соседних витрин, в которых разместились коллекции моллюсков. Этим экспонатам не было цены и описанию их нужно было бы посвятить целый том. Я ограничусь поэтому перечислением только самого интересного. Е коллекции капитана Немо были представлены: элегантный молоток Индийского океана с правильно расположенными белыми пятнами на красно-коричневом фоне; так называемый "императорский спондилий", весь усеянный комочками и ярко расцвеченный, - экземпляр, за который любой европейский музей не пожалел бы двадцати тысяч франков; австралийский молоток, который почти невозможно разыскать; сенегальские сердцевики - двустворчатые, белые, такие хрупкие, что они рассыпаются в прах при малейшем дуновении; несколько яванских морских леек - известковых трубочек со складчатыми краями, высоко ценимых любителями; целый ряд брюхоногих - желто-зеленых, встречающихся в американских водах, темнобурых, водящихся у берегов Новой Зеландии, в Мексиканском заливе и отличающихся своей черепашеобразной раковиной; затем удивительные сернистые теллины, драгоценные породы цитер и венусов, мраморная кубарна с перламутровыми пятнами; далее все разновидности ужовок, употребляемых в Индии вместо монет; "слава моря" - самая драгоценная раковина Восточной Индии; наконец, башенки, янтины, митры, каски, багрецы, арфы, тритоны, птероцеры, пателлы, гиалеи, клеодоры, нежные и хрупкие раковины, которым ученые дали красивые имена.
В отдельных витринах лежали нити невиданной красоты жемчугов, в которых отблеска электрического света зажигали искры огня: розовый жемчуг, добываемый, на дне Красного моря, зеленый, желтый, синий, черный жемчуга - встречающиеся почти во всех морях и океанах болезненные наросты на телах разных моллюсков.
Некоторые из этих жемчужин были больше голубиного яйца. Она стоили больше, чем та жемчужина, которую путешественник Тавернье продал за три миллиона шаху персидскому, а красотой превосходили жемчужину имама Маскаты, которую я считал первой в мире.
Таким образом, определить стоимость этой коллекции было невозможно. Капитан Немо должен был истратить миллионы, чтобы приобрести ее.
Я спрашивал себя, где источник этого неслыханного богатства, как вдруг капитал обратился ко мне:
на земном шаре моря, которое не дало бы мне хоть что-нибудь для этих витрин.
- Я вполне понимаю, капитан, радость, которую вы должны испытывать при виде таких богатств. Ни один европейский музей не располагает такой коллекцией! Но если и растрачу; все свои восторги на осмотр музея, что останется мне для осмотра корабля? Я меньше всего хочу быть нескромным и допытываться о ваших тайнах, но признаюсь, что мое любопытство в высшей степени возбуждено самим "Наутилусом", приводящей его в движение силой, механизмами, сообщающими ему такую подвижность. На стенах этого, салона я вижу приборы, назначение которых мне не ясно. Могу ли я спросить...
- Господин Аронакс, - прервал меня капитан, - я уже сказал, что вы свободны на этом корабле, и, следовательно, нет такого уголка на "Наутилусе", куда бы вам был запрещен доступ. Можете осматривать корабль, сколько вам будет угодно, и я с удовольствием готов служить вам проводником.
- Не знаю, как благодарить вас, капитан. Постараюсь не злоупотреблять вашей любезностью. Разрешите мне только узнать, каково назначение этих физических приборов?
- Точно такие же приборы, профессор, имеются в моей каюте, и там я объясню вам их назначение. Но прежде пройдемте в отведенную вам каюту. Надо же вам знать, в каких условиях вы будете жить на "Наутилусе",
д.
Я рассыпался в благодарностях.
- Ваша каюта - смежная с моей, - сказал капитан, раскрывая дверь, - а моя сообщается с салоном, который вы только что покинули,
В каюте царил полусвет.
- Садитесь, пожалуйста.
Я сел. Он помолчал немного и потом заговорил.