| Автор: | Верн Ж., год: 1870 |
| Категории: | Роман, Приключения |
Глава XVIII
ЧЕТЫРЕ ТЫСЯЧИ ЛЬЕ ПОД ПОВЕРХНОСТЬЮ ТИХОГО ОКЕАНА
На следующий день, 18 ноября, я совершенно отдохнул от усталости, вызванной прогулкой, и вышел на палубу в то время, когда помощник капитана "Наутилуса" произносил свою ежедневную фразу. Эта фраза, как мне казалось, относилась к состоянию моря или, скорее всего, означала: "Нет ничего в виду".
И действительно, океан был пустынен, нигде на горизонте не виднелось ни одного паруса. Остров Креспо успел за ночь скрыться из виду. Море поглощало все цвета спектра, за исключением голубого, который отражало во всех направлениях, окрашивая в чудный цвет индиго.
В то время как я восхищался этим великолепным видом океана, появился капитан Немо. Он, как мне казалось, не замечал моего присутствия и тотчас же приступил к астрономическим наблюдениям. Затем, окончив их, облокотясь на клетку переднего фонаря, стал смотреть на поверхность океана.
Тем временем человек двадцать матросов "Наутилуса", все на подбор сильные и крепкого сложения люди, вошли на палубу. Они пришли вытаскивать сети, закинутые ночью. Эти матросы принадлежали, по-видимому, к различным национальностям, но европейского типа. Я безошибочно узнал среди них ирландцев, французов, нескольких славян, одного грека и одного кандиата. Все эти люди были молчаливы, а если им и приходилось обращаться друг к другу, то они говорили на каком-то особенном языке, которого я не мог ни понять, ни определить его происхождение. Весьма понятно, что я должен был отказаться от расспросов. Сети были вытащены на палубу. Они напоминали собой скорее мешки и весьма походили на сети, употребляемые в Нормандии, - огромные мешки, отверстие которых поддерживается особым приспособлением. Эти мешки спущены были на дно океана и тащились по нему, собирая на своем пути все, что могли захватить. Сегодня лов оказался весьма удачным: сети были полны многими интересными видами рыб, которые вообще водятся в изобилии в водах Тихого океана. Так, например, в них попали: лягвы, которых за их комичные движения прозывают также и фиглярами; черные комерсоны с длинными усиками; овальные балисты, испещренные красными полосками; тетродоны, яд которых сильно действует; оливкового цвета миноги; макроринкусы, покрытые серебряной чешуей; трихиурии, обладающие способностью наносить столь же сильные электрические удары, как и электрические угри; нотоптеры с поперечными полосами; зеленоватая треска; разные виды бычков и так далее; наконец, несколько пород более крупных размеров, длиною в метр; несколько весьма красивых бонит; три великолепных тунца, которых быстрота движений все же не спасла от сетей.
Я уверен, что улов принес более тысячи фунтов рыбы, однако удивляться столь обильному улову не приходится. Надо помнить, что сети тащатся по дну в течение нескольких часов и захватывают в плен все, что встречают по пути. Вследствие быстрого хода "Наутилуса" и электрического света, привлекающего морских обитателей, мы никогда не терпели на судне недостатка в превосходном рыбном столе.
Вся эта ночная добыча была немедленно спущена в камбуз, некоторая ее часть была предназначена для хранения в свежем виде, другая - для заготовки впрок.
Когда рыба была убрана и судно возобновило запас воздуха, я, будучи уверен, что "Наутилус" снова отправится на подводную экскурсию, направился в свою каюту, как вдруг капитан Немо обратился ко мне со следующими словами, без всякого приветствия:
- Взгляните, господин профессор, на этот океан; разве он не живет настоящей жизнью? Разве у него нет своей вражды, своей привязанности? Вчера он заснул, как и мы, а сегодня встал после спокойной ночи.
Я никогда не слышал от этого странного человека пожелания доброго дня или спокойной ночи, он всегда обращался ко мне, словно продолжая начатый разговор.
- Смотрите, - говорил капитан, - он пробуждается под ласками солнца! Он снова обращается к своей дневной деятельности. Очень интересно изучить игру его организма. Он имеет пульс, артерии, с ним бывают спазмы, и я вполне доверяю ученому Мори, открывшему в нем такое же реальное круговращение, как и циркуляция крови у животных.
Несомненно, что капитан Немо не рассчитывал получить от меня ответ. К тому же он, вернее, разговаривал сам с собой и с длинными паузами между фразами; он рассуждал вслух.
- Да, - сказал он, - океан обладает настоящим круговращением. Творцу мира было достаточно для этого дать ему тепло, соль и микроскопических животных. И действительно, тепло порождает различие плотности, которое вызывает течения в определенном направлении. Испарение, ничтожное в полярных странах, в странах экваториальных, наоборот, очень сильно, и это различие вызывает постоянный обмен вод экваториальных с полярными водами. Помимо того, я наблюдал также течения сверху вниз и снизу вверх, которые и составляют настоящее дыхание океана.
Я проследил, как частица, нагретая у поверхности океана, опускалась в его глубину, достигала своей наибольшей плотности при двух градусах ниже нуля, затем, охладившись еще более, становилась легче и поднималась к его поверхности. Вы у полюсов увидите следствие этого феномена и поймете, что в силу этого закона предусмотрительной природы замерзание воды может происходить только на ее поверхности.
В то время, когда капитан Немо стал произносить последнюю фразу, я подумал: "Полюс! Неужели эта отважная личность намеревается вести нас туда?"
Между тем капитан замолчал и смотрел на ту стихию, которая так полно и продолжительно им изучалась.
Он снова заговорил:
- Соли находятся в море в огромном количестве, и если бы вам удалось все их собрать из раствора, то вы получили бы массу объемом в четыре с половиной миллиона кубических миль; мы могли бы покрыть солью всю землю слоем толщиной в десять метров. Не считайте присутствие этих солей за каприз природы! Нет. Они задерживают испарение морской воды, а затем препятствуют ветрам уносить слишком большое количество паров, ибо в противном случае страны умеренных поясов подвергались бы страшному наводнению. Роль солей громадна, они - регулятор в общей экономии земного шара.
Капитан Немо снова замолк. Он поднялся, прошел несколько шагов по палубе и возвратился ко мне.
- Что касается инфузорий, - продолжал он, - этих миллиардов миллиардов микроскопических животных, которых насчитывают миллионами в одной капле и восемьсот тысяч которых весят не более миллиграмма, то их роль не менее значительна. Они поглощают морские соли, ассимилируют известные части воды и являются истинными создателями известковых материков в виде кораллов и полипов! А затем капля воды, лишившись своего минерального содержания, становится легче и поднимается на поверхность; в ней растворяются оставшиеся от испарения соли; теперь она становится тяжелее, опускается ниже и приносит микроскопическим животным новые элементы для поглощения. Отсюда двойное течение - восходящее и нисходящее, постоянное движение, постоянная жизнь! Жизнь, более интенсивная, чем на континентах, более разнообразная, более бесконечная, развивается во всех частях океана, в стихии, убийственной для человека, как говорят, но жизненной для миллиардов животных и для меня!
Говоря это, капитан Немо преображался, возбуждая во мне волнение.
- Да, - добавил он, - вот где истинная жизнь! И я убежден в возможности основания подводных городов, строительства подводных домов, которые так же, как и "Наутилус", будут для дыхания каждое утро подыматься на поверхность моря, городов, свободных, независимых! Но кто знает, быть может, какой-нибудь деспот...
- Господин Аронакс, известна ли вам глубина океана?
- Да, по крайней мере, я знаком с результатами, добытыми измерениями.
- Можете вы их сообщить, чтобы я при случае их проверил?
- Вот некоторые из них, - ответил я, - которые удержались у меня в памяти. Если не ошибаюсь, в северной части Атлантического океана найдена глубина в восемь тысяч двести метров, а в Средиземном море - в две с половиной тысячи метров. Самые замечательные измерения сделаны в южной части Атлантики около тридцать пятого градуса, и они показали двенадцать тысяч метров. Словом, полагают, что, выровняв морское дно, получили бы глубину около семи километров.
- Прекрасно, господин профессор, - ответил капитан Немо, - но надеюсь показать вам нечто большее. Что же касается средней глубины этой части Тихого океана, то она не превосходит четырех тысяч метров.
Сказав это, капитан Немо направился к люку, где был выход на лестницу. Я последовал за ним и вошел в салон. Гребной винт пришел немедленно в движение, и лаг указывал на скорость двадцать миль в час.
В течение ближайших недель капитан Немо редко появлялся. Мне пришлось его видеть в короткие промежутки времени. Его помощник регулярно определял на карте место нашего нахождения, что давало мне возможность знать совершенно точно путь, которого придерживался "Наутилус".
Консель и Ленд проводили со мной многие часы. Консель рассказал своему другу о тех чудесах, очевидцем которых ему пришлось быть во время нашей прогулки, и канадец весьма часто сожалел, что не сопровождал нас. Впрочем, я надеялся, что представится случай еще раз посетить океанические леса.
Почти каждый день отворялись на несколько часов ставни окон салона, и наши глаза не уставали созерцать тайны подводного мира.
"Наутилус" держался главным образом направления на юго-восток и плыл на глубине от ста до полутораста метров. Но однажды, я не знаю по какому капризу, углубляясь по диагонали, он опустился на две тысячи метров. Термометр показывал температуру окружающей нас воды в четыре целых двадцать пять сотых градуса, то есть температуру, общую на такой глубине для всех морей и океанов.
26 ноября, в половине четвертого утра, "Наутилус" прошел через тропик Рака под 172° долготы. 27-го он прошел мимо Сандвичевых островов, где погиб знаменитый Кук. К этому времени нами было пройдено, со дня нашего отъезда, четыре тысячи шестьсот восемьдесят миль. Утром, когда я взошел на палубу, я увидел на расстоянии двух миль, под ветром, Гавайи, самый значительный остров этого архипелага. Я ясно различал его побережье, видел его горные кряжи, которые шли параллельно берегу, и его вулканы, из числа которых Мауна-Кеа возвышается на пять тысяч метров над морским уровнем. В наши сети попалось несколько экземпляров полипов весьма грациозной формы.
"Наутилус" продолжал идти на юго-запад. 1 декабря он пересек по 142° долготы экватор, и 4-го числа того же месяца, после быстрого перехода, мы достигли Маркизских островов. Я заметил пик на главном острове этой группы и лесистые горы, но этим и ограничился, так как капитан Немо не любил приближаться к берегам. Здесь наши сети выловили прекрасные виды рыб: золотохвостых с лазоревыми плавниками, с мясом которых по вкусу не может соперничать ни одна рыба; коралловые губаны почти без чешуи, но замечательно вкусные; коралловые рыбки осторинки, с костяными челюстями; желтоватые тасары, не уступающие макрели; да и вообще все рыбы заслужили высокую оценку за столом корабля.
Покинув эти прекрасные острова, состоящие под протекторатом Франции, "Наутилус" прошел в пустынной местности океана около двух тысяч миль. Это плавание можно отметить встречей с несметной толпой кальмаров, любопытных моллюсков, родственных каракатицам. Французские рыболовы называют их "летучие волосатики". Они принадлежат к классу головоногих, к семейству двужаберных, к которому причисляются каракатицы и аргонавты. Эти животные тщательно изучались древними натуралистами и служили как метафорами ораторам агоры, так и лучшим блюдом за столом богатых граждан, если верить Атенею, греческому врачу, жившему до Галена.
Это было ночью на 10 декабря, когда "Наутилусу" пришлось встретиться с этой армией моллюсков, животных исключительно ночных. Считать их приходилось бы миллионами. Они мигрировали из умеренных в более жаркие зоны, идя вслед сельдям и сардинам. Мы их рассматривали сквозь толстые хрустальные стекла, наблюдали, как они пожирали небольших рыб и моллюсков и в то же время служили добычей более крупным моллюскам. Несмотря на быстрый ход "Наутилуса", ему пришлось плыть в окружении этих животных в течение нескольких часов. Среди них я узнал девять видов, указанных д'Орбиньи.
Во время этого перехода море дарило нас чудными зрелищами и варьировало их до бесконечности. Оно меняло декорации, чтобы поражать наши взоры, и мы имели удовольствие не только созерцать в этой жидкой стихии красоты природы, но и случай проникать в самые глубокие тайны океана.
спускаются только весьма крупные рыбы, и то изредка. Я читал в это время прекрасное сочинение Жана Масэ "Слуги желудка", как внезапно Консель прервал мое чтение.
- Не пожелает ли господин прийти к нам на минуту! - воскликнул каким-то особым голосом Консель.
- Что там такое, Консель?
- Пусть господин взглянет.
Я встал, подошел к окну и стал смотреть.
мозгу проскользнула мысль.
- Корабль! - вскрикнул я.
- Да, - ответил канадец, - разбитый и потонувший корабль.
на расстоянии двух футов от палубы, указывали, что судно должно было пожертвовать своим рангоутом. Оно лежало на левом борту.
Грустное зрелище представлял собой этот баркас, погибший в волнах, не еще более грустное чувство вызывал вид его палубы, на которой лежало несколько трупов, связанных веревками. Я насчитал четыре трупа - четырех мужчин, причем один из них стоял у руля; затем я увидел еще женский труп с ребенком на руках, наполовину высунувшийся из решетки юта. Это была молодая женщина. Я мог благодаря сильному освещению с "Наутилуса" отчетливо рассмотреть черты ее лица, еще не успевшие разложиться. В последних усилиях за спасение она подняла над головой своего ребенка, руки которого обнимали шею матери. Положение тел четырех моряков с искаженными конвульсиями лицами, по-видимому напрягавших все усилия освободиться от связывающих их веревок, казалось мне ужасным. Только один из них - рулевой, - более спокойный, с открытым и серьезным лицом, с поседевшими волосами, держал руки на рулевом колесе и, казалось, продолжал управлять своим трехмачтовым судном в глубине океана.
запахом человеческого мяса.
Между тем "Наутилус", маневрируя, обошел этот потонувший корабль, и мне удалось прочесть на его корме надпись:
"Флорида, Сандерланд".