Двадцать тысяч лье под водой.
Часть вторая.
Глава IX. ИСЧЕЗНУВШИЙ МАТЕРИК

Глава IX
ИСЧЕЗНУВШИЙ МАТЕРИК

На следующий день утром, 19 февраля, канадец вошел ко мне в комнату. Я ожидал его визита.

- Ну что, господин профессор! - обратился он ко мне.

- Что же делать, Нед, обстоятельства вчера сложились против нас.

- Да! Надо же было этому проклятому капитану остановиться как раз в тот час, когда мы собирались бежать с его судна.

- Да, Нед, он имел дело к своему банкиру.

- Банкиру?

- Или, вернее, со своим банком. Я подразумеваю под этим океан, где его богатства находятся в лучшей сохранности, чем в любой из государственных касс.

И я рассказал канадцу об инциденте этой ночи с тайной надеждой навести его на мысль не покидать капитана. Но мой рассказ не имел иного результата, как только высказанного канадцем сожаления, что лично ему не пришлось принять участия в прогулке по полю сражения залива Виго.

- Во всяком случае, не все еще потеряно! - воскликнул он. - Это только промах удара гарпуна. В другой раз этого не случится, и можно попытаться даже сегодня вечером.

- В каком направлении идет "Наутилус"? - спросил я.

- Не знаю, - ответил Нед.

- В таком случае в полдень мы узнаем место, где находится судно.

Канадец вышел и направился к Конселю. Одевшись, я пошел в салон. Показание компаса было неутешительно. "Наутилус" шел к юго-западу. Мы повернулись спиной к Европе.

Я с нетерпением ожидал, когда местопребывание судна будет обозначено на карте. Около половины двенадцатого резервуары опорожнились, и наше судно поднялось на поверхность воды. Я бросился на палубу. Нед Ленд уже находился там.

Земли нигде не было видно. Одно только безбрежное море. Только на горизонте виднелось несколько парусов, вероятно, тех судов, которые выжидали попутного ветра, чтобы обогнуть мыс Доброй Надежды и дойти до мыса Рока. День стоял пасмурный, все предвещало шквал.

Нед неистовствовал и старался проникнуть сквозь туман, закрывавший горизонт. Он надеялся, что за этим туманом расстилается столь желанная земля.

В полдень на минуту показалось солнце. Штурман этим воспользовался, чтобы определить его высоту. Вскоре волнение на море значительно усилилось, и мы были вынуждены покинуть палубу. Подъемная дверь была затворена.

Спустя час я, посмотрев на карту, увидел, что положение "Наутилуса" обозначалось под 16° 17' долготы и 32° 2' широты, в ста пятидесяти милях от ближайшего берега.

Что касается лично меня, то я далеко не сокрушался. Более того, я почувствовал даже какое-то облегчение и мог до некоторой степени спокойно приняться за обычные занятия.

Вечером, часу в одиннадцатом, меня совершенно неожиданно посетил капитан Немо. Он весьма любезно осведомился, не утомила ли меня прошедшая бессонная ночь. Я ответил отрицательно.

- В таком случае, господин Аронакс, я вам предложу совершить любопытную экскурсию.

- Предлагайте, капитан.

- Вы до сих пор посещали морское дно только днем и при свете солнца. Не желаете ли вы полюбоваться на него в темную ночь?

- С большой охотой.

- Прогулка эта, должен вас предупредить, будет утомительна. Придется долго идти и к тому же взбираться на гору. Дороги здесь не совсем исправны.

- Вы, капитан, сильно подстрекаете мое любопытство. Меня ничто не задерживает следовать за вами.

- В таком случае идемте, господин профессор, надевать скафандры.

Войдя в гардеробную, я там никого не застал. Очевидно, ни мои товарищи, ни люди экипажа не будут нас сопровождать в этой экскурсии. Капитан Немо не предлагал мне взять с собой Неда или Конселя.

Через несколько минут мы оделись в скафандры.

Мы прикрепили к спинам резервуары с запасом сжатого воздуха, но электрических лампочек не было. О последнем я заметил капитану.

- Они нам не понадобятся, - ответил он.

Я думал, что не расслышал его ответа, но не мог повторить вопроса, так как голова капитана уже скрылась в металлическом колпаке. Едва я облекся в эту водолазную сбрую, как почувствовал, что мне суют в руки палку с металлическим наконечником. Спустя несколько минут мы обычным способом вступили на дно Атлантического океана на глубине триста метров.

Приближалась полночь. Воды были совершенно темны. Капитан Немо показал мне на отдаленное красное пятно в виде широкого сияния, находившееся в двух милях от "Наутилуса". Что это был за огонь, чем он поддерживался, как, каким образом восстанавливался в этой водной среде - я не мог себе этого объяснить. Во всяком случае, он нас освещал, правда, весьма слабо, но я вскоре привык к этой полутьме и совершенно согласился, что аппараты Румкорфа были бы нам бесполезны. Капитан Немо и я шли рядом по направлению к этому огню. Ровное дно возвышалось незаметно. Мы шли большими шагами, опираясь на палки, но в действительности подвигались весьма медленно, так как ноги наши вязли в тине, запутывались в водорослях и натыкались на камни.

Продвигаясь вперед, я почувствовал, что над моей головой что-то съеживается, скорчивается и иногда происходит шум, сопровождаемый непрерывным треском. По всей видимости, шел сильный дождь. Не понимаю, почему мне пришла в голову мысль, что меня промочит. Водой в воде! Эта дикая мысль заставила меня рассмеяться. Но под толстым скафандром не чувствуешь, что находишься в воде, и думаешь, что окружен атмосферой, которая немного плотнее земной.

После получасовой ходьбы мы достигли каменистой почвы. Медузы, микроскопические ракообразные издавали слабый фосфорический свет. Часто встречались груды камней, покрытых миллионами зоофитов и переплетающимися водными растениями. Ноги мои скользили в этом вязком ковре из водорослей, и без опоры на железную палку я бы упал, и не раз. Оборачиваясь, я постоянно видел беловатый маяк "Наутилуса", свет которого бледнел по мере нашего отдаления.

Эти груды камней, расположенных на дне океана, обратили мое внимание правильностью своего расположения, и я не мог этого себе объяснить. Я видел исполинские поля, которые терялись вдали, во мраке, и длину которых нельзя было определить. Затем я упомяну об одном особом явлении в области чувств: мне казалось, что мои свинцовые подошвы ступали по слою костей, трещавших каким-то особым сухим шумом. Что же это была за долина? Я хотел спросить капитана, но знаки, с помощью которых он разговаривал с людьми своего экипажа во время подводных экскурсий, были мне еще неизвестны.

Между тем красноватый свет, указывавший нам путь, увеличивался и пламенел на горизонте. Присутствие какого-то гигантского очага под водой меня крайне заинтересовало. Было ли то истечение электричества, которое вызывало свет? Был ли я свидетелем феномена природы, доселе неизвестного ученым земного шара? Или, быть может, - и эта мысль проникала в мой мозг, - здесь участвует рука человеческая? Не она ли раздувала этот пожар? Может быть, я встречу в этих глубоких слоях океана друзей, товарищей капитана Немо, живущих такой же странной жизнью, как и он, и которых он идет навестить? Не встречу ли я там целую колонию изгнанников, которые, утомленные земными страданиями, стали искать и нашли убежище независимости на дне океана? Все эти безумные, несбыточные мысли меня преследовали и в этом настроении ума, постоянно возбуждаемом рядом чудес, проходивших перед моими глазами, я ничуть не удивился бы, если на дне этого океана увидел один из тех подводных городов, о которых мечтал капитан Немо. Наш путь освещался все более и более. Белеющий свет посылал лучи с вершины горы, имевшей около восьмисот футов высоты. Но то, что я видел, было простым отражением.

Очаг - источник этого необъяснимого света - скрывался на противоположном склоне горы.

с непоколебимым доверием. Капитан Немо представлялся мне одним из гениев моря, и, когда он шел впереди, я любовался его высокой фигурой, обрисовывавшейся на светлом фоне горизонта. Был час утра. Мы подошли к первым склонам горы. Но чтобы взойти на них, приходилось карабкаться по труднопроходимым тропинкам обширного леса.

Да, леса, леса мертвых деревьев, без листьев, без сока, деревьев, минерализованных действием морской воды. Там и сям возвышались исполинские сосны. Это была как бы стоящая угольная копь, державшаяся своими корнями в окружавшей ее почве. Ветви деревьев, походившие на тонкие вырезки из черной бумаги, ясно очерчивались в верхних слоях воды.

Представьте себе лес Гарца, прицепившийся к склону горы, но лес провалившийся. Тропинки загромождены водорослями и фукусами, среди которых кипел целый мир ракообразных животных. Я шел, подымаясь на скалы, шагая через лежащие стволы, разрывая морские лианы, которые качались, развесившись гирляндами от одного дерева к другому, и пугали рыб, перелетавших с ветки на ветку. Увлеченный, я не чувствовал усталости. Я следовал за своим гидом, не знавшим устали.

Какое зрелище! Как его передать? Как и какими красками нарисовать вид деревьев и скал в этой жидкой среде, снизу мрачных и диких, вверху - озаренных красным отблеском под влиянием света, который усиливался благодаря отражению воды?

Мы взбирались на скалы, которые потом обрушивались огромными глыбами и с глухим шумом лавин. Направо и налево уходили вглубь темные галереи. То там, то в другом месте открывались огромные лужайки, словно расчищенные человеческими руками, и я временами спрашивал себя - не появится ли внезапно передо мной какой-либо из жителей этих подводных стран. Но капитан все поднимался. Я не хотел отставать и смело следовал за ним. Моя палка оказывала мне большую услугу. Один неверный шаг грозил гибелью в этих узких проходах, тянувшихся по краям пропасти. Я не подвергался головокружению и шел твердыми шагами по этим опасным проходам. Мне случалось и перепрыгивать через расселины, глубина которых, будь они на земле, заставила бы меня отступить; приходилось переходить по качающимся стволам деревьев, перекинутых через пропасти, причем я старался не глядеть себе под ноги, а только любоваться дикими пейзажами этой местности. Попадались монументальные скалы, наклонившиеся на своих неправильных базисах, которые, казалось, игнорировали закон равновесия. Из впадин и расщелин этих скал вздымались отвесно деревья, словно сильные водометы; различные выступы и природные башни этих скал наклонялись под таким углом, которого законы тяготения не допускают на поверхности земли.

Я чувствую, что этот рассказ о нашей подводной экскурсии покажется неправдоподобным! Тем не менее я остаюсь правдивым историком необычайных, но реальных и не подлежащих сомнению явлений. Это не был бред. Я видел и чувствовал!

Два часа спустя, после того как мы покинули "Наутилус", мы уже прошли лес в ста футах, и над нашими головами возвышалась остроконечная вершина горы, которая закрывала источник света. Там и сям виднелись кустарники. Рыбы подымались целыми стаями из-под наших ног, как птицы из высокой травы. Утесистая масса была почти всюду изрыта расщелинами, глубокими пещерами, бездонными пропастями, в глубине которых мне чудилось движение страшных существ. Кровь приливала к моему сердцу, когда я видел огромный ус, заграждавший мне дорогу, или страшные клещи, которые с шумом скрывались в тени впадин. Тысячи светозарных точек блестели среди тьмы. Это были глаза исполинских ракообразных животных, таившихся в своих норах; гиганты-омары выпрямлялись, словно алебардщики, и с шумом, напоминавшим стук железа, шевелили своими клешнями; титаны-крабы казались прицелившимися пушками на лафетах, и чудовищные осьминоги, переплетаясь своими щупальцами, образовывали живую изгородь.

Что это за чудовищный мир! Ничего подобного я до сих пор себе не представлял. К какому зоологическому порядку относились все эти черепокожные, которым скала служила вторым черепом? В чем кроется тайна природы, дающая возможность их существованию, и сколько веков живут они таким образом в этих низших слоях океана?

Но я не мог останавливаться. Капитан Немо, освоившийся с этими животными, даже не остерегался их. Мы дошли до первого плато, где меня ожидали новые сюрпризы. Там рисовались живописные руины, которые свидетельствовали о труде рук человеческих. Это были огромные груды камней, между которыми различались в смутном очертании части замков, храмов, покрытых целым миром цветкообразных зоофитов и густым покрывалом водорослей.

Что это за часть земного шара, поглощенная наводнением? Кто расположил эти скалы, эти камни, эти "долмены" доисторических времен? Где я находился, куда завела меня фантазия капитана Немо?

Я хотел его спросить. Но так как это было невозможно, то я только остановил его. Я схватил его за руку. Он покачал головой и, указывая на последнюю вершину горы, казалось, говорил:

- Иди! Иди еще, все иди!

Я последовал за ним, напрягая остаток сил, и через несколько минут добрался до остроконечной вершины, поднимавшейся на десять метров над всей этой утесистой массой. Я оглянулся на то пространство, которое мы прошли. Гора высилась над равниной не выше семи или восьми сотен футов; но противоположный ее склон был вдвое выше и подымался отвесно над низменным дном части Атлантического океана, служившей подошвой горы. Мой взор устремился вдаль и охватил огромное пространство, освещенное ярким блеском. И действительно, эта гора оказалась действующим вулканом.

необъятный факел, освещал всю внутреннюю равнину до последних пределов горизонта.

Я сказал, что подводный кратер извергал лаву, но не пламя. Для пламени нужен кислород воздуха, и потому оно не может проявляться под водой; но потоки лавы за счет своего внутреннего процесса накаливания могут развивать жар до белого каления; надобно опасаться этого жидкого элемента, при столкновении с которым легко обратиться в светящиеся раскаленные пары. Быстрые течения увлекали все эти раскаленные газы, и потоки лавы скользили до подошвы горы, как при извержении Везувия.

И действительно, здесь, перед моими глазами, лежал разрушенный, опустошенный, сброшенный вниз, разоренный город; крыши его строений разнесены, его храмы в развалинах, его арки расселись, колонны его портиков лежат на земле, хотя еще не потеряли некоторых признаков их принадлежности к тосканскому ордеру; далее виднелись развалины исполинских акведуков; здесь заплывшее возвышение акрополя и расплывшиеся формы Парфенона; там остатки набережной, той древней гавани исчезнувшего прежнего океана, в которой находили тихую пристань торговые и боевые триремы; там далее виднелись обрушившиеся стены, широкие улицы, раскрывалась древняя Помпея, опустившаяся на дно океана и воскрешенная капитаном Немо в моих глазах.

Где я? Где я? Я хотел это знать во что бы то ни стало, я хотел говорить, я хотел сорвать медный шар, в котором была заключена моя голова!

Но капитан Немо подошел ко мне и остановил меня жестом. Затем, подняв кусок мелового камня, он подошел к черной базальтовой стене и написал следующее слово: "АТЛАНТИДА".

рассказом, но существование которого признается Плинием, Аммианом Марцеллином, Тертуллианом, Энгелем, Шерером, Турнефором, Бюффоном и д'Аверзаком. И этот материк был перед моими глазами со всеми неопровержимыми доказательствами постигшей его катастрофы. Это была та поглощенная страна, которая некогда лежала вне Европы, Азии, Ливии, по ту сторону Геркулесовых столбов, страна, где жили могущественные атланты, против которых древние греки вели свои первые войны.

Историк, который занес в свои анналы великие события этого героического времени, был сам Платон. Его диалог между Тимеем и Критием был, так сказать, вдохновлен Солоном, поэтом и законодателем.

Однажды Солон беседовал с некоторыми мудрыми старцами города Саиса, города, существовавшего уже восемьсот лет, как о том свидетельствовали летописи, вырезанные на стенах священного храма. Один из этих старцев рассказал историю другого города, который был древнее Саиса на тысячу лет. Этим афинским городом завладели атланты и разрушили его. Атланты, повествовал он, занимали очень обширный материк, несравненно больший, чем Африка и Азия, вместе взятые, который простирался от двенадцатого до сорок второго градуса северных широт. Их владения являлись смежными даже с Египтом. Они хотели распространить свою власть и на Грецию, но должны были отступить перед неукротимым сопротивлением эллинов. Протекли века. Произошла катастрофа - наводнение и землетрясение. Одной ночи и одного дня было достаточно для исчезновения этой Атлантиды, высшие вершины которой - Мадейра, острова Азорские, Канарские и Зеленого Мыса - выступают над поверхностью океана и в настоящее время.

руками до этих руин, тысячу раз вековых и современных геологическим эпохам, я ходил по тем местам, где ходили современники первого человека! Я попирал своими тяжелыми подошвами скелеты тех животных сказочного времени, которых эти деревья, теперь минерализованные, некогда укрывали под своей тенью.

Почему у меня не было времени! Я хотел спуститься по крутым склонам этой горы и пробежать по всему этому необъятному континенту, который, без сомнения, соединял Африку с Америкой, посетить большие допотопные города. Там, может быть, представился бы моим взорам воинственный Махимос, благочестивый Эусебес, где обитали исполины, жившие по нескольку веков и обладавшие замечательной силой, давшей возможность созидать строения из этих масс, до сих пор еще сопротивляющихся действию воды. Быть может, в один прекрасный день подземный огонь снова выдвинет на поверхность океана эти поглощенные развалины! И теперь в этой части действуют сильные подземные вулканы, и многие корабли испытывали сотрясения, проходя над этими волнующимися глубинами. Некоторые из них слышали глухой шум, вызываемый борьбой стихий; другие видели вулканический пепел, выброшенный на поверхность воды. Вплоть до экватора здешнее морское дно подвержено действию плутонических сил. И кто знает, возможно, что в отдаленную эпоху это морское дно, постоянно подымаясь вследствие наслоения извергаемой лавы, выдвинет на поверхность Атлантического океана и свои огнедышащие горы!

окаменелым в немом восторге. Мечтал ли он об этих исчезнувших поколениях и спрашивал у них о тайной судьбе человечества? Было ли этим загадочным человеком избрано это место для того, чтобы проникнуться былым временем и прожить мысленно античной жизнью, так как он тяготился современной жизнью? Чего бы я не дал, чтобы узнать его мысли, чтобы разделить их, чтобы понять их!

На этом месте мы оставались на протяжении часа, рассматривая обширную равнину при блеске лавы, который иногда принимал удивительную напряженность. Кипение внутри горы вызывало содрогание почвы, которое быстро пробегало по поверхности горы. Шум, отчетливо слышавшийся в глубине этой жидкой массы, разрастался временами в величественной полноте. В ту минуту сквозь массу воды показалась луна и бледными лучами осветила поглощенный материк. Это был только отблеск луны, ее изображение, но эффект был поразительный, не поддающийся описанию. Капитан Немо выпрямился, бросил последний взгляд на эту необъятную равнину и затем подал мне рукой знак следовать за ним.

Мы быстро спустились с горы. Пройдя минеральный лес, я увидел маяк "Наутилуса", блестевший, как звезда. Капитан Немо шел прямо на него. Мы вошли на корабль в ту минуту, когда первые лучи рассвета стали белеть на поверхности океана.