| Автор: | Верн Ж., год: 1870 |
| Категории: | Роман, Приключения |
Глава девятая
Нед Ленд сердится
Долго ли мы спали, не знаю. Надо полагать, что долго, потому что проснулся я совершенно отдохнувшим.
Я проснулся первым. Мои товарищи еще спали, растянувшись в углу.
Хотя циновка из новозеландского льна была очень толстой и мягкой, все-таки это была ненастоящая постель, и я немного отлежал себе бока, но чувствовал себя свежим и бодрым.
Я снова стал внимательно осматривать нашу темницу. Во время нашего сна не произошло никаких превращений. Темница осталась темницею, а узники узниками. Только убраны были приборы со стола.
"Что ж это такое? - подумал я. - Уж не предполагают ли таинственные хозяева держать нас веки вечные в этой клетке? Перспектива невеселая".
Хотя голова у меня теперь была свежа, я начинал чувствовать страшную тяжесть: меня словно что давило. Я с трудом дышал, легкие мои не удовлетворялись спертым воздухом. Темница наша, правда, была очень просторна, но мы, по-видимому, уже поглотили почти весь кислород, содержащийся в воздухе.
Известно, что каждый человек потребляет в час такое количество кислорода, какое содержится в ста кубических метрах воздуха, и тогда в этом воздухе, наполненном почти таким же количеством углекислого газа, невозможно дышать.
Необходимо, значит, было освежить воздух в нашей темнице и, вероятно, во всем подводном судне. Но вот вопрос: каким образом капитан проветривал это плавучее жилье? Он что, получал кислород химическим способом, нагревая бертолетову соль (калий хлорат) и поглощая углекислоту хлористым калием? В таком случае он должен сохранять связь с материком, чтобы получать необходимые химические вещества.
Или он просто ограничивался тем, что нагнетал в резервуары воздух под высоким давлением, а потом по мере надобности выпускал его?
Может быть!
Или он употреблял более простой, более экономичный, а следовательно, более вероятный способ, то есть выплывал на поверхность океана, как какое-нибудь китообразное, и запасался воздухом на двадцать четыре часа?
Как бы он, впрочем, хитро или просто ни распоряжался, мне казалось, что пришло время распорядиться, и распорядиться безотлагательно, немедленно.
Я старался дышать чаще, чтобы извлечь из этой душной клетки остатки кислорода, как вдруг... на меня пахнула свежая струя чистого морского воздуха, пропитанного йодистыми испарениями. Широко раскрыв рот, я вдохнул в свои легкие животворный ветерок и в ту же минуту почувствовал легкий толчок и чуть заметную качку. Подводное судно, стальное чудовище, выплыло на поверхность океана, чтобы подышать, как это делают киты. Способ вентиляции судна был установлен.
Надышавшись свежим воздухом, я стал искать вентиляционное отверстие, по которому поступала к нам живительная струя. И я его нашел. Оно находилось над дверью, через отдушину врывалась струя чистого воздуха и освежала каюту.
Пока я занимался исследованиями, Нед Ленд и Консейль проснулись почти одновременно от действия оживляющей свежести. Они протерли глаза, потянулись, зевнули и в одну минуту были на ногах.
- Их честь как изволили почивать? - спросил меня Консейль со своей обычной утонченностью.
- Очень хорошо, дружище, - отвечал я. - А вы, Нед?
- Мертвым сном, господин профессор. Что это такое? Точно морской ветерок веет?
Такой моряк не мог ошибиться! Я рассказал товарищам все, что произошло во время их сна.
- Вот оно что! - отвечал Нед Ленд. - Теперь понятен тот вой, что мы слышали, когда "нарвал" выплыл в виду "Авраама Линкольна".
- Да, Нед, теперь понятно: это мы слышали дыханье "нарвала".
- Только знаете, господин Аронакс, я никак не могу сообразить, который теперь час? Надо полагать, что обеденный.
Вы как думаете?
- Это означает, - заметил Консейль, - что мы проспали двадцать четыре часа - целые сутки.
- Я с вами не спорю, - ответил Нед Ленд. - Обед или завтрак, все равно. Пусть бы только скорее что-нибудь принесли.
- А если бы принесли и обед, и завтрак? - спросил Консейль.
- Лучше не бывает! - ответил канадец. - Мы имеем право и на то, и на другое. Не знаю, как вы, а я умял бы преотлично и обед, и завтрак.
- Подождите, Нед, - сказал я. - Очевидно, неизвестные хозяева не имеют намерения морить нас голодом. Иначе они бы вчера не стали нас кормить.
- Если только они нас не откармливают на убой! - проворчал Нед.
- Да вы что, Нед, - сказал я, - как это вам приходят в голову такие мысли! Мы ведь не к людоедам попали!
- Да я и не говорю, что они настоящие людоеды, господин профессор, может, занимаются этим время от времени? Почем мы знаем, может, они уже давным-давно свежего мяса в глаза не видали! Ну а в таком случае трое таких упитанных парней, как вы, Консейль и я, - это ведь такая находка...
- Выбросьте вы эти мысли из головы, Нед! - сказал я. - Беда с вами, как я погляжу! Придет вам что-нибудь вздорное в голову, да потом и рубите с плеча. Воздержитесь разговаривать в таком духе с хозяевами, Нед, а то ведь можете накликать беду...
- Да ну их! Я теперь думаю только о еде, а они ничего не несут!
- Какой вы, Нед! Надо подчиняться здешним порядкам. Знаете поговорку: "В чужой монастырь со своим уставом не ходят"? У вас, дружище, желудок не по местным часам, - бежит вперед!
- Это ничего, - спокойно заметил Консейль, - его можно поставить по часам.
- Зачем вы это говорите, друг любезный? - вскричал Нед Ленд. - Я и так знаю ваше терпенье. И что вы после этого за человек? Ни рыба ни мясо! Вам не дай обедать, вы посидите за пустым столом, потом встанете и благодарственную молитву прочитаете! Вы согласитесь лучше с голоду умереть, чем пожаловаться...
- Что толку в жалобах? - спросил Консейль. - К чему они? Что в них пользы?
- Как что пользы? Как к чему? Да к тому, что я жалуюсь, и мне становится легче. И если эти пираты - я их пиратами называю, потому что господин профессор не позволяет называть их людоедами, - если только они воображают, что меня можно держать в этой клетке, как какого-нибудь безответного ягненка, то они очень ошибаются! Послушайте, господин Аронакс, скажите откровенно! Вы полагаете, долго они нас будут держать в этой железной коробке?
- Откровенно говоря, Нед, не знаю.
- Ну не знаете наверно, так как думаете?
- Я думаю вот что: мы случайно узнали очень важную тайну, и если экипажу подводного судна надо эту тайну сохранить, если эта тайна важнее жизни трех человек, то мы в большой опасности. А если здесь нет ничего важного, так при первой же оказии стальное чудовище вернет нас в общество земных обитателей.
- А вдруг это чудовище завербует нас в свой экипаж? - сказал Консейль. - Завербует, да и будет держать...
- До тех пор, пока какой-нибудь фрегат побыстрее или поискуснее "Авраама Линкольна" не овладеет этим разбойничьим гнездом и не вздернет весь экипаж и нас вместе с ним на рее! - сказал Нед Ленд.
- Это вы хорошо рассудили, Нед, - отвечал я ему, - но, пока еще ничего не известно, лучше не будем говорить о подобных вещах. Повторяю вам, подождем, будем действовать по обстоятельствам! Предпринимать ничего не надо, потому что нельзя!
- Нет, господин профессор, надо что-то делать. Непременно надо! - вскрикнул канадец.
- Да что же, Нед? Что?
- Бежать!
- Бежать из земной тюрьмы и то очень трудно, а уж из подводной и вовсе, по-моему, невозможно.
Нед Ленд замолчал, он, очевидно, был смущен. В самом деле, бегство в нашем положении было немыслимо.
Но канадец - это наполовину француз, а французы народ быстрый и решительный.
- Так вы не догадываетесь, господин профессор? - сказал он после короткого раздумья. - Не догадываетесь, что должны делать люди, которые не могут вырваться из своей тюрьмы?
- Нет, любезный Нед, не догадываюсь.
- А очень просто! Если нельзя из нее вырваться, то надо хорошенько в ней устроиться по-своему!
- Как начнем устраиваться по-своему, - заметил Консейль, - так, пожалуй...
- Что тут пожалуй? Вышвырнуть всех тюремщиков и сторожей, да и все! - перебил Нед Ленд.
- Как, Нед? - сказал я. - Вы в самом деле хотите овладеть этим подводным судном? Вы серьезно?..
- Очень серьезно, господин профессор, - отвечал канадец.
- Да ведь это невозможно! Немыслимо!
- Почему же? Очень возможно, что нам представится удобный случай. Так почему бы им не воспользоваться? Ведь на этом поплавке, надо полагать, человек двадцать - что ж, по-вашему, два француза и канадец не управятся с двумя десятками каких-то проходимцев?
Я решил, что будет лучше замять этот спор, и сказал ему:
- Разумеется... если такой случай представится... Мы тогда посмотрим. Но пока еще никакого случая не представилось, и вы, Нед, пожалуйста, будьте терпеливы. Если вы хотите действовать, так действуйте хитростью, только хитростью и можно что-нибудь сделать, а начнете выходить из себя, кричать, так вы все дело испортите. Обещайте мне, Нед, что вы не будете выходить из себя!
- Обещаю, господин профессор, - отвечал Нед, но таким голосом, который не внушал мне большого доверия. - Обещаю. Ни единого грубого слова не скажу, не выдам себя ни единым движением, ни взглядом. Что бы там ни было - пусть хоть есть не дают, - я словно воды в рот наберу.
- Ну, хорошо, Нед, я верю вашему слову, - сказал я канадцу.
Разговор прекратился, и каждый из нас углубился в свои мысли. У меня не было никаких иллюзий, несмотря на уверенность Неда Ленда. Я не верил, что при "удобном случае" мы сможем овладеть нашей тюрьмой. Судя по тому, как искусно управляли этой подводной машиной, должно было заключить, что на ней находится очень многочисленный экипаж, значит, в случае борьбы мы бы пропали. К тому же, чтобы вступить в борьбу, надо было быть свободными, а мы сидели взаперти. Как вырваться из этой стальной камеры с герметической дверью?
Нет, если у капитана есть какая-то важная тайна - что казалось мне очень вероятным, - он никогда не позволит нам свободно расхаживать по своему судну! Что он с нами будет делать - швырнет ли он нас в воду или со временем высадит на каком-нибудь необитаемом клочке суши? Ничего нельзя было сказать наверно, и положение наше было незавидным.
Я думал: "Плохо! Благоразумный человек сразу поймет, что это несбыточное дело, только Нед Ленд может еще строить воздушные замки!"
А чем больше раздумывал Нед Ленд, тем больше он свирепел. В горле у него началось какое-то клокотание, словно там застревали проклятия, движения стали порывистыми и конвульсивными. Он вскакивал, метался, как дикий зверь в клетке, яростно топал ногами, колотил в стену кулаками и пятками.
В самом деле, время шло, мы проголодались, а на этот раз никто к нам не приходил.
Если у нашего хозяина нет худого умысла, так ему следовало бы обращать больше внимания на нужды потерпевших бедствие!
А Нед Ленд свирепел все больше и больше. Хотя он дал мне честное слово сдерживаться, я сильно опасался какого-нибудь необузданного поступка с его стороны при появлении хо зяина.
умерло. Оно не двигалось, иначе я почувствовал бы легкое дрожание корпуса при вращении винта. Без сомнения, судно снова погрузилось в морскую пучину.
Это безмолвие было ужасно. Мы были забыты в тюрьме, я не смел и гадать, сколько еще времени нас тут продержат и что из всего этого выйдет. Надежды, зародившиеся у меня после свидания с капитаном, мало-помалу совершенно исчезли. Спокойный, честный взгляд этого человека, великодушное выражение его лица, благородство осанки - все это словно улетучилось. Я начинал представлять себе таинственного незнакомца таким, каким он, вероятно, и был на самом деле - безжалостным, неумолимым, жестоким. Я думал о нем как о человеке, который отрешился от общества, который не имеет, по-видимому, ничего общего с людьми, так какой милости, какого великодушия можно было от него ожидать!
Что хочет этот человек? Уморить нас голодной смертью в этом железном ящике? Что с нами будет? У людей от голоду помрачается рассудок, они делаются способными на все... Мне начали представляться самые ужасные картины...
Вдруг снаружи послышался шум. По металлическому полу гулко отдавались чьи-то шаги. Щелкнул замок, взвизгнули засовы, дверь отворилась, и показался уже знакомый нам стюард.
Консейль попытался вырвать жертву из рук канадца, я тоже бросился помочь ему, но вдруг буквально окаменел, услышав слова, внезапно произнесенные на чистом французском языке:
- Успокойтесь, мистер Ленд, а вы, господин профессор, извольте выслушать меня.