Таинственный остров.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ.
ГЛАВА X

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Герберт в Гранитном дворце. - Наб рассказывает о событиях. - Сайрус Смит осматривает плоскогорье. - Разруха и опустошения. - Колонисты не могут бороться с болезнью. - Ивовая кора. - Смертельная лихорадка. - Топ снова лает.

Пираты, опасность, угрожающая Гранитному дворцу, разрушения на плоскогорье - всё мгновенно было забыто. Заботы о Герберте отодвинули на задний план все остальные дела. Не произошло ли у него из-за перевозки внутреннего кровоизлияния? Журналист не мог ответить на этот вопрос, но и сам он и все его товарищи были в отчаянии.

Герберта на руках перенесли к подножию Гранитного дворца. Он всё ещё был без сознания. Поручив Набу отвезти тележку на плоскогорье Дальнего вида, Сайрус Смит, Пенкроф и журналист поднялись с Гербертом на подъёмнике в своё жилище и уложили раненого в постель.

Журналист стал приводить его в чувство. Наконец Герберт открыл глаза. Увидев себя снова в своей комнате, он улыбнулся. Но слабость его была так велика, что он смог только что-то беззвучно прошептать.

Гедеон Спилет осмотрел его раны. Он боялся, не открылись ли они. Но оказалось, что с этой стороны всё благополучно.

Почему же такая слабость у больного? Почему Герберт вдруг почувствовал себя хуже?

Юноша впал в забытьё. Его лихорадило. Пенкроф и журналист не отходили от его кровати.

Тем временем Сайрус Смит рассказал Набу о всех событиях последних дней, а тот, в свою очередь, - о происшествиях этого утра.

Только накануне ночью пираты впервые показались в окрестностях Гранитного дворца, в лесу, на берегу Глицеринового ручья. Наб, карауливший у птичника, тотчас же выстрелил в пирата, собиравшегося переплыть через ручей. Но в темноте он не мог хорошо прицелиться и, видно, не попал. Так или иначе, но этот выстрел не заставил банду отступить, и Набу пришлось убраться в Гранитный дворец.

Тут он задумался над тем, как предотвратить разграбление плоскогорья. Он решил первым долгом предупредить инженера. Но как? Да и неизвестно было, в каком положении находятся осаждённые в корале. Ведь прошло уже девятнадцать дней с тех пор, как Топ принёс печальное известие об исчезновении Айртона и ранении Герберта. Мало ли что могло случиться за эти дни!

"Что делать, что делать?" - спрашивал себя бедный Наб. Лично ему ничто не грозило. В Гранитном дворце он находился в полной безопасности. Но некому было защищать от пиратов постройки, посевы, птичий двор.

Наб решил тогда, что он обязан предупредить своего хозяина о положении дел и предоставить ему решение вопроса. Он подумал, что умный орангутанг сможет передать записку не хуже, чем Топ. Юп знал слово "кораль", так как часто сопровождал туда колонистов.

День ещё не наступил. Ловкий орангутанг сумеет пройти незамеченным, а если пираты увидят его, то примут за одного из обитателей леса и пропустят.

Наб поспешно написал записку и, привязав её к шее Юпа, подвёл обезьяну к двери Гранитного дворца, спустил на землю длинную верёвку и, указывая на северо-запад, несколько раз повторил:

- В кораль, Юп! В кораль, Юп! В кораль!

Умный оранг сразу понял, что от него требовалось. Он скользнул по верёвке вниз и исчез в темноте, не замеченный пиратами.

- Ты поступил правильно, Наб, - сказал Сайрус Смит. - Но лучше было бы, если бы ты не предупреждал нас...

Говоря это, инженер думал о Герберте, в состоянии здоровья которого перевозка вызвала резкое ухудшение.

Наб продолжал свой рассказ. Каторжники не осмелились показаться на берегу, под окнами Гранитного дворца, - они, видимо, по сей день не знали, какими силами располагают колонисты. Но зато плоскогорье Дальнего вида ничем не было защищено, и здесь они могли дать волю своему инстинкту разрушения, творя зло ради зла. Они ушли с плоскогорья всего за полчаса до возвращения колонистов. Наб поспешил подняться на плоскогорье и, не обращая внимания на опасность, стал тушить пожар на птичьем дворе. Здесь и застали его возвратившиеся колонисты.

Сайрус Смит решил пройти с Набом на плоскогорье, чтобы лично осмотреть разрушения. Гедеон Спилет и Пенкроф остались дежурить у постели Герберта.

По дороге к птичьему двору колонисты не обнаружили нигде следов пиратов. Возникли два предположения: либо пираты покинули плоскогорье, заметив приближение повозки, либо, покончив со своей разрушительной работой, они углубились в лес Якамары и ничего не знают о возвращении колонистов в Гранитный дворец.

В первом случае пираты, вероятней всего, отправились в кораль, теперь никем не охраняемый и обильно снабжённый всеми необходимыми припасами.

Во втором - они вернулись в своё убежище и там выжидают удобного случая, чтобы возобновить нападение.

Нужно было предупредить их и первыми нанести удар. Но состояние здоровья Герберта не позволяло и думать сейчас об этом.

Инженер и Наб вышли на плоскогорье. Вид его был поистине ужасен: посевы были вытоптаны, зёрна из почти созревших колосьев осыпались на землю, огород был уничтожен. К счастью, в Гранитном дворце хранились запасы семян, которые позволяли поправить эту беду.

Мельница, птичий двор, конюшня онагров - всё было уничтожено огнём. Несколько испуганных животных бродили по плоскогорью. Птицы, укрывшиеся от огня на берегах озера, теперь понемногу возвращались на привычные места... Здесь всё нужно было строить заново.

Только побледневшее лицо Сайруса Смита выдавало кипевший в нём гнев. Но он не произнёс ни слова. Кинув последний взгляд на разорённое, ещё дымящееся плоскогорье, он вернулся в Гранитный дворец.

Следующие дни были самыми грустными из всех проведённых колонистами на острове.

Герберт с каждым днём становился всё слабее. У него начиналась какая-то новая болезнь, и Гедеон Спилет чувствовал, что он бессилен бороться с ней.

Герберт всё время был в забытьи. Временами он бредил. Единственным лекарством, которым располагали колонисты, были прохладительные настойки. Но они не помогали.

Температура вначале была невысокой, но вскоре у больного начались приступы лихорадки, во время которых жар был очень силён.

6 декабря у Герберта был особенно сильный приступ, длившийся почти пять часов. По его телу пробегали частые судороги, пульс стал слабым, чуть заметным. Жажда непрерывно томила больного. Затем резко повысилась температура. Лицо загорелось, пульс участился. Потом выступил холодный пот, и жар стал спадать.

Гедеон Спилет не сомневался теперь, что у Герберта началась перемежающаяся лихорадка; следующий приступ уже представлял грозную опасность для жизни юноши.

- Для того чтобы предотвратить этот приступ, нужно какое-нибудь жаропонижающее средство, - сказал журналист Сайрусу Смиту.

- Но какое? - спросил инженер. - Ведь у нас нет здесь хинина.

- Но зато на берегу озера растут ивы. Кора этого дерева иногда может заменить хинин.

- Попробуем сейчас же дать ему ивовую кору, - ответил инженер.

Действительно, ивовая кора обладает рядом свойств, позволяющих применять её вместо хинина. Правда, действие её значительно слабее, особенно когда пользуются ею в натуральном виде, а не извлечённым из неё алкалоидом - салициловой кислотой.

Сайрус Смит сам пошёл к озеру и срезал кору с ивы. Вернувшись в Гранитный дворец, он растёр кору в порошок, и в тот же вечер эти порошки были даны Герберту.

Пенкроф уже стал надеяться, что болезнь проходит. Но Гедеон Спилет молчал. Он знал, что приступы могут быть не ежедневными, а наступать через день. Поэтому он с большой тревогой ждал наступления следующего дня.

Кроме того, он заметил, что в промежутках между приступами Герберт чувствует себя разбитым, голова у него тяжёлая и он часто впадает в бессознательное состояние. Наконец, ещё один симптом, выявившийся в конце дня, встревожил до последней степени журналиста: у Герберта стала болеть печень.

К ночи он стал бредить, и температура снова поднялась.

У Гедеона Спилета опустились руки. Он отвёл инженера в уголок и сказал ему:

- У Герберта злокачественная лихорадка.

- Не может быть, Спилет! Вы ошибаетесь! - воскликнул инженер. - Злокачественная лихорадка не начинается так внезапно! Ею надо заразиться...

- Нет, я не ошибаюсь, - ответил журналист. - Герберт, очевидно, заразился ею на болоте Казарки, и болезнь только теперь проявилась. Первый приступ он перенёс. Если будет второй приступ и мы не сможем предотвратить третьего, то... он погибнет!

- Но ивовая кора?

- Это недостаточно сильное лекарство. Нужен хинин. Если не предупредить третий приступ злокачественной болотной лихорадки, смертельный исход неизбежен!

Хорошо, что Пенкроф не слышал этого разговора. Он сошёл бы с ума!

Нетрудно представить себе, в каком волнении инженер и журналист провели этот день, 7 декабря, и следующую ночь.

Примерно в полдень у Герберта начался второй приступ. Состояние больного было ужасным. Юноша чувствовал, что он погибает. Он умоляюще протягивал руки к Сайрусу Смиту, к Гедеону Спилету, к Пенкрофу. Он не хотел умирать... Сцена была настолько тяжёлая, что Пенкрофа пришлось увести насильно...

Приступ продолжался пять часов. Ясно было, что следующего приступа Герберт не перенесёт.

Ночь была ужасная. Герберт бредил так, что у колонистов сердце обливалось кровью. Он боролся в бреду с пиратами, звал Айртона, призывал таинственного покровителя острова, образ которого преследовал его. Потом он впадал в полную прострацию, и жизнь, казалось, вот-вот оставит его совсем. Несколько раз Гедеон Спилет думал, что бедный мальчик уже умирает.

На следующий день, 8 декабря, Герберт был страшно слаб. Его похолодевшие руки бессильно лежали поверх одеяла. Колонисты заставили его принять несколько порошков из ивовой коры, но сами они мало верили в их действие.

- Если до завтрашнего утра мы не найдём какого-нибудь сильнодействующего жаропонижающего средства вроде хинина, - сказал журналист, - Герберт погиб!

Наступила ночь, вероятно, последняя для этого славного, умного и доброго юноши, которого так любили все колонисты. А единственного лекарства, которое могло бороться со злокачественной лихорадкой и победить её, у колонистов не было.

С наступлением ночи Герберт снова стал бредить. Он уже не узнавал никого. Лоб его пылал от жара.

Проживёт ли он до завтрашнего дня, до третьего приступа, который непременно должен был убить его? У него не было больше сил. Организм его больше не сопротивлялся болезни. В промежутках между приступами бреда юноша лежал без движения, и сердце его билось слабо-слабо.

Около трёх часов утра Герберт вдруг дико вскрикнул. Казалось, у него началась уже агония. Наб, дежуривший у его постели, в испуге бросился в соседнюю комнату, где проводили бессонную ночь его товарищи. В эту минуту Топ как-то странно залаял. Колонисты вбежали в комнату. Пенкроф схватил в объятия умирающего юношу и не дал ему соскочить с постели на пол. Гедеон Спилет взял Герберта за руку и с трудом нащупал еле бьющийся пульс.

умирающего.

Вдруг Пенкроф вскрикнул и указал рукой на какой-то предмет, лежащий на столике.

"Сернокислый хинин".